Колбрукдейл, Шропшир Когда Ясмина вернулась к вечеру из Ладлоу, Тимоти все еще был в аптеке. Она застала его за отсчетом таблеток антибиотика для пожилого джентльмена, которого направил к нему фармацевт из Брусли, у которого, очевидно, закончился товар. Приготовив таблетки, Тимоти сделал то, что делал всегда: подробно объяснил, как их нужно принимать. Когда он убедился, что старый джентльмен все понял, то положил ему руку на плечо и сказал: – Вы же меня не подведете, правильно? – У меня создается впечатление, что вы тогда с меня с живого не слезете, – сердито ответил пациент. Тимоти пообещал, что это обязательно произойдет, сжал плечо мужчины и отправил его восвояси, а именно к минивэну, в котором его, похоже, ждала дочь. После этого повернулся к Ясмине. – Решила сегодня посачковать? – Тон у него был дружелюбный, и он улыбался той же самой улыбкой, которая уже когда-то свела ее с ума. – И где ты была? В кино? Шаталась по магазинам? – Ездила в Ладлоу. Улыбка исчезла. Он насторожился. – С мамой все в порядке? – Я ездила в колледж, – призналась Ясмина. Прошла минута, прежде чем муж произнес «Ясмина» таким тоном, как будто не мог решить, то ли еще раз предостеречь ее, то ли смириться. Он отошел, чтобы запереть входную дверь. Вернувшись, занялся кассой – открыл ее и вынул ящик, в котором лежали банкноты и монеты. А отставив его в сторону, наконец-то заговорил: – Ты знаешь, что это ни к чему не приведет. – Как ты можешь так говорить, когда не знаешь, зачем я туда ездила? Тимоти достал банкноты из ящика, а из-под прилавка извлек кожаный бумажник на молнии, в который складывал деньги на ночь. – Я не дурак, – сказал он, сложив в него банкноты и добавив к ним монеты. – Если ты ездила в колледж, то это наверняка по поводу Миссы. – Конечно, ты прав. Ясмина провела рукой по прилавку. Его надо было бы хорошенько вымыть, и она задумалась, сказать ли об этом прислуге или, что проще, вымыть его самой, потому что с прислугой она уже говорила дважды, указывая на небрежность, которую та допускала в своих действиях, – казалось, что она не делает ничего, кроме как небрежно протирает пол. – Ясмина, ты должна наконец понять, что такие твои действия только оттолкнут ее от нас. Это элементарная психология. – А я просто хочу удержать ее от того, чтобы она не превратилась в нечто, о чем никогда не помышляла, и не жалела бы потом об этом всю оставшуюся жизнь. Тимоти вздохнул. Разобравшись с деньгами, он перешел к лекарствам. Собрал с полок опиаты и сложил их в пластмассовый контейнер, в котором они, вместе с деньгами, на ночь запирались в аптечный сейф. – В этом-то вся проблема, – сказал Тимоти. – Ты действуешь так, будто видишь будущее, хотя с трудом понимаешь настоящее. – Но я хорошо понимаю свой материнский долг, который заключается в том, чтобы помочь ей выбрать правильный путь в жизни. А так как ты не понимаешь, что это и твой отцовский долг, то мне приходится заниматься этим в одиночку. Муж не стал реагировать на подобное обвинение. Ясмина подумала, что его молчание значит, что он обдумывает ее слова, но Тимоти неожиданно ответил: – Я не должен настаивать на том, чтобы Мисса делала то, что она, совершенно очевидно, делать не хочет, – ответил он. – А ты, кажется, совсем забыл, что когда-то она хотела поступить в колледж. И в университет. У нее были планы на жизнь, а теперь они улетучились. Это не кажется тебе странным? – Не кажется, потому что я в принципе не согласен с картиной, которую ты рисуешь. Тимоти прошел в глубь помещения, где находился сейф. Звуки, доносившиеся оттуда, говорили о том, что он прячет в него деньги и опиаты. Через минуту муж вернулся. Ясмина заметила, что он снял свой халат и теперь остановился прямо перед ней. Сейчас Тимоти был ближе к ней, чем за многие прошедшие месяцы – если не считать того времени, когда они спали в одной кровати, – и женщина заметила, насколько измученным он выглядит, как состарили его последние годы. Носогубные морщины шли от носа к уголкам губ, а оттуда продолжались дальше, к подбородку. Волосы быстро приобретали цвет соли, а не перца[194], а глаза уже не выглядели яркими и заинтересованными. Казалось, что они молят о том моменте, когда он сможет взять в аптеке что-то, что позволит ему провалиться в забытье. Было очевидно, что Тимоти не хочет с ней спорить, но тем не менее он попытался. – У Миссы есть планы. Возможно, они сейчас не те, что были в самом начале, но ты о них знаешь. Просто не хочешь согласиться с ними. – Невозможно измениться до такой степени. Такого попросту не может быть без веской на то причины. – А вот Мисса изменилась, и в этом есть своя логика. Она попробовала поучиться в колледже и поняла, что это не ее. И решила пойти другим путем, о чем рассказала нам в декабре. Она хотела уйти из колледжа и вернуться домой. Но смириться с этим ты не смогла. – Дело не в том, смогла я или нет. Дело в том, чтобы все разъяснить ей. В ее возрасте… – Я не понимаю, почему ты пытаешься убедить во всей этой ерунде саму себя, – прервал ее Тимоти. – Или почему ты пытаешься переписать историю своих отношений с Миссой. Факты есть факты. Ты настояла на том, чтобы она после Рождества вернулась в Ладлоу и попыталась еще раз. Мисса всегда была послушной девочкой – об этом мы можем поговорить с тобой в другой раз, – поэтому сделала то, о чем ты просила. Но если ты хочешь знать правду, то я и тогда считал, и сейчас считаю, что ты, Ясмина, заставила ее подчиниться тебе. Женщина почувствовала, как от обиды кровь бросилась ей в лицо. – То есть ты вот так видишь все произошедшее? – А так все и было на самом деле. – Неужели? У тебя что, мозг окончательно высох от всей этой дряни, которую ты принимаешь каждую ночь, и ты не в состоянии вспомнить то, что реально происходит в твоей семье? – Остановись, Ясмина. Она увидела, как напряглись его руки, которые он держал скрещенными на груди. – И не подумаю, – сказала Ясмина. – Нам давно пора поговорить об этом. Ты каждую ночь дурманишь себя тем, что воруешь из аптеки. И не видишь у себя под носом того, что умоляет о том, чтобы быть замеченным, потому что когда ты не в интоксикации, то начинаешь думать о Янне и не можешь… – Яс, прошу тебя, – Тимоти поднял правую руку, давая ей сигнал, чтобы она остановилась. – …позволить себе пережить все это так, как переживаем это все мы, потому что это действительно ад, и это всегда им было и всегда им будет. Посмотри на меня, Тимоти, на врача, на этого гребаного педиатра, которая ничего не заметила, не обнаружила вовремя, которая не знала, что думать, когда ее ребенок чувствовал себя плохо, потому что заметить, думать и понять значило… Боже, как бы я тоже хотела забыться… И оставаться в таком состоянии все дни и все ночи… А что потом? А потом, ответишь мне ты, будет все то же самое. Жизнь твоей старшей дочери рушится как карточный домик, а ты все твердишь, что «она должна стать тем, кем она хочет стать», что бы это ни значило, поскольку тогда с тебя снимается вся ответственность, правда? И ты можешь опять продолжать дурманить себя… – Я даже слышать этого не хочу. – Тимоти отошел, чтобы включить верхний свет. – Да наплевать мне на тебя. – Ясмина не отставала от него ни на шаг. – Но Миссу я так просто не отдам. – И что же это означает? – Тимоти развернулся к ней лицом. – Грета Йейтс – советник в Вестмерсийском колледже, – пояснила Ясмина. – Она хочет поговорить с Миссой, чтобы понять, что пошло не так. А еще она сказала, что Миссе будет достаточно просто догнать группу, но прежде надо определить причину, по которой она ушла, чтобы помочь ей. – Ты что, вообще не слышишь, что я тебе говорю? – Муж не отводил от нее глаз. – Первое, что пришло мне в голову, это если мы с тобой выступим единым фронтом и… – Ей было трудно говорить. Она замолчала, потом сказала себе самой, что может, и продолжила: – Если мы с тобой выступим единым фронтом – только по поводу того, что Миссе надо поговорить с советником, – она это сделает. – Ясмина, я в эти игры не играю. – Конечно, она согласится, особенно если будет знать, что это просто беседа, от которой ничего не ждут. – Хватит, Яс. – Я уверена, что и Джастин захочет, чтоб она съездила в Ладлоу на эту встречу, особенно если мы правильно построим разговор. Я тоже собираюсь поговорить с ним. Собственно, уже перекинулась с ним парой слов. У меня с ним назначена встреча, и если б ты поехал со мной… – Мир изменить невозможно, – сказал Тимоти. – И я не хочу участвовать в твоей попытке его исправить. – Что, как я понимаю, должно означать, что тебе неинтересно узнать ответ на вопрос «ПОЧЕМУ»? – Тебе виднее, Ясмина. – И Тимоти засмеялся неприятным, лающим смехом. Так что ей пришлось изменить свой план и действовать в одиночку. Позвонив Джастину днем из Ладлоу, Ясмина удивилась, когда он назначил ей встречу на территории музея изразцов. Тот находился в одноименной деревушке Джекфилд, на противоположном от Айронбриджа берегу реки Соверн, к юго-востоку от моста, давшего название городку. Сам музей состоял из нескольких зданий, расположенных на западной оконечности жилого квартала, ближе к верхней границе поросшего лесом склона, который успешно защищал их от частых паводков, заливавших речные берега. Здесь все еще производили некоторые изразцы – вручную раскрашивая и обжигая их в память о расцвете прикладного искусства в период правления королевы Виктории и короля Эдуарда. В самом музее находились тысячи уникальных подлинных изразцов, начиная с тех, из которых можно было сложить целую картину, и кончая теми, которые можно было поставить в качестве украшения на каминную полку, вделать в пол, в крыльцо или в предмет мебели. Но зданий в музейном комплексе было гораздо больше, чем того требовалось, поэтому некоторые из них сдавались в аренду. Ясмина выяснила, что Джастин Гудейл арендовал одно из них и теперь в назначенное время ждал ее перед входом. Рядом с ним стояла молодая женщина в запачканном красками переднике; это указывало на то, что производство изразцов так и не прекратилось. Насколько поняла Ясмина, девушка самозабвенно общалась с Джастином. Последний не мог не замечать этого флирта, но у него, казалось, уже выработался иммунитет на ее улыбки и легкие прикосновения и на то, как она убирала свои волосы цвета осенних листьев, выбившиеся из-под платка, не позволявшего им закрывать ее лицо. Увидев Ясмину, Джастин весело помахал ей, а когда она припарковалась и подошла к нему и его спутнице, представил ей девушку как Хизер Хоукс. Девушка улыбнулась и сказала, что ей уже пора. – Просто подумай об этом, Джас. Миссу я тоже приглашаю. – Я поговорю с ней, – откликнулся молодой человек. – Хотя она и не очень любит шумные сборища. – Тогда приходи один. – Поживем – увидим. Казалось, что такой ответ ее удовлетворил. Когда девушка повернулась и пошла в сторону цеха, в котором раскрашивали изразцы, Ясмина посмотрела ей вслед и сказала: – А она теперь от тебя не отстанет, Джастин. Кузнец широко улыбнулся своей бесхитростной улыбкой, которая сказала Ясмине о том, что он не совсем понимает, что она имеет в виду. – Эта девочка будет счастлива тебя приватизировать, – пояснила она.