— Да, мастер. — Да, мастер, — послушно повторила Тома и задержала вдох. Михаил наклонился, и она инстинктивно отодвинулась, но его загорелые пальцы лишь подняли выпавший из кармана блестящий квадратик. Презерватив. Она прикрыла глаза и снова смутилась, словно подросток. — Поговори со мной. Расскажи, что чувствуешь здесь, — потребовал он, на секунду задержав взгляд в глаза. — Эмм. — Ты впервые в клубе? — негромко уточнил дом после долгой паузы, настойчиво, но мягко принуждая ее разговаривать. — В рабочие часы — да, — кивнула она, снова отводя взгляд, останавливая его на крепком мускулистом бедре, затянутом в черную ткань брюк. — Посмотри по сторонам. — Я не могу. Там ужасно. Тома покраснела и закрыла лицо руками, снова засмеявшись. — Настолько смущает публичность? Даже когда просто смотришь? — удивленно спросил он и слегка отстранился, но лишь для того, чтобы разглядеть ее еще внимательнее. — Да. Меня это шокирует. Я не… Тома открыла лицо, и ей на секунду показалось, что он протянул руку к ее груди. Тогда она заметно вздрогнула, и по его губам скользнула ироничная улыбка: — Давай переместимся в другую часть зала. Пойдем, малыш. Он положил тяжелую огромную руку на ее голое плечо, и, когда они встали, Тома ощутила себя малышом в полном смысле слова — дом возвышался над ней на две головы и был едва ли не втрое шире. Тем не менее, его ладонь не давила, а пальцы нежно погладили по плечу и шее, пока они шли. По телу разлилось тепло, и что-то отозвалось в животе, когда он подцепил тоненькую лямочку платья и хулиганским образом стянул ее на плечо. — Иди сюда, — сказал он и усадил ее на глубокий мягкий белый диван рядом с собой… очень близко, даже слишком. Теперь они находились в почти уединенном месте — в зоне, отгороженной диванами почти в самом углу. Напротив лишь еще один незанятый диван, а они сидят спиной к залу, вне поля зрения большинства посетителей клуба. — Так легче? — Да, намного, — выдохнула Тома и покраснела, когда он провел пальцем по ее груди и остановил подушечку прямо на соске: — Нравится легкая боль? — еле слышно спросил мастер. — Да, — прошептала она одними губами, и прикосновение мгновенно превратилось в сжатие. Он перекатил ее сосок между большим и указательным пальцем, слегка потянул и покосился на ее дернувшуюся руку: — Держи ладони на коленях. Смотри на меня или перед собой. Не смотри на свое тело и не следи за тем, что я делаю, ясно? — Да. Это была самая длинная фраза из тех, что он произнес за вечер, и тон неуловимо изменился — сейчас он перестал улыбаться ей и стал немного жестче. Приказывал. Тома снова посмотрела на свою грудь, когда он сжал второй сосок, и схлопотала легкий удар по колену: — Взгляд на меня. Вот так. Нравятся шлепки? — Да. — Порка? — Возможно… смотря какая. — Насилие? — Я фантазировала, но… — Знаю, тебе не повезло с первым партнером. Расслабься. Закрой глаза. Тома сглотнула и смежила веки, повинуясь снова замедляющемуся, стихающему голосу. Такому умиротворяющему... — Удерживание? Он провел кончиком пальца по ее запястью. — Да. — Связывание? Палец гладит по колену… только один палец, и это уже начинает здорово возбуждать. — Да. — Тебе нравится немного бояться? — Да. — Раздвинь ноги. Он легонько коснулся ее стопы, побуждая отодвинуть ногу, и Тома слегка развела колени. Платье задралось и поползло вверх по бедрам. Ее ресницы затрепетали, и вскоре она не справилась с соблазном посмотреть на него. — Плохая саба. Велел же держать глаза закрытыми. Его глаза снова смеялись, голос стал чуть громче, возвращая в реальность, и она немного осмелела, улыбнувшись в ответ: — Ты велел только закрыть их. — Еще и споришь со мной? Он быстрым, очень гибким для такого огромного мужчины движением встал, дважды согнул ладонь, чтобы побудить ее подняться и кивнул в сторону дивана: — Коленями на сидение, грудью ложись на спинку. — Ты же не собираешься?… Ее лицо вытянулось, глаза мгновенно превратились в два испуганных блюдца. — Еще как собираюсь. Несколько шлепков тебя дисциплинируют. Быстро, саба. Я считаю до трех и беру стек. Им будет больнее, чем ладонью. На секунду пол уехал из-под ног, и Тома почувствовала слабость в коленях. — Один. Его лицо мгновенно закаменело, и тут стало ясно, что дом не шутит. — Два. — Хорошо, хорошо! Тома бросила на него умоляющий взгляд и с горящими щеками встала в ту позу, которой он потребовал. Теперь уже горело все лицо, а также уши и шея. — Умница. Видишь, все не так уж и трудно, — бесстрастно произнес он и задрал ей подол платья, полностью обнажив ягодицы. Вздрогнув, Тома сжалась и попыталась выпрямиться, но тут тяжелая ладонь легла между лопаток, полностью блокируя такую возможность. Вот теперь он давил — и держал ее. Обжигающий шлепок не заставил себя ждать. — А-а-а! От шока она вскрикнула. Это было гораздо больнее, чем ожидалось — ничего себе игра. И тут же второй. — А! А! А! Всего пять — и он опустил ее прежде, чем она успела сообразить, что произошло. Ее отшлепали. Быстро, больно — до горящей, как факел, попки, за считанные секунды. Тяжело дыша, Тома поджала под себя ноги и забралась в угол дивана, не в силах поднять глаз. — Нет, малыш, не так, — он мгновенно оказался рядом, сгреб ее в охапку и усадил на колени, — после наказания сабу всегда утешают. Тихо, тихо, не дергайся. Он тихо рассмеялся, когда Тома начала сопротивляться от инстинктивного возмущения, и очень скоро мягкие утешающие объятия превратились в железную хватку. — Тома. Прекрати, — резко потребовал он, хоть и не повысил голоса. Но его повелительный тон затронул внутри какую-то струну, и она замерла, тяжело дыша. — Это унизительно.