— Конечно, унизительно. Ради этого все и делается, — снова хмыкнул он и снова с легкостью предотвратил ее попытку вырваться: — Стоп-слова помнишь? — Н… да. Желтый и красный. — Хорошо. Одним движением он поменял позу, опрокинув ее на диван. Глава 4 Ее руки тут же оказались за головой — он крепко удерживал их одной ладонью, а вторую положил на ее грудь. Его колено прижало подол платья, дополнительно фиксируя ее в лежачем положении, и тогда свободной рукой он принялся мучительно медленно ласкать ее, наблюдая за лицом. Тома дважды открывала рот, чтобы что-то сказать, но закрывала, так и не придумав, что. Ей было неловко вот так молча лежать, не шевелясь — она привыкла всегда отдавать партнеру больше, чем получала. Активно ласкать, дарить наслаждение… с прижатыми за головой руками все выглядело так странно. Особенно когда ее тело начало реагировать на ласки, и Тома поняла, что откровенно и очень пассивно наслаждается. С ее губ сорвался стон — потом еще один, когда он немного отпустил подол и задрал его, начиная ласкать между ног. Два пальца бесцеремонно проникли внутрь, в уже очень влажное лоно. — Интересно, это не унизительно? — еле слышно спросил он. — Что? Еле соображая, Тома приподняла ресницы, замирая и настораживаясь от его вопроса. — Когда течешь вот так и стонешь под тем, кто тебя отодрал по попе, — пояснил он, глядя в глаза. С ее лица отхлынули краски, а затем она почувствовала, как кожа в мгновение ока приобрела свекольный оттенок, и даже в глазах полыхнуло красным. Рванувшись из его рук, она только что не зарычала — но дом был готов и засмеялся, удерживая ее: — Идем наверх. Там подерешься со мной. Я дам фору, — явно забавляясь, предложил он. Тома сузила глаза и, изловчившись, вцепилась зубами в запястье — он не сразу успел отодвинуть руку, и на коже остались заметные отметины. Но мастер только снова хмыкнул, и в его глазах что-то блеснуло: — Ах, ты, сучка. Он встал, поднял ее, извивающуюся, в воздух, и закинул на плечо. Мир перевернулся — а висеть, к тому же, было страшно. Но злость перехлестывала: — Пусти. Немедленно поставь меня! — Ага, — сказал он и хлопнул по попе так, что звук выстрелом отозвался в ушах, а боль на несколько секунд парализовала. И это видела и слышала, наверное, добрая половина клуба. А сейчас все зеваки с интересом наблюдают как ее несут кверху попой на второй этаж, словно подстреленное животное тащат в логово охотника. Осознав это, девушка пришла в неописуемую ярость и вцепилась ногтями в его спину. Она старательно царапала все то время, что он тащил ее вверх по лестнице, но получалось плохо — ногти все время проскальзывали по ткани рубашки из-за тряски. А когда вновь оказалась на ногах, в глазах резко потемнело, и времени, чтобы броситься на него снова из удобной позиции, не хватило — уже через несколько мгновений он взял ее за шею и как котенка втолкнул в комнату, захлопнув за ними дверь. Отлетев на несколько шагов, тяжело дыша, Тома злобно уставилась на него. Она плохо соображала, осознавая лишь то, что очень сильно зла и также сильно возбуждена. — Иди сюда, — улыбаясь, позвал дом от двери и поманил рукой. Ее глаза сузились в ответ сами собой: он явно желал отлупить ее еще сильнее, и если она бросится на него с голыми руками, то сразу проиграет. А хотелось обязательно треснуть его хотя бы разок, чтобы почувствовал. Она быстро оглянулась по сторонам, сориентировалась, подлетела к стене с развешанными девайсами и наугад схватила первый попавшийся стек. — Ой, не советую, — тихо сказал он, покачав головой, и сделал шаг в ее сторону. — Я тебя сейчас ударю, — предупредила Тома, раздувая ноздри. — Хорошо. А потом знаешь, что с тобой будет? Он сделал еще один шаг, не спуская взгляда со стека, который Тома держала наизготовку. — Ты меня не запугаешь. — Ага, — сказал он, и внезапно вероломно быстрым движением оказался рядом, перехватывая руку. До обидного легким поворотом он выкрутил ее запястье так, что Тома вынужденно выпустила этот девайс, а затем снова поднял и швырнул на кровать. Вскрикнув, она сгруппировалась, чтобы не упасть на пол, когда матрас спружинил, и вцепилась в покрывало руками, а дом успел сорвать с себя рубашку и сразу затем бросился на нее всем своим огромным телом, придавливая к кровати. Она ожесточенно сопротивлялась еще минуту, пока он полностью не обездвижил: перехватил руки, развел коленом бедра, лег между ними и прижал чуть сильнее: — Сдавайся. Его улыбка бесила и вызывала желание зарычать от бессилия: — Ни за что, засранец. — Ты не можешь так говорить с домом. Поставить тебе кляп? — Не смей. Не смей! Протянув цепь со спинки кровати, он быстро и ловко закрепил ее руки. Потом задрал платье вверх до локтей, оставив ее голой, и широко развел ноги, тоже фиксируя их в цепях. После чего встал, заметно довольный собой, и расстегнул брюки: — Еще одно слово — и будет кляп. Ты можешь кричать и плакать, издавать любые звуки — но чтобы ни слова, ясно? Тома открыла рот и закрыла. Она все еще была в легком шоке от того, что так быстро оказалась перед ним полностью обнаженной. А ее внимание было теперь приковано не столько к его словам и угрожающему тону, столько к члену — красивому, гордо стоящему и довольно крупному. Но как же он ее злил. И все же кляп она не хотела — ей хотелось быть уверенной, что она сможет произнести стоп слово, если что. А потому пришлось молча наблюдать, как он надевает презерватив и снова присоединяется к ней на кровати. — Интересно, что ты сделаешь, если отпустить тебе руки? — с интересом спросил он, сближая расстояние между их лицами до минимального, заглядывая в глаза, — попробуем? Тома раздула ноздри, тяжело дыша, когда он снимал наручники с ее запястий, стаскивал платье. И почти сразу она стала бить его с тихим рычанием — по плечам, груди. Но стоило только попытаться заехать в лицо, как он перехватил обе руки, зажал за головой и переместился, резким безжалостным рывком входя в ее разгоряченную текущую киску. Большой, горячий… такой же разозленный, как она. Запрокинув голову, она застонала, сжимая его внутри, сгибая ноги, насколько позволяли цепи. Сладкая боль… сладкая ярость. Он начал трахать ее, с каждым ударом входя все жестче, пока она не закричала, уже совсем не контролируя себя и ничего не соображая. Последнее, что она еще помнила перед окончательным забытьем, как вцепилась в его плечо зубами и как он аккуратно отстранился и стал двигаться внутри еще жестче, словно пытаясь размазать по кровати. Приходя в себя на его влажной широкой груди, Тома с опаской подняла ресницы и посмотрела в лицо: уставшее, но не сердитое. — Прости. Я не всегда такая. — Ничего. Тебе надо было куда-то деть эти эмоции. И обращайся ко мне на «вы», мы все еще в игре. Он лениво потрепал ее по плечу. — Простите, мастер. — Так лучше. Иди в душ, я после тебя. К тому времени, как он помылся, уже после того, как Тома ополоснулась сама, она полностью остыла и ждала его на кровати, преисполненная стыда. Этот мастер согласился поиграть с ней, чтобы сделать ей приятно, а она набросилась на него, как бешеная, вместо того, чтобы подчиняться и хотя бы попытаться вникнуть в местные правила. — Ты в порядке? — негромко спросил ее временный дом — полностью голый, если не считать небольшого полотенца на бедрах. Довольно габаритный, сильный и хорошо накаченный для мужчины явно старше сорока. Но фигура не идеальна — к ее большому облегчению. Ей никогда не нравились красавчики с модельной внешностью, и худых она не любила. Такие крепкие, полные, здоровенные мужики — самое то. Ей всегда нравилось чувствовать себя намного меньше. — Да, я… извините меня, пожалуйста, — тихо сказала она, ковыряя простыню пальцем. — Опять за драку? Или ты успела еще что-то натворить? Он оглянулся с таким видом, будто ожидал увидеть что-то вроде разбитого окна, и Тома слабо улыбнулась: — За драку. — А, так я тебя за это еще накажу, не волнуйся. А пока давай-ка на колени. На пол. Живо. Тома ощутила, как сердце в груди пропустило удар. С каждым словом его тон быстро становился холоднее — так, что слово «живо» могло заморозить на лету небольшую птичку. Сама не помня как, она в мгновение ока соскользнула с кровати и послушно, хоть и не слишком изящно, бухнулась перед ним на колени. — Сейчас я дам тебе небольшой урок, – сказал он, пока она разглядывала его ступни — крупные пальцы, аккуратно подстриженные ногти… слишком аккуратно. Неужели он делал педикюр? В какой-то момент она поняла, что немного напугана. Теперь, когда вся злость была выплеснута, ее накрыло неловкостью и страхом, а потому было проще размышлять о его ногтях, чем о том, как он взял в руку трость и касается кончиком ее спины. Она не хотела получить удар такой штукой — по-настоящему не хотела. Сказать желтый? Но он ведь еще не ударил… с другой стороны, если ударит, будет уже поздно. — Не думай, — сказал он довольно резко и легонько шлепнул ее — не тростью, ладонью по плечу. Тома вздрогнула всем телом, но слабо улыбнулась: значит, он не ударит ее этой штукой. Медленно выдохнув, она подавила улыбку. — И не расслабляйся, — таким же резким тоном добавил Михаил и шлепнул ее тростью по попе. — Ай! Тома подпрыгнула на месте. Удар получился легоньким, но больно было всерьез — из-за того, что попа уже стала чувствительной после шлепков. Гневно посмотрев на него, она раздула ноздри, но тут снова получила удар. — Глаза — вниз, — холодно сказал он, выдерживая ее взгляд и заставляя отвести его. Тома покраснела до ушей и опустила ресницы. Черт. Она не понимала, что чувствует. Как странно. Одновременно хотелось дерзить ему, драться и подчиняться. А еще — это возбуждало, и от этого возникало безумное желание как-то уговорить его трахнуть ее снова. — Я сказал: не думать. Итак, маленький урок подчинения. Я говорю — ты выполняешь. За каждую ошибку ты будешь получать удар тростью. Если ты сделаешь больше пяти ошибок — получишь кляп и, возможно, анальную пробку. Ясно?