Ясмина знала, когда со свекровью бесполезно спорить. А так как она еще не придумала, что делать с бараниной и другими покупками, то не возражала, чтобы Рабия превратила их в кебабы. Кроме того, погрузиться в воду будет просто очаровательно. Ванна, чашка чая, тишина, покой… Она уже успела погрузиться в пену, когда поняла, что получит свою ванну и чай, но не все остальное. Рабия постучала в дверь, и когда Ясмина позволила ей войти, появилась не с одной, а с двумя кружками чая. Одну она протянула Ясмине, вторую оставила себе и устроилась на крышке унитаза. – Понятно… – Ясмина даже не попыталась скрыть усталость в голосе. – Этого-то я и боялась. – Ну, ты же не подумала, что я заехала только для того, чтобы помочь Сати с ее домашней работой. Нам надо поговорить – тебе и мне. В Ладлоу направили копов из Лондона, чтобы они разобрались со смертью этого парня-диакона. Ты знаешь, о ком я? Он убил себя в полицейском участке. Ясмина сделала глоток чая. Он был слишком слабым – отличительная черта чая, приготовленного Рабией, потому что та совершенно не умела дозировать заварку в пакетиках. Единственным выходом было, если у нее под рукой оказывался йоркширский чай[177]. Она кипятила воду пару секунд, и заварка становилась такой крепкой, что, казалось, эмаль с зубов вот-вот отвалится. Все остальное в исполнении Рабии напоминало слегка подкрашенную питьевую воду. – Но вы же, мама, не для того приехали, чтобы рассказывать мне о лондонской полиции, – предположила Ясмина. – А про этого «парня-диакона» я действительно слышала. О нем писали повсюду. – Не писали лишь о том, что с ним ассоциируется фамилия Ломакс, – рассказала ей Рабия. – А так как я своей фамилией в этом контексте не пользовалась, то решила, что ею воспользовалась Мисса. Она говорила тебе, что знала его? Нет? Скажу больше – фамилия Ломакс упоминается в еженедельнике диакона семь раз. То есть она встречалась с ним регулярно. Кстати, детективы из Скотланд-Ярда были у меня уже во второй раз, так что что-то там происходит, и, на мой взгляд, довольно серьезное. Мне удалось их отогнать, но сейчас я уже сомневаюсь, что это надолго. При этих словах Ясмине захотелось вылезти из ванны, но природная скромность не позволила ей сделать этого – свекровь знала, что делала. Рабия не зря предложила ей воспользоваться пеной. Теперь Ясмина была покрыта только ей и, таким образом, стала заложницей их беседы. Все, что ею оставалось, – это смотреть на Рабию: на это изящное лицо без единой морщинки, честные карие глаза и стройное тело бегуньи на длинные дистанции. А думать она могла лишь о том, что Мисса лгала ей месяц за месяцем, и каждый раз, когда Ясмине казалось, что она наконец докопалась до самого главного, оказывалось, что она вообще ничего не знает. – А вы говорили с Миссой? – спросила она. – Прежде чем приехать сюда, я заскочила в этот викторианский музей. Поговорила с Джастином и с ней. Кстати, он говорит, что никогда не возражал против того, чтобы Мисса училась в колледже и университете. Мне показалось, что, по его мнению, согласие с колледжем и универом – это… как же это называется… Такое псевдорелигиозное слово… Ага – это то, что поможет ему получить твою имприматуру[178] на брак между ним и Миссой. – А что сказала Мисса? – Об этих рандеву со священником? Сначала она попыталась убедить меня, что нашим именем воспользовалась ее подруга Динь. После того как мы закончили с этой небольшой сказкой, она сказала, что кто-то натравил его на нее, чтобы отговорить от ухода из колледжа. Она думает, что это был ее тьютор. И говорит, что он, как и ты, был против ее ухода, и когда этот священнослужитель – его звали Дрюитт – с ней связался, она решила, что это дело рук тьютора. Это так? Ясмина понимала, почему Рабия задает ей этот вопрос. И понимала, что ее ответ свекрови не понравится. Но правда лежала где-то посередине между тем, что Ясмина сделала, и тем, что после этого произошло, поэтому она призналась: – Да, я говорила с ее тьютором, мама. Мисса постоянно меняла свою историю. У меня не было выбора. – О какой истории идет речь? О том, почему она хотела уйти из колледжа? – Сначала она сказала, что это все из-за Сати и из-за того, что Сати нужно, чтобы она была дома после… Ясмина все еще никак не могла произнести эти слова. И попыталась скрыть свою неспособность поставить точку в этой вызывающей мучительную боль смерти тем, что осторожно отставила свой чай в сторону. Вместо чая взяла в руки мыло, как будто собиралась мыться. – Это случилось на Рождество, и мы с Тимоти смогли отговорить ее. Но после того, как вернулась в Ладлоу, чтобы сделать вторую попытку, Мисса стала жаловаться на голову. Говорила, что не может сконцентрироваться. Она была уверена, что у нее развилась не то дислексия[179], не то синдром дефицита внимания[180], потому что перестала понимать свои научные работы. Говорила, что обязательно провалится. Я попыталась объяснить ей, что такое возможно лишь при серьезной травме головы, но она, естественно, не хотела этого слышать. Просто хотела вернуться домой. Поэтому я поговорила с ее тьютором. Так что да, мама, я уже знаю об этом. Мисса вышла бы из себя, узнай она о моем вмешательстве. Поэтому я попросила его не говорить ей о том, что мы с ним были на связи. Но это и не имело смысла. Мисса сама уже успела поговорить с ним, и он был так же обеспокоен, как и я. Наверху стопки только что отглаженных полотенец лежало одно из фланели, девственной чистоты. Рабия протянула его Ясмине со словами: – И он… что? Позвонил викарию? – Он сказал, что говорил с советником колледжа. Я испугалась, что она не успеет поговорить с Миссой до того, как девочка бросит колледж, поэтому узнала ее имя и сама позвонила ей. Наговорила на автоответчик. Дважды. Вот и всё. Она так и не перезвонила. Рабия кивнула и, просчитав все возможные варианты, спросила: – А Тимоти знает обо всем этом? Ясмине не понравилось то, что было скрыто в этом вопросе. – У меня нет секретов от Тимоти, – ответила она. И не смогла не добавить с сожалением: – А вот у него такие секреты есть, Рабия. «Рабия» вместо «мама» говорило о том, что если ее свекровь захочет поговорить об этом, Ясмина с удовольствием это сделает, но беседа будет очень непростой. – Мы сейчас не Тимоти обсуждаем, – заметила Рабия. – Он должен сам справиться с тем, что грызет его изнутри… и мы не можем заставить его это сделать. – Поверьте мне, дело зашло гораздо дальше, чем единичные срывы, – сказала Ясмина. – Но вы не волнуйтесь. Мы будем продолжать копаться в этой грязи, пока кто-то не пересчитает свои таблетки и не начнет задавать вопросы. – Увидев боль на лице Рабии, она добавила: – Мне жаль, мама. Очень жаль. Но это все из-за вашего вопроса… Нет, позвольте мне все-таки ответить. Я сказала Тимоти, что собираюсь сделать, – что я буду звонить тьютору Миссы. А он сказал, что я вмешиваюсь в ее жизнь. И когда она все-таки ушла в марте из колледжа, он во всем обвинил меня. Сказал, что это я ее заставила. Что если б я дала ей возможность разобраться во всем самой, она приняла бы правильное решение. И все было бы хорошо. – Ну, это прямо сказка какая-то, – сказала Рабия. – Если так, то сказочник – Тимоти, – ответила Ясмина. Аллингтон, Кент Как и предполагала Изабелла Ардери, поездка в Кент оказалась совершенно жуткой, принимая во внимание время дня и его близость к Лондону. И хотя это не стало для нее новостью, ее нервы все-таки не выдержали транспортных пробок. Поэтому Изабелла свернула на площадку для отдыха и попыталась успокоиться. Она попробовала технику глубокого дыхания, чтобы освободиться от мыслей, не дававших ей покоя: начиная с того, какая хрень случилась во время поездки в Ладлоу, продолжая хренью, происшедшей с ее замужеством, и заканчивая хренью, в которую она превращает свою жизнь. Ардери сидела неподвижно, пытаясь переключить эмоции на свое тело, чтобы они не добрались до ее голосовых связок, от чего она просто завизжала бы. Вцепившись в руль, суперинтендант смотрела на медленно ползущий мимо нее транспорт. Надо было ехать на поезде. Он был бы забит под завязку, но, по крайней мере, доставил бы ее в Мэйдстоун без того, чтобы испытывать ее на прочность. Именно сейчас Изабелла не могла себе этого позволить. Ей были необходимы все ее силы, чтобы в итоге добраться до дома Боба, где, согласно договоренности, она могла побыть с близнецами наедине. Правда, беседа состоится у них в саду – на тот случай, если Джеймса опять «захлестнут эмоции», как это назвал Боб. Изабелла была готова принять и это условие, потому что для нее самой важной была возможность пообщаться с детьми. Перед тем как выехать с работы, она выпила для храбрости. После этого прошла в комнату для дам, где дважды почистила зубы, прополоскала их и поработала зубной нитью – в результате чего ее дыхание пахло только мятой, в чем Изабелла смогла убедиться, выдохнув в ладонь. Кроме того, она пожевала мятную жвачку и рассосала мятную таблетку, пока ехала в машине. Но этот кошмарный трафик все-таки достал ее. И вот сейчас, остановившись на площадке, Ардери испытывала непреодолимое желание и растущую потребность – она не могла думать ни о чем другом, как бы ни старалась. У нее с собой было. Как всегда – в перчаточном ящике. Там же лежала зубная щетка, паста и полоскание. А это – Изабелла была в этом уверена – значило, что она может… Ардери сказала себе, что не сделает этого. Она выехала с площадки, как только заметила просвет между машинами, и двинулась дальше. Однако через двадцать минут увидела вывеску «Велком брейк». А так как было уже поздно, она проехала на парковку и оттуда позвонила Бобу с мобильного. Разговор получился очень коротким, и экс-супруг был довольно мил. Она сказала ему, что движение оказалось гораздо хуже, чем она предполагала, поэтому в Аллингтон приедет несколько позже, чем она надеялась. «Всё в порядке!» – заверил он ее. С трафиком действительно ничего не поделаешь. Закончив разговор, Изабелла уставилась на здание «Велком брейк». Оно показалось ей громадным, и она знала, что где-то там, внутри, продается еда и можно выпить кофе. Но кофе или чай только еще больше вздернут ее нервы. Так что она решила поискать какую-нибудь еду. Хотя внутренне Ардери не могла даже думать о еде, кофе, чае или своих нервах. Ведь когда дело доходит до нервов, то сколько реально требуется времени, чтобы их успокоить? Все, что ей надо, у нее с собой, здесь, в машине. После двух – или, может быть, трех – маленьких бутылочек водки… Нет, только не трех. Она еще не дошла до крайней точки. Двух будет достаточно, потому что после них прекратится дрожь в руках, которая может испугать мальчиков, особенно если она будет сильнее – тут она подняла руки перед собой, – чем сейчас. Так быстро, как это только было возможно, Изабелла опрокинула две бутылочки водки. Подождала, пока та усвоится, и попыталась закрыть перчаточный ящик до того, как ей в руки попадется третья. Но в последний момент достала и ее. И выпила, ощутив колоссальное облегчение. Так как все остальное было у нее с собой, она заперла машину и прошла в здание, где разыскала дамскую комнату. Здесь вновь почистила зубы, обработала их нитью и прополоскала рот – так же, как сделала это в Скотланд-Ярде. Покончив с этим, Изабелла зашла в крохотное заведение в «Маркс и Спенсер»[181] и купила себе на обед маффин[182], который и съела по дороге к машине. Теперь она чувствовала себя на все сто. Боб и Сандра жили недалеко от шлюза на реке Мидуэй, и когда Изабелла припарковалась перед их большим, с укосинами, коттеджем, крытым черепицей, она постаралась не сравнивать его со своим собственным жильем в полуподвале к югу от Темзы. Там она была зажата между Вандсуортской тюрьмой Ее Величества и Вандсуортским кладбищем. Здесь дом стоял посреди фруктового сада, в тени огромного граба, и перед ним был роскошный вид, которым можно было наслаждаться, сидя в саду. Вымощенная плиткой дорожка, по которой она шла к дому, была чисто выметена, а по обеим сторонам от нее располагались клумбы с желтыми, розовыми и белыми цветами. Подойдя к крыльцу, Изабелла тайком проверила свое дыхание и поправила волосы. Поправляя их, она заметила, что потеряла где-то одну сережку, что было очень непросто сделать, потому что уши у нее были проколоты. Она быстро сняла вторую, прежде чем позвонить в звонок, располагавшийся на кованом столбике, который обвивал такой сочный плющ, что он казался съедобным. Дверь открыл Лоуренс. – Мама приехала, Джеймс! – крикнул он, обернувшись через плечо. За его спиной сразу же возник Роберт со словами: «А вот и ты». Изабелла заметила, что он исподтишка ищет в ней признаки опьянения. Сандра появилась еще до того, как гостья успела пройти в дом. Ардери дружески поздоровалась с ней, но не могла не искать глазами Джеймса. Лоуренс еще раз позвал брата, и тот наконец показал лицо из-за притолоки двери, которая вела в столовую и за которой он по каким-то причинам решил спрятаться. – Поздоровайся же со своей мамой, милый, – сказала Сандра, прежде чем Изабелла успела заговорить с ним. Она предложила мальчику руку, за которую тот ухватился, а потом обняла его за худенькое плечо и прошептала ему на ухо что-то, чего Изабелла не смогла разобрать. Она изо всех сил постаралась побороть свое негодование, потому что ей самой хотелось схватить сына – своего, а не Сандры – и прошептать ему что-нибудь на ухо, хотя она и не знала, что именно. – Привет, дорогой, – сказала она вместо этого. – Мы с Лоуренсом собираемся поболтать в саду. Пойдешь с нами? – Когда он ничего не ответил, Изабелла заставила себя сдержаться и добавила только: – Что ж, если соберешься, приходи. Боб посмотрел на обеих женщин, прежде чем пригласить Ардери: – Сюда, пожалуйста, – как будто она не знала, где находится сад. Однако Изабелла послушно пошла за ним, одной рукой обнимая сына. – Тебе уже хочется в Новую Зеландию? – спросила она у него. Пока они шли через гостиную, Ардери увидела множество коробок для багажа. Все они находились в сложенном виде, но очень скоро Сандра начнет укладывать в них свой «споуд»[183], добившись наконец полного превращения сыновей Изабеллы в своих собственных. По идеально подстриженной лужайке Боб провел их к беседке, увитой виноградом, в которой стояли стол и стулья. Изабелла заметила, что беседка хорошо просматривается из дома. Еще один укол, который ей придется проигнорировать. Она знала, что Боб будет пытаться давить на нее до тех пор, пока она не сломается. А так как сама она ломаться не собиралась, Изабелла сказала: – Очень мило. Спасибо, Боб, – и с удивлением услышала, как, прежде чем уйти в дом, тот пробормотал: «Сейчас посмотрю, что там с Джеймсом». Лоуренс весело рассказывал о Новой Зеландии, о школе, в которую они будут ходить вместе с Джеймсом, и о том, что самое плохое во всем этом – то, что «у нас не будет летних каникул, Ма. То есть я хочу сказать, что в этом году у нас их не будет. Понимаешь, в Новой Зеландии все наоборот. И летние каникулы у них зимой. То есть ихней зимой. Я хочу сказать, что наше лето – это их зима, а так как у них каникулы уже были, то мы их пропустили. И мне это совсем не нравится». – Но школа вроде хорошая? Она тебе понравится? – Па говорит, что понравится… – Сын взглянул на дом через плечо и признался: – А вот насчет Джеймса я не уверен, Ма. Он ведет себя как ребенок. И сильнее, чем обычно, потому что он вообще-то пока еще полный ребенок. – Иногда то, что легко для одного, может быть трудно для другого, – попыталась объяснить Изабелла. – А мне кажется, что он просто дурак. – Лоуренс пнул ножку стола. Дверь из дома в сад открылась, и в ней показалась Сандра. Она несла в руках поднос, а за ней робко следовал Джеймс, опустив голову так низко, что волосы закрывали ему глаза, а подбородок упирался в грудь. – Я подумала, что в такой прекрасный день от мороженого никто не откажется – весело крикнула Сандра Изабелле. Когда она поставила поднос на стол, Ардери увидела, что хозяйка дома приготовила три порции клубничного мороженого, полив их шоколадным сиропом с орехами и положив сверху по вишенке. А еще она воткнула в каждую порцию по вафельному печенью, которое теперь изящно торчало в сторону. Было видно, что Сандра старается, чтобы Джеймс остался со своей матерью и братом. – Думаю, это поможет, – негромко сказала она Изабелле, а потом обратилась к Джеймсу: – Иди сюда, Джеймс. Ты же не хочешь остаться без мороженого? Помогли радостные крики Лоуренса. Джеймс уселся на стул – «самый дальний от меня», – заметила Изабелла – и стал есть мороженое, зажав ложку в кулаке. Ардери хотела было сделать ему замечание, поскольку он был уже достаточно большим, чтобы знать, как держать ложку, и она сама это видела, – но воздержалась. Изабелла понимала: все, что он сейчас делает, это своего рода шоу. Так что она промолчала, похвалила мороженое и подождала, пока Сандра не ушла. – Ты тоже хочешь ехать? – спросила она у Джеймса, когда Сандра исчезла в неизвестном направлении, где-то по пути к ближайшему окну. – Для тебя Новая Зеландия будет настоящим приключением. Лоуренс говорит, что для вас уже нашли школу. Вы пропустите каникулы, но только подумай, милый: Рождество летом, вместо зимы… Классно, правда? Можно пойти на пляж. Можно устроить барбекю. Совсем не так, как здесь! Но Джеймс все еще отводил взгляд. По сравнению с братом он всегда был более закрытым, однако сейчас это перешло все границы, и Изабелле стало казаться, что он ее просто наказывает, что было совсем несправедливо. – Джеймс, это ты мной недоволен? – спросила она. – Или чем-то еще? Может быть, идея поездки в Новую Зеландию… В это мгновение на них как гром среди ясного неба свалилась полубезумная собака, как будто появившаяся из параллельной вселенной, – и бросилась к столу. Пес был большим, абсолютно черным и невероятно возбужденным – сплошной виляющий хвост, болтающиеся уши и отчаянное желание присоединиться к ним, если не за столом, то где-то рядом. Он жизнерадостно лаял. Носился кругами. Бросался на вазочки с мороженым. И наконец практически сбил Джеймса со стула.