– Это ты о ком сейчас? – Я уже все сказала! Но тебе этого недостаточно. Ты меня не слышишь, потому что ты ничего не слышишь, когда что-то уже решила для себя. – Но я же слушаю. И пытаюсь понять. Я хочу знать, в чем провинилась перед тобой настолько, что тебе пришлось прибегать к помощи диакона. Ведь это ты нашла его?.. – Какое это имеет значение? Нет. Не я. Он сам меня нашел, и я этому рада, потому что он помог мне многое понять. Он объяснил мне, что я должна сделать, и я сделала это. А теперь я хочу остаться одна. Понятно? Оставь меня. С этими словами Мисса натянула на себя одеяло и отвернулась. И Ясмина оставила ее одну, как и хотела дочь. Но их спор еще не закончился, и уверенность в том, что в произошедшем есть нечто большее, чем лежит на поверхности, заставила Ясмину поехать из Айронбриджа в Ладлоу. Здесь она добралась до Брод-стрит, нашла парковку и пешком дошла до Касл-сквер. Пройдя между рыночными палатками, вошла в арку на северо-западной границе площади. В ярком свете прекрасного весеннего дня на арке блестели слова «Вестмерсийский колледж». Позже Ясмина выяснила, что советника Греты Йейтс нет на месте – она отъехала куда-то на совещание. Ей предложили подождать, но не дали никакой гарантии, что миссис Йейтс сможет ее принять, так как ее расписание очень плотное. Ясмина решила рискнуть. Она объяснила, что вопрос у нее очень важный. Прошло сорок минут, прежде чем появилась Грета Йейтс. Как только она вошла в дверь, Ясмина поймала себя на том, что смотрит на нее как врач, наблюдающий за факторами, убивавшими женщину: высокое давление, вес и диабет 2-го типа. Дышала советник тяжело, кровь прилила к ее лицу, а над бровью виднелась пленка пота. Когда Ясмина вошла в кабинет – а это произошло быстрее, чем ее пытались уверить, – к своему списку она добавила еще и рабочую нагрузку женщины. Кабинет производил впечатление того, что его только что покинули бандиты, предварительно вывалив все, что было в комнате – папки, компьютерные распечатки, университетские брошюры, книги и все остальное, – на крышку стола Йейтс или рядом с ним. Из стола Грета достала коробку с бумажными платками. Взяв один, промокнула им лицо и сказала, обращаясь к Ясмине: – Ситуация очень необычная. Второй раз за день меня хотят видеть по поводу вашей дочери, миссис Ломакс. Ясмина не стала исправлять «миссис» на «доктора», что обязательно сделала бы в спокойной обстановке. Тот факт, что кто-то еще приходил к советнику поговорить о Миссе, был гораздо важнее. – А кто же еще? – спросила она. – Двое офицеров из Нового Скотланд-Ярда. Ясмина попыталась сообразить, что все это значит, – то ли Рабия изменила свое решение и рассказала полиции, что между Дрюиттом и Миссой была связь, то ли у полиции появилась другая причина, чтобы поговорить с Гретой Йейтс о ее дочери. Она попыталась притвориться озадаченной и скрыть то волнение, которое испытывала по поводу происходящего. – Надеюсь, вы не откажетесь поделиться со мной, что привело их к вам? У Миссы же нет проблем с полицией, так? Грета Йейтс отрицательно взмахнула полной рукой, один из пальцев которой был украшен кольцом с впечатляюще большим зеленым камнем. – Боже упаси. Они пришли ко мне, потому что я просила мою сестру передать информацию мистеру Дрюитту. В этом не было никакой логики. – Информацию о Миссе? – О том, что с Миссой надо встретиться. Понимаете, – тут она обвела рукой пачки материалов, разбросанных по всей комнате, – тьютор Миссы попросил меня, чтобы я с ней поговорила, потому что она стала отставать в учебе. Осенний семестр закончила хорошо, а вот потом стала… «сдуваться». Думаю, что это самое подходящее слово. Тьютор переговорил с ней в частном порядке и хотел, чтобы я тоже с ней пообщалась. Он сказал, что девочка собирается бросить колледж и у него есть подозрение, что с ней что-то не так. Принимая во внимание ее возраст, он решил, что все дело в делах сердечных, и подумал, что говорить со мной ей будет легче. – Она что, сказала ему об этом? – Она сказала только, что хочет уйти из колледжа. Его это удивило, потому что она, как я уже говорила, успешно закончила осенний семестр. – А что она сказала вам? – Вот об этом и речь. Ее руководитель имел в виду индивидуальные беседы, причем «беседы» во множественном числе. В идеальном мире я могла бы заняться подобными консультациями, потому что именно этому меня учили. Но в моем неидеальном мире мне приходится воевать с целыми кучами всякого мусора – только не надо меня цитировать – в попытках не утонуть в нем. – Йейтс вновь указала на бумаги и папки. – Так вот, – продолжила она, прежде чем Ясмина успела открыть рот, – я знала, что моя сестра сдает комнату священнику. Она говорила, что у него степень по социологии, так что я попросила ее узнать, не возьмется ли он за это. Священник перезвонил мне, и я рассказала ему о Миссе. Если верить полиции, которая была здесь сегодня утром, она встречалась с ним несколько раз. – И тем не менее она все-таки бросила учебу. И ничего не хочет говорить по этому поводу, кроме того, что университет – это не для нее, так что нет смысла ходить туда. Но я ей не верю. Видно было, что Грета ей симпатизирует. – Я вас понимаю. Большинство родителей на вашем месте думали бы так же. Но за долгие годы работы с людьми я поняла, что бывают случаи, когда родительское вмешательство может больше навредить, чем помочь. – Но вы же знаете, что он умер. Я имею в виду этого священнослужителя. И, по-видимому, полиция из Лондона появилась здесь именно из-за этого. – Флора – это моя сестра – говорила мне, что он умер. Она сказала, что это было самоубийство. – Какое-то время Грета сидела молча, глядя на заполненную доску для объявлений, но по ее глазам было видно, что она ее не видит. – И вы думаете, что ваша дочь имела к этому какое-то отношение, так? – спросила она наконец. – Я не знаю, что мне думать. Мисса ничего не объясняет. Я говорила с ней, но она закрывается от меня. Она стала совсем другим человеком. И я не знаю почему. – Ясмина физически ощущала какое-то мерцание в глазах, вызванное постоянно усиливающимся беспокойством. Мисса, колледж, мертвый диакон, будущее, прошлое, смерть Янны, пристрастие Тимоти к наркотикам… Все это вертелось у нее в голове, и ей был необходим кто-то, кому она могла бы объяснить, что дошла до ручки, чтобы этот кто-то или решил вопрос, или разрубил, наконец, этот гордиев узел, или повернул время вспять, или сделал хоть что-то, потому что она больше не знает, что ей делать, и ей нужно, чтобы ей пришли на помощь и сняли с нее груз ответственности… Словно в ответ на рой этих ее мыслей, Грета сказала: – Совершенно очевидно, что с этим надо разбираться. Вы сможете привезти Миссу в Ладлоу? – Она не поедет. Мы с ней… в настоящий момент… – Понятно. А есть кто-то, кто способен ее уговорить? Ясмина задумалась. Такой человек имелся, но его надо будет заставить согласиться действовать против его собственных интересов. – Если вы сможете привезти ее сюда, я с удовольствием встречусь с ней, – продолжала меж тем Грета. – Вполне возможно, что-то отвратило ее от колледжа, и я уверена, что смогу добраться до самой сути. А когда я это сделаю, то предложу ей вернуться, чтобы она могла закончить этот семестр и осенью начать все с чистого листа. – Тут советник подалась вперед и сжала руки, словно в порыве откровенности. – Но вы должны понимать, миссис Ломакс, очень часто все, что требуется в таких случаях, – это просто время, за которое люди взрослеют и начинают лучше понимать, куда они идут и что будет, если они продолжат двигаться в этом же направлении. Правильно ли будет сказать, что вам было очень трудно предоставить ей это время? – Правильно, – ответила Ясмина. – Тогда вам должно быть ясно, что делать дальше. Найдите человека, который сможет уговорить ее встретиться со мной. Пусть он ее уговорит. А потом – как это ни трудно – наберитесь терпения. Мы во всем разберемся. Вустер, Херефордшир Впервые за черт знает какое время Тревор Фриман почувствовал, что ему не просто нужна физическая нагрузка – она ему необходима. Он надеялся, что если нагрузит себя достаточно сильно, то сможет избавиться от мыслей о телефонном звонке сына, последовавшей за этим беседе с женой и том выборе, который ему предстояло сделать. Приехав в «Фриман атлетикс», он сразу прошел к беговой дорожке. Оттуда перешел на тренажер с утяжелениями. Оттуда – на статические тренажеры. И снова на беговую дорожку. Пот лил с него ручьями. Одна из его тренеров прекратила работу с клиентом и подошла к нему на пару слов. «Или вы притормозите, или доведете себя до сердечного приступа», – сказала она. И ему пришло в голову, что сердечный приступ, «скорая» и больница могут быть не самым худшим выходом из сложившейся ситуации. А потом появились полицейские. Тревор удивился, увидев их, потому что не мог понять, как им удалось добраться до него, если только они не приехали к нему в дом, не выяснили, что его там нет, и не поговорили потом с соседями. «Интересно, – подумал Фриман, – а почему они мне не позвонили? К чему эта поездка в Вустер?» Ответ он получил, как только увидел их лица и то, как каждый из них изучает его. Конечно, они не хотели говорить по телефону. Они хотели рассмотреть под микроскопом все его телодвижения, в то время как он отвечает на их вопросы. Когда полицейские попросили о разговоре наедине, Тревор провел их в свой кабинет. Он знал, что от него воняет пóтом, поэтому постарался поплотнее прикрыть за собой дверь. Если им так хочется допросить его, пусть наслаждаются запахом его тела. – Сын звонил мне по телефону, – сказал Фриман офицеру-мужчине. – Вы опять говорили с ним в мое отсутствие, и за это вам придется ответить перед вашим руководством. Вы, вообще, что о себе думаете, ребята, когда врываетесь в спальню спящего ребенка и пугаете его до потери сознания? – Его было трудно застать дома, – пояснил мужчина. «Его зовут Линли», – вспомнил Тревор. – Мы стучали и звонили в звонок, – добавила женщина; Фриман помнил, что она – сержант. – Вы бы посоветовали ему запираться на ночь. А то одному богу известно, кто в один прекрасный момент может оказаться в его кровати, если он не будет за этим следить… – Как я понимаю, его возбудило наше посещение, – сказал Линли. – Если это так у вас называется. А что вы от него ожидали, черт побери? – Он позвонил вам, а не матери? – уточнила сержант. – Странно, ведь она имеет отношение к полиции… И странно, что он не позвонил ПОПу, потому что тот живет неподалеку. – Меня не касается то, что кажется вам странным. – Просто мы никак не можем понять – я и инспектор, – какое отношение полицейский общественного порядка имеет к семейству Фриманов. – Он хороший парнишка. Моя жена приняла участие в его судьбе, что, кстати, является частью ее работы. И я не вижу, как это может быть связано с тем, что вы вломились в спальню моего сына на рассвете. – Я бы не стала называть ПОПа парнишкой. А вы, сэр? – обратилась женщина к Линли. – Он для этого слишком стар, – согласился инспектор. – Да какое, к черту, имеет значение, сколько ему лет? – задал вопрос Тревор. Он никак не мог понять, чего им от него надо и как им удалось так быстро заставить его оправдываться, тогда как именно это он сам хотел сделать с ними. – Тренировочный центр для полицейских общественного порядка находится на территории полицейского управления, в котором работает моя жена. С Газом я и Финн познакомились через нее. – Она что, привела его в дом? – не отставала Хейверс. – Моя жена хотела, чтобы наш сын с ним встретился. Думала, что Газ будет хорошо на него влиять. Вроде старшего брата, потому что у Финна нет ни сестер, ни братьев. С этого все и началось. – И?.. – Что «и»? – И чем все это закончилось? – Вы это уже знаете. Вам не кажется, что вы зря теряете время? – И все-таки мы хотели бы, чтобы вы ответили, – заметил Линли. – Просто мы любим раскладывать факты по полочкам, – пояснила сержант. – ПОП, – продолжил Линли, – рассказал нам – и вы это наверняка знаете, – что вы вместе с ним разработали целый план, как ему следить за вашим сыном в Ладлоу. – Это была идея Кловер, – заметил Тревор. – Она не хотела сама просить об этом Газа. Боялась, что он не решится отказать ей в этой просьбе. Из-за их положения относительно друг друга. – И о каком именно положении идет речь? – Этот вопрос задала сержант. Тревор радовался тому, что его лицо еще оставалось красным после физической нагрузки, потому что мгновенно почувствовал, как тело среагировало на этот двусмысленный вопрос.