Часть 27 из 28 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но, едва взглянув на лицо своего дома, она поняла, что слух ее не подвел: он нарочно это сделал именно в таком порядке. Знал, что после оргазма она будет уязвима, как никогда. Сейчас, когда она ничего не соображает, в глазах туман и все внутри дрожит от пережитого. Когда она так слаба, что трудно даже руку поднять, не то, что сопротивляться. Садист. Садист. Конченный ублюдок. Ну как, боже, как ей не сходить от него с ума?
— Прыгай, — приказал Ник, глядя на нее как сущий дьявол и раскрыл руки, и Тома, сглотнув, прыгнула. С открытыми глазами это теперь ничего не стоило, хотя, возможно, еще в начале этого вечера было бы страшно.
— Она сказала поцеловать ее в задницу, — громко сказал он, неожиданно сильно и больно стягивая волосы в ладони в то время, как сам повернулся лицом к публике — и показал всем девайс, который сжимал в левой руке. Сквозь толпу зрителей пробежал смешок. А потом он показал его ей.
— Черт, — сорвалось с ее губ, когда прямо перед глазами возникла большая резиновая шлепалка с трафаретом в виде поцелуя.
Хрипло рассмеявшись, ее дом потянул за волосы, перегибая ее через барный стул:
— Будет больно. Можешь кричать, — сказал он по-прежнему громко и, не давая ей ни секунды, чтобы прийти в себя, стал наносить обжигающе сильные, безжалостные удары по ее попке, с которой только вчера сошел последний след после порки у нее дома.
Стоя метрах в пяти с Максом, Лиза крепко прижалась к своему дому, не сводя глаз с лица Ника. Большинство взглядов в этот момент было приковано к красным аппетитным ягодицам самозабвенно вопящей Томы, но она знала, что Макс, как и она, находит удовольствие в наблюдении совсем за другими вещами.
— Я никогда не видела, чтобы он порол кого-то так… экстатично, — тихо сказала она, долго подбирая слово.
Макс слегка пошевелился, крепче обнимая ее за талию и кивнул — она это видела, даже не глядя. Пару шлепков спустя он наклонился к ее уху:
— Ник сегодня жжет. Но я, кажется, придумал кое-что еще более экстатичное.
— Быть не может, — отозвалась Лиза деланно равнодушным тоном, но от его слов у нее даже сердце остановилось, а между ног немного заболело.
— О, да. Но я не знаю, выдержишь ли ты.
— Макс…
Его рука скользнула по ее груди и животу, и Лиза мгновенно привалилась к нему, ощущая невыносимую слабость в коленях. Она так долго этого ждала...
— Ты станешь моей у всех на виду?
— Да, — сразу шепнула она в ответ, жадно облизывая губы. Не о чем было размышлять.
— И ты даже не спросишь, что я задумал? — осведомился Макс, захватывая губами край ее уха и нежно лаская его в то время, как его правая рука добралась до холмика внизу ее живота и накрыла его.
— Ваша саба знает, что это бесполезно, мастер, — кротко ответила она с улыбкой.
— А если бы ты знала, что я отвечу?
Лиза повернула к нему голову. Ник с паддлом, Тома и разгоряченная толпа разом исчезли из ее реальности. Макс хотел объявить ее своей. Наконец-то. Интересует ли ее, как именно это будет?
— Нет, мастер. Я вам полностью доверяю, — шепнула она, касаясь губами его шеи.
Макс дернулся всем телом и недовольно отстранился:
— Плохая саба. Ты не смеешь целовать мастера без разрешения.
— Накажите меня, мой господин, — кивнула Лиза, опуская ресницы. Она умело спрятала улыбку, всем видом демонстрируя покорность. Краем глаза она заметила, как Ник закончил сцену, завернул Тому в плед и понес в лаунж-зону — так осторожно и уважительно, словно ему предстояло позаботиться о королевской особе, а не о собственной сабе, которую он только что жестко выдрал по заднице в знак особого неравнодушия.
Лиза снова почувствовала, что видит нечто особенное — и не исключала, что так думал и Макс, задумчиво проводивший парочку взглядом. Но уже через пару секунд он перевел взгляд на нее, так же, как и она, заметно более заинтересованный в том, что происходило в его собственных отношениях:
— Я накажу тебя позже. Сейчас иди наверх и приготовься к сцене, — велел он.
Тремя минутами спустя Макс подошел к стойке и изложил изумленному бармену Диме и двум его помощницам-официанткам распоряжения насчет ближайшей сцены. Все трое отреагировали таким изумлением и, вместе с тем, восторгом, что он невольно снисходительно улыбнулся:
— Кровожадные вы мои.
Устыдившись, обе официантки разом покраснели, и только ко всему привыкший Дима снисходительно улыбнулся: он прекрасно знал, что Макс никогда не причинит настоящего вреда ни одной сабе в клубе, не говоря уже о Лизе. И неважно, какие инструменты он использует для сцены — результат может быть только один: феерический оргазм нижней и также, возможно, у многих зрителей разом.
Когда все трое засуетились, огораживая пространство возле стойки бара, обитатели клуба, было расслабившиеся после сцены с Ником, снова стали любопытствовать и очень скоро по всему пространству, как пожар, распространилась новость о второй сцене в течение получаса. На этот раз никто даже и не пытался начинать своих игр — все потянулись в бар за напитками, в надежде успеть перехватить по коктейлю или чашке кофе перед грандиозным представлением.
За тем, как все суетятся, Максу наблюдать было совсем не интересно — он немного потеснил за стойкой Диму, чтобы сделать два освежающих коктейля, а потом нашел глазами Ника, расположившегося в лаунж-зоне с дремлющей на коленях сабой, и принес ему бокалы.
— Как она? — одними губами спросил он, кивая на Тому. Оба доминанта умиленными взглядами воззрились на нижнюю, спящую в пледе.
— Норм, — улыбнулся Ник, слегка похлопав Тому по попке через плед — и та сразу недовольно заворочалась, чмокнув губами. Мужчины засмеялись.
Пригласив парочку на предстоящую сцену, Макс хлопнул Ника по плечу и сразу исчез, не позволяя задать ни одного уточняющего вопроса. Он направился наверх, чтобы успеть немного поговорить с Лизой наедине перед тем, что произойдет у всех на виду.
Главное шоу ночи началось получасом спустя. Против обыкновения, в полной тишине. Впервые за всю историю Макс не использовал музыку в своей сцене в клубе. Впервые его саба в начале сцены стояла полностью одетой — вся в красном бархате. Ее изящное тело обтягивал вызывающий алый комбинезон, и даже руки по локоть закрывали красные бархатные перчатки. В первые несколько минут, пока шла подготовка, зрители ничего не понимали. В руках Лиза почему-то держала пустые стаканы. Макс почему-то стоял не рядом с ней, а на расстоянии пары метров — напротив. Вокруг почему-то отгородили стульями больше пространства, чем обычно, и никого не подпускали близко к стойке, где стояла Лиза.
Любопытные обитатели клуба во все глаза смотрели, вытягивали шею, с детским любопытством ждали начала, не сводя глаз с Макса. Он сам выбрал для сцены самую обычную свою одежду — свободную рубашку, темные брюки, ботинки. Ничто в его облике не наводило на мысли, какой девайс он собирается использовать, и только когда одна из клубных саб-официанток приблизилась к нему с объемистым пакетом, до многих начало доходить.
А через секунду, когда он опустил руку в пакет, и вытянул за рукоять длиннющий, по сравнению с обычными паддлами и флоггерами, черный кнут, похожий на змею, по клубу пронесся вздох — нечто среднее между вдохом и выдохом. Тяжелый кожаный хвост упал ему под ноги, и стало ясно, что в длину это орудие больше метра.
Кто-то со свистом втянул воздух, кто-то издал утробный звук, кто-то задержал дыхание. Несколько саб даже пискнули от восторга.
Переведя взгляды на лицо Лизы, большинство обитателей клуба убедились, что оно превратилось в маску — такую же непроницаемую, как у ее дома. Впрочем, каждый, как водится, увидел свое, и позже многие до хрипоты спорили: одни утверждали, что она была бледна от ужаса, другие — что румяна от смущения, третьи — будто ее глаза сияли от счастья. Были и такие, кто утверждал, что в этот момент заметил проявления мазохистской натуры, якобы глаза ее как-то по особенному сверкнули от предвкушения.
И лишь немногие продолжали с интересом смотреть на мастера, лишь мельком бросив взгляд на него сабу — среди таких людей был Ник и несколько учеников Макса, а также пара других домов, которые по-настоящему понимали, как сильно он рискует, используя в публичной сцене такой опасный девайс. Особенно с учетом того, что начал учиться его использованию относительно недавно.
Впрочем, большинство зрителей не волновались — почти каждый присутствующий знал, насколько упорен Макс в учебе и как фанатично он относится к мерам безопасности.
Когда Лиза вытянула слегка подрагивающие руки в стороны, задумка стала ясна. На ее ладонях стояли стаканы, которые ему предстояло разбить. Малейшая неточность — и кнут ударит концом по ее ладоням — перчатки не спасут. А грубая ошибка могла изуродовать ей лицо.
Макс медленно опустил голову, не отрывая глаз от сабы, побуждая ее сделать также, прижав подбородок к груди. Лиза молча повиновалась.
Ее руки перестали дрожать и замерли так, словно одеревенели. Макс еле заметно кивнул, осмотрелся вокруг и, продолжая смотреть куда-то в сторону, словно зазевался, сделал первый круговой взмах предплечьем. Черная змея изящным движением взвилась в воздух, и щелчок хлопушки на конце кнута не заставил себя ждать — прозвучал оглушительно в полной тишине — так, что несколько саб даже вскрикнули, но на них тут же зашикали.
Вздрогнули, в то же время, почти все — одна только Лиза не шелохнулась, и тут же до зрителей дошло, что удар ее не коснулся — и не должен был. Когда Макс сделал шаг назад и слегка поднял подбородок, рассеянно поглядев на стакан в ее правой руке, все, кто стояли в первом ряду, даже отшагнули назад. Теперь уже никому не казалось, что расстояние чересчур велико.
Дыхание, казалось, задержали все — только Макс выдохнул совершенно спокойно, легким играющим движением кисти запустив удар в нужную сторону. Лиза лишь слегка дернула рукой, когда стакан слетел с ладони, разбиваясь еще в воздухе, чтобы осколками рассыпаться по полу. Она только чуть-чуть отвела голову влево, но сразу затем Макс нанес такой же быстрый и точный удар по второму стакану.
После второго всплеска стекла все дружно выдохнули. Макс тяжело дышал и стоял, держа кнут за самый кончик ручки, слегка отводя руку в сторону, словно там, на конце полутораметрового черного куска кожи действительно шипела ядовитая змея. Пару вдохов и выдохов спустя кто-то захлопал, и очень скоро аплодировали все, глядя на него влюбленными и восхищенными взглядами: в клубе не хватало домов, которые владели плетью на таком красивом и безопасном уровне. А кнутом до сих пор не владел никто из постоянных обитателей «Сабспейса».
Дернув головой, Макс поднял в воздух левую руку, снова прося тишины. Он смотрел прямо перед собой, на свою сабу, которая смотрела прямо на него. Одними губами он велел ей повернуться, и тогда в зале отчетливо послышалось чье-то «ой», сказанное всерьез напуганным девичьим голосом.
Макс прикрыл глаза и бросил взгляд на Ника, очень серьезно наблюдавшего за ним и все время крепко обнимающего за плечи напряженную Тому.
— Еще одно слово — и кто-нибудь выйдет к барной стойке голым, — рявкнул Ник, слегка повернув голову в сторону ойкнувшей девушки, — пороть буду я.
Толпа позади отозвалась хихиканьем, но больше никто не произнес ни одного междометия, и очень быстро вновь восстановилась полная тишина.
Лиза стояла молча, отступив на пару метров от стойки бара — так, словно отдыхала, а не готовилась к удару. Те, кто стояли рядом, позже готовы были клясться, будто она улыбалась, но сами в это почти не верили.
На этот раз Макс подал сигнал Дмитрию, и бармен подошел, чтобы спустить с подвижной рельсовой конструкции на потолке цепи, а затем закрепил высоко поднятые запястья Лизы в наручах. Переместившись за ее спину, Макс снова отвел руку с плетью в сторону, и наступила мертвая тишина. Черное тело крученой полоски кожи снова взвилось в воздух и на этот раз изогнулось совершенно иначе — а затем словно обняло тело сабы изящным охватом.
Следующим звуком, который разорвал эту тишину, стал новый оглушительный хлопок — а за ним, с минимальным опозданием, раздался первый стон Лизы. Утробный, полный тихой муки. В том, что ей на этот раз было больно, сомневаться не приходилось. В том, что эта боль была довольна сильна — тоже. Она получила удар и спереди, и сзади одновременно.
Под десятками завороженных взглядов Макс мягкой походкой приблизился к своей нижней и что-то тихо сказал, почти касаясь щекой ее щеки. Лиза также тихо что-то ответила. Макс кивнул и отошел, возвращаясь на то же место.
Пара ударов, которые последовали за этим, привели публику в состояние легкого шока, смешанного с сильным возбуждением. К четвертому удару общее состояние достигло отметки экстаза. Домы шумно дышали, сабы дрожали, кто-то тихо постанывал и вскрикивал с каждым хлопком кончика плети о ягодицы Лизы, с каждым обвитием черного толстого хвоста вокруг ее талии. Черный на красном.
Изящество и безжалостность. Ласкающий охват на вид — обжигающая боль на деле, которую каждый раз выдавали и ее стоны, и слезы, текущие по лицу. Неспешность этих ударов сводила всех с ума. Под конец порки, состоявшей из пяти самых красивых ударов, которые когда-либо видели в клубе, и домы, и сабы стояли с приоткрытыми ртами в состоянии самого настоящего транса, словно Макс навел на весь клуб коллективный гипноз и остался единственным, кто не был ему подвластен.
Закончив, он в полной тишине подошел к стойке, положил на нее кнут, а затем сам разомкнул кожаные наручи на запястьях Лизы и бесконечно бережно подхватил ее на руки. Все такой же неспешной походкой он ушел прочь, унося свою нижнюю наверх — и, несмотря на всю неторопливость, все же успел до того, как все очнулись и изумленно посмотрели — сначала друг на друга, а потом ему вслед. И только тогда снова зааплодировали.
Но Лизу, которая доверчиво прижалась к его груди, эта чересчур шумная реакция уже побеспокоить не могла. Он все рассчитал до малейшей мелочи с одной-единственной целью: позаботиться о ее комфорте после этого нелегкого испытания.
— М...макс, — тихо позвала она, когда они оказались на втором этаже.
— Да, котенок.
— Тебе было хорошо?
— Да, малыш. Ты была великолепна. Очень смелая.
— Потому что с тобой мне нечего бояться, — прошептала она, поднимая лицо, бессознательно ища его губы, хоть и знала, что он не любит целоваться после сцен.
— Ты была изумительна, — тихо повторил он и поцеловал ее, поскольку знал, что она обожает поцелуи. А потом открыл дверь в их комнату, положил ее на кровать и целовал ее целых полчаса прежде, чем снять комбинезон и обладать ею так, словно у них это было впервые.
Эпилог