– Мисса, что, между вами с Джастином что-то произошло, что… – Я просто хочу жить, Ба. Почему люди не позволяют мне просто жить? – Ну, хорошо, – согласилась Рабия. – Прости меня, милая. Ведь я ехала сюда совсем не для того, чтобы обсуждать тебя и Джастина. – Тогда для чего ты приехала? – Я сегодня поговорила с Динь. После двух посещений детективов из полиции Метрополии ты могла не сомневаться, что я переговорю с этой девочкой, прежде чем натравить их на нее, как стаю псов… Мисса посмотрела на Рабию, но открытое и искреннее выражение ее лица ничуть не изменилось. – И что она сказала? – Я застала ее врасплох. Хорошо, что ты не позвонила ей после нашего с тобой разговора, – она не имела ни малейшего представления, что ей делать или говорить, когда я обвинила ее в использовании нашего имени в беседах с мистером Дрюиттом. Если б ты ее предупредила, то у нее было бы время подготовиться. Она могла бы придумать сколько угодно историй по поводу своих семи встреч со священником. Со своей стороны, я бы сразу поверила ей, если б она объяснила, что наше имя было необходимо ей для того, чтобы ее разговоры с Дрюиттом не могли связать с ней напрямую. Но, как оказалось, она стала отрицать сам факт этих встреч. А когда я надавила… Наверное, точнее всего ее состояние можно описать словами «она просто развалилась». – Но ты же поймала ее на лжи, – заметила Мисса. – Скорее на том, что у нее не было времени придумать эту ложь. Короче, в конце концов она посоветовала мне поговорить с тобой. И вот я здесь. Но прежде ты должна знать, что часть нашего с Динь разговора происходила на улице. К сожалению, на глазах детективов из Нового Скотланд-Ярда. Почему они оказались там – не знаю. Но то, что они там были, значит, что теперь Динь у них под колпаком. Когда я говорила с ними в последний раз, они интересовались, почему моего телефона нет в журнале телефонных вызовов мобильного Дрюитта. Я тогда еще подумала, что за мое объяснение мне вполне можно присудить премию БАФТА[176], но теперь, после того как они увидели меня с Динь, я в этом сомневаюсь. Так что ты хочешь рассказать мне, Мисса? Спрашиваю потому, что ты обязательно что-то расскажешь, и мне хотелось бы услышать правду. Сказав это, Рабия стала ждать. Во время ожидания она обдумывала причины, которые могли заставить Миссу встретиться с церковнослужителем семь раз перед тем, как уехать из Ладлоу. Рабия не могла не признать того, что на девочку давила ее мать с требованием не бросать колледж, когда она в первый раз решила сделать это в декабре, да и сама Рабия назвала эту идею совершенно сумасшедшей. Ее друзья и преподаватели в Вестмерсийском колледже тоже, без сомнения, присоединились к этому осуждающему хору. Так что после того, как она вернулась в колледж после Рождества, не оставив при этом идеи бросить его, вполне логичным выглядело ее желание найти кого-то, с кем она могла спокойно и не торопясь обсудить создавшуюся ситуацию. Это должен был быть человек, не имеющий к происходящему никакого отношения, а разве священник не был в этом случае идеальной кандидатурой? Конечно, был. Кроме того, разве Мисса не имела права на то, чтобы принять это решение самостоятельно? Конечно, имела. Так кто, черт возьми, может ругать ее за это? – Мистер Дрюитт позвонил мне сам, – сказала Мисса. Такого начала Рабия никак не ожидала. – Священник позвонил тебе сам? – Он сказал, что ему сказали, что мне нужен кто-то, с кем я могла бы поговорить о своем уходе из колледжа. Думаю, что его послал ко мне мой тьютор. Понимаешь, он был против. Так же, как и все остальные. – Дрюитт был против? «Ничего себе загогулина», – подумала Рабия. – Мой тьютор был против. Я рассказала ему, что собираюсь уходить, а он считал, что я слишком тороплюсь. – И поэтому он натравил на тебя священника? – Именно так все и произошло. Мне кажется, он думал, что я смогу лучше во всем разобраться с помощью… я не знаю. Человека, посвятившего себя Богу? – Но так как ты сейчас здесь, мистер Дрюитт, очевидно, поддержал идею бросить колледж. Это так? – Рабия постаралась, чтобы вопрос прозвучал небрежно, потому что самоубийство этого человека было свершившимся фактом. А Мисса уехала из Ладлоу вскоре после этого. – Полиция тебя вычислит, Мисса. – Но ты же говорила, что сказала им, что это ты встречалась с Дрюиттом. – Правильно. Но от Динь такого подарка можешь не ждать. А они наверняка захотят поговорить с ней после того, как сегодня видели нас вместе. – Хорошо. Я все поняла. Кроме одного – какое отношение все это имеет к самоубийству? – Полагаю, что, среди всего прочего, они захотят узнать, каковы были ваши отношения накануне его смерти. Ты готова рассказать об этом? Пока Мисса обдумывала сказанное, ее рука непроизвольно сжалась в кулак, который смял бумажную салфетку. – Мои отношения с ним? – переспросила она. – Если между вами что-то было… – Не понимаю. Что это могло быть? – Мисса, я не знаю. Но наше имя появлялось в еженедельнике этого человека так часто, что это вызвало подозрение у полиции. А так как они приехали в Ладлоу по поводу его самоубийства, логично предположить, что здесь они решат выяснить причины, которые привели его к нему. – Но это не может быть как-то связано со мной. Мы говорили только о колледже и универе. – Тогда так ты им и ответишь, если тебя спросят. Правда, в этом случае возникает простой вопрос – почему ты не сказала мне об этом, когда я звонила тебе? – Рабия замолчала в ожидании ответа. Здесь было что-то еще. Она видела это по напряженному телу Миссы. И осторожно продолжила, хотя ее недовольство внучкой все росло и росло: – А если существует какая-то другая причина, Мисса, то ты должна будешь назвать ее полиции… если, как я уже сказала, детективы возьмут тебя в оборот. – Других причин нет, – заверила ее Мисса. – Просто я наконец-то стала самой собой, Ба. Я стала тем, кем я стала, и вовсе не хочу продолжать оправдываться за свои решения. И ничего другого я к этому добавить не могу. С этими словами она встала. Ее перерыв закончился, и пора было возвращаться в мастерскую. «Все хорошо, – заверила она, – все хорошо и со мной, и в жизни, и вообще…» И ее бабушке совсем не обязательно врать полицейским, чтобы защитить ее от них. Если они захотят задать ей вопросы по поводу мистера Дрюитта, она с удовольствием все им расскажет. – Он не сделал ничего, кроме как попытался помочь мне принять решение, – сказала Мисса. – В тот момент мне нужен был хоть кто-нибудь, с кем я могла бы поговорить, и он оказался этим человеком, Ба. Колбрукдейл, Шропшир Работая в своей клинике, Ясмина Ломакс ежедневно старалась не смотреть туда, где в аптеке трудился ее муж. И бóльшую часть времени ей это удавалось, потому что она бывала по горло занята своими маленькими пациентами и их родителями. Поэтому женщина могла убедить себя в том, что Тимоти не ворует опиаты. А еще в том, что ей не о чем больше беспокоиться, потому что он смог резко завязать с выпивкой сразу же после рождения Миссы. И тогда у нее появлялась уверенность, что со временем он опять найдет дорогу к ней, так же как и она найдет дорогу к нему. Она не могла представить себе, во что превратится их жизнь, если этого не произойдет. Сложности возникли у них еще до того, как умерла Янна. Они были слишком молоды, когда встретились. Ясмина была совершенно неопытна – дитя родителей, чей договорной брак оказался неожиданно удачным. Теперь ее родители были уверены, что будет мудро так же подойти и к будущему их дочери. Впервые Ясмина услышала об их планах, когда была с ними в Индии, где кузина рассказала ей о своем собственном договорном браке с человеком, который уже успел изнасиловать и забить до смерти одну жену и сейчас заканчивал делать то же самое со второй. Все заверения родителей, что это было нехарактерно для договорных браков, мало успокоили страхи Ясмины. Но так как родители пообещали, что ни о каком браке не пойдет речи до тех пор, пока Ясмина не закончит своего образования, девушка стала смотреть в будущее с некоторой надеждой. Она не собиралась ни с кем заводить шашни, учась в университете, и была сосредоточена лишь на своих занятиях. И именно этим она занималась, когда встретила Тимоти Ломакса, с его глупыми, слегка торчащими ушами, вьющимися волосами и сияющей улыбкой, увидев которую люди забывали обо всем, даже о торчащих ушах. Он появился после очередной университетской пьянки. Ясмина сидела с учебником в кафе, держа в руках чашку совсем остывшего чая. Он был немного пьян и сразу же признался ей в этом, добавив, что если б не напился, то никогда не набрался бы храбрости подойти к ней. – Вы просто роскошны, – сказал Тимоти. – А таких простых парней, как я, роскошь отпугивает. У нее не было достаточного опыта, чтобы поинтересоваться, была ли эта фраза стандартной в его разговорах с понравившимися ему женщинами, хотя позже она и задумалась над этим. Но к тому времени Ясмина уже успела влюбиться в него по уши, или, по крайней мере, находилась в таком состоянии, когда мозг отключается и работают только инстинкты, которые жестоко разрушают планы на будущее в угоду наслаждениям плоти. Так что она назвала свою страсть к его телу и к тому, что его тело может делать с ее телом, единственным известным ей словом – любовь. Ведь именно его используют во всех фильмах, правильно? А что еще это может быть? Они провели вместе четыре счастливых месяца, прежде чем Ясмина забеременела. Он предохранялся, но стопроцентной гарантии не было. Кроме того, был один-единственный раз, когда желание взяло верх над здравым смыслом – презервативов под рукой не оказалось, но как, черт возьми, она может залететь, если они не собираются закончить акт традиционным способом? В результате последовало изгнание из родной семьи. Появление на свет Миссы, а позже Янны и Сати смягчило для нее эту потерю, а поддержка и доброта Рабии помогли им преодолеть самые большие сложности, связанные с тремя маленькими детьми и двумя карьерными амбициями. Но жить становилось все труднее, несмотря на помощь Рабии. Ясмина была слишком занята своей практикой и подрастающими девочками, чтобы заметить, что их отношения с мужем превратились в набор стандартных телодвижений. Она уверяла себя, что делает все возможное, потому что даже когда валилась от усталости, старалась быть своему мужу хорошей любовницей, считая, что это одна из обязанностей добросовестной жены, доставшихся ей вместе с поспешным замужеством. В конце концов, она выросла в обществе, в котором считалось, что разница в двух хромосомах превратила ее в то, чем она была, – в женщину. Поэтому Ясмина соглашалась с тем, что в ее обязанности входит готовка, уборка дома, купание, кормление и обихаживание детей, еженедельные поездки в магазины и тщательное отглаживание рубашек мужа. А когда он касался в темноте ее бедра или рано утром будил ее, лаская грудь, она уступала его желаниям в надежде, что он быстро кончит и она сможет еще поспать. «И этого достаточно, – говорила Ясмина самой себе, – Тимоти должен радоваться тому, что я могу ему дать». А потом случилась это несчастье с Янной. Идеальный мир вокруг имеет свойство рушиться, когда ребенок серьезно заболевает. И человек, независимо от его вероисповедания, начинает задумываться о том, что Бог наказывает его за то, чем он не был… Не был хорошей матерью. Не был хорошей женой. Вообще ничем не был… Все это напрямую было связано с тем, почему они с Тимоти поставили свою супружескую жизнь на паузу, в ужасе наблюдая, как в черепе их дочери растет щупальценосный монстр. Тот факт, что Тимоти не верил в то, что болезнь может быть наказанием, ни в коей мере не умалял страдания Ясмины. Он не хотел ничего слышать о том, как она – педиатр по профессии, ради всего святого – предала их дочь. Он вообще ни о чем не хотел слышать. К опиатам Тимоти пристрастился во время болезни Янны. Он объяснял это тем, что ему нужно высыпаться, хотя, по правде говоря, хотел просто закрыться от того, что лежало прямо перед ними, – от разрушающего душу горя из-за потери ребенка. В диагнозе Янны таилась страшная правда, хотя команда ее лечащих врачей и постаралась, как это и должно было быть, сделать хорошую мину при плохой игре. Они дали дочери пять лет в случае энергичной терапии и восемнадцать месяцев в том случае, если пустить дело на самотек. Но смертельный исход был неизбежен. Он всегда неизбежен, независимо от возраста и здоровья больного. Очень, очень, очень жаль. Ясмина думала, люди считают, что смогут восстановиться после кошмара потери ребенка и вернуться хотя бы к подобию того, чем они были до этого. Возможно, с кем-то это и происходило, но только не с ней. Хотя старалась она изо всех сил. Для своих оставшихся двоих детей Ясмина хотела только самого лучшего и заставляла себя быть для них хорошей матерью, оставаясь при этом хорошим педиатром. Но на мужа ее уже не хватало. И вот теперь эта история с Миссой… И все эти перемены, которые произошли с ней и которые ясно показывали ее матери, что ребенка можно потерять не только в случае его смерти. Но все предыдущие потери закалили Ясмину, поэтому, когда очередь дошла до Миссы, она не собиралась сдаваться. Она видела, каким будет будущее девочки, если она, Ясмина, ее мать, не обсудит с ней подробно результаты ее дурацкого решения. – Она сама должна найти свой путь, – возражал ей Тимоти, – и ты за нее этого не сделаешь, как бы ты этого ни хотела. Но если ничего не делать, чтобы положить этому конец, «путь» Миссы приведет ее к тому, что дочь превратится в одну из тех, кого Ясмина каждый день видела в своей клинике, – слишком молодую мамочку со слишком большим животом, сопливым ребенком в коляске и еще одним, цепляющимся за ее юбку. – Именно такой она станет, если свяжет свою жизнь с Джастином Гудейлом, – сказала Ясмина мужу. – А ты не хочешь с этим согласиться, потому что мальчик тебе нравится. Мне тоже, но не в качестве мужа моей дочери. – Если будешь так продолжать, Яс, – ответил ей тогда муж, – она точно выйдет за него замуж. «Интересно, почему он так считает?» – задумалась Ясмина. Ей всегда хотелось только одного: чтобы карьеры ее дочерей не развивались так, как ее собственная, которая была омрачена потерей собственной семьи и неожиданными беременностями. «По крайней мере, об этом им не стоит волноваться», – думала Ясмина. Если только Мисса не залетела во время своей учебы в Вестмерсийском колледже, если только Мисса не сделала аборт, если только Мисса сейчас не мечтает о ребенке… или, может быть, уже носит его под сердцем… или если не это, то… Ясмина понимала, что все эти мысли могут скоро довести ее до психушки. Поэтому, выйдя из клиники, она остановилась у рынка на Билдвоз-роуд и провела там полчаса, двигая тележку перед собой по проходам, в надежде на то, что все, что она сейчас положит в нее, дома волшебным образом превратится в обед. Супермаркет был недалеко от того места на Нью-роуд, где жили Ломаксы. Их крепкий кирпичный дом с окнами с двойными рамами стоял на склоне холма, заросшем плющом и кустарником. Вдоль дома шла узкая тропинка. Она взбиралась по склону в сторону городской церкви, которая располагалась над людной Варфейдж-стрит, ведущей к главной дороге, соединяющей Айронбридж и соседнюю деревню Колбрукдейл. Окна дома Ломаксов выходили на Варфейдж и на реку Северн, которая протекала на юге. У них даже был собственный гараж, но когда Ясмина подъехала к дому, то увидела, что подъезд к нему закрывает машина ее свекрови. Она постаралась втиснуть свою как можно дальше от дороги, после чего собрала все пакеты с заднего сиденья и вошла в дом – далеко не в лучшем настроении. Рабию она увидела за столом на кухне, где та помогала Сати делать домашнее задание. Это разозлило Ясмину еще больше. – Она должна делать его самостоятельно, – заметила женщина своей свекрови. – Тебе нужно погреться в ванне и выпить чашечку чая, милая, – мягко ответила ей Рабия. – А я здесь все сделаю. И, прошу тебя, не забудь пену. – Мне нужно готовить обед, мама. А Сати нужно самостоятельно готовить домашнее задание. Рабия встала из-за стола и, прежде чем забрать у Ясмины пакеты с покупками, нежно потрепала ее по плечу. – Она не сможет его сделать, если не знает как. И потом, какой смысл иметь в бабушках учительницу математики на пенсии, если я не могу ей помочь? – Она просто объясняет мне, – сказала Сати. – Ты же разрешаешь Миссе объяснять, мамочка. – Это потому, что Мисса точно не подскажет тебе ответы, – объяснила Ясмина. – Потом я проверю твою работу, дорогая моя. Хочу надеяться, что она будет написана твоим почерком, а не почерком бабушки. – Успокойся, – сказала Рабия, ничуть не обидевшись. – Я ставлю чайник. А что у нас тут? Ага, баранина. Идеально для приготовления кебабов, и всем нам здорово повезло, потому что кебабы – это единственное блюдо, которое я умею готовить. – Но ведь на Рождество ты готовишь гуся, бабуля, – заметила Сати. – И ростбиф. А еще индейку. – Праздничные блюда готовить легко, – заметила Рабия. – Меня убивает ежедневная готовка – вот почему я живу на томатном супе с тостами. Ну и еще, наверное, на чечевичном, но это когда хочется психануть. Так что давай-ка заканчивай с заданием, и будешь мне помогать, пока твоя мама отмокает в ванне. Я не шучу, Ясмина. Скоро принесу тебе твою чашку, и если к тому времени ты не будешь сидеть в горе пены, я здорово рассержусь.