— Не стошнит, — хмыкнул он и открыл меню, — есть будешь? — Наверное, — неуверенно ответила она, старательно отводя взгляд от пары напротив. Все ее существо протестовало против того, чтобы наблюдать за чужими интимными играми. Но еще хуже был страх, что Ник вздумает играть с ней тут, на глазах этой пары. Тогда ей точно будет дурно и придется сказать стоп-слово, хотя Тома еще в начале ночи дала себе зарок не произносить его и попробовать все, что может, пока Макс здесь и обещал обеспечить ей безопасность. Едва подумав об этом, она заметила хозяина клуба у стойки бара, а затем сразу поймала его взгляд и почувствовала громадное облегчение, когда получила улыбку в ответ — одними глазами. От этой безмолвной поддержки она мгновенно выпрямилась, приободрилась и с любопытством заглянула в меню, вдруг ощутив голод. Ник, наконец, тоже определился с выбором, и быстро сделал заказ у проходившей мимо официантки в ультраоткровенном наряде с обнаженной грудью. Тома снова уловила краем глаза, как девушка на диване напротив целует руку своего дома, и тяжело вздохнула, дернув головой в сторону. Ник улыбнулся, погладив ее по спине: — Глаза на меня. Вот так — и больше никуда, ясно? — Да. — Да, господин. — Да, мастер, — из чистого упрямства процедила Тома, лишь бы не повторять его слова, но Ник не рассердился и снова хмыкнул: — Ох, как я тебя буду дра-аать. Тома вспыхнула, из последних сил промолчав, и уставилась под ноги. — Глаза на меня, — повторил он так, словно испытывал жуткую усталость, и она тут же с испугом вскинула ресницы, но в его взгляде не было гнева — там плясали сотни смешинок: — А ты послушная. Тома открыла рот, затем закрыла и сузила глаза. До нее вдруг дошло: он дразнит ее. Нарочно выводит из себя. — Что-то поняла? — тут же поинтересовался он с любопытством, читая ее лицо как открытую книгу. И тут же кивнул, словно ответил на свой же вопрос, — Ладно, отдохни немного от игры, пока едим. Спрашивай, если есть вопросы. Тома слезла с его коленей, когда он отпустил, и с облегчением отсела чуть подальше. Он командовал. Этот тон был почти невыносим — и в то же время возбуждал. Она не сразу поняла, что сидит с твердыми сосками, и между ног тепло — это после двух-то оргазмов в начале ночи. После того, как она была с мужчиной, гораздо более привлекательным для нее внешне, чем Ник. И все же она хотела его. Теперь, когда ему удалось ее заинтриговать — ей хотелось ему отдаться. Только он бесил ее, страшно. Теперь даже вспоминать было смешно, как в начале ночи она злилась на мастера Копа. Он вел себя гораздо мягче. Только теперь Тома, наконец, поняла, что имела в виду Лиза, когда говорила, что «Мишаня» — добрый. И что такое недобрый дом. Который в открытую признает, что наслаждается слезами. Который держит в заломе целую вечность, безжалостно выворачивая руки, унижает и угрожает каждую минуту, а когда не угрожает — провоцирует, и потом наказывает за то, что повелась. И все же он обнял ее в ванной и успокоил. Если бы не это, она бы уже ушла. А теперь любопытство перевешивало, и еще… Тома на самом деле не чувствовала себя в опасности. Ник каким-то образом доказал ей, что адекватен, что ему можно доверять, даже когда он заламывает руки. Лишь где-то глубоко внутри нее все же сохранялось какое-то неприятное чувство от внезапной смены партнера. И она поняла, что не может больше молчать: — Почему Михаил ушел? Я сделала что-то не так? — выпустила она из себя выстраданный за последние полчаса вопрос. Ник удивленно приподнял брови, и сразу затем хмыкнул, покачав головой: — Вовсе нет. Расслабься. Это вопрос личных предпочтений. Я люблю наказывать. Он — нет. Тома отклонилась назад, скрещивая руки на груди: — Ты нарочно меня провоцируешь, да? — Не понимаю, о чем ты. Ник послал ей ослепительную улыбку и поглядел за спину, откуда появилась официантка с большими тарелками спагетти. Какое-то время они молча отдавали еде должное, а когда Тома почувствовала, что насытилась, задала еще один вопрос: — Ты серьезно говорил насчет того, что тебе нравятся слезы? Ник глянул на нее, дожевывая спагетти, не спеша вытер рот салфеткой: — Да, а что? — Не знаю. Я хотела… — Еще поплакать? Это можно устроить, — хмыкнул он, отпивая воду из высокого бокала. Тома покраснела: — Я хотела… сказать, что мне… в общем, хотелось бы поиграть в то, что ты говорил… — Игровое насилие? Ник невозмутимо смотрел на нее, и его взгляд теперь походил на то, как тигр смотрит на оленя, пасущегося на расстоянии прыжка. Тома с трудом выносила этот взгляд, но упрямо не отводила глаз: — Да, — еле слышно прошептала она. — И? — Мне кажется, я разрыдаюсь. Я легко плачу, просто от эмоций, — прошептала она и сломалась — спрятала глаза, обхватила себя руками, словно защищаясь. — Ну и что? Реви себе на здоровье. Я выдам тебе платочек потом. — Это не испортит тебе удовольствие? — растерянно спросила она, старательно изучая взглядом свои колени, выглядывающие из-под белого подола платья. Но Ник не дал ей спрятаться — протянул руку, приподнял подбородок, заглянул в глаза: — Это его усилит, малыш. — Эмм… — А теперь я хочу знать о твоих табу. — Эмм… что? — Табу, — нетерпеливо повторил он, — То, что нельзя делать ни при каких обстоятельствах. То, чего ты действительно сильно боишься и категорически не приемлешь. — Но я не знаю, что ты планируешь делать, — растерялась Тома. — И не узнаешь, — хмыкнул Ник, — пока не сделаю. Боишься удушья? — Наверное, да. — Наверное? Хмм… как насчет анальной пробки? — Эмм… — Ясно. Так вот, это не табу. Табу — это когда у тебя на лице паника. Например, если я скажу, что некоторым нравятся порезы и прокалывания… — Нет! — Вот это табу, — кивнул Ник, очень довольный собой, и снова взял в руки вилку. Тома, тяжело дыша, уставилась на него во все глаза: — Скажи, что тебе не нравятся прокалывания. Он медленно поднял голову, не донеся вилки до рта: — Скажу: еще одно обращение к мастеру в таком тоне, и ты будешь доедать, сидя на полу, саба. На всякий случай Тома решила не говорить больше ничего — ей хотелось доесть спагетти и как-то успокоить нервы. Странное чувство прорывалось сквозь сексуальное возбуждение — словно какой-то холодный ком в животе поднимался вверх к солнечному сплетению. Сосредоточив на нем внимание на пару секунд, она поняла: страх. Не та робость, которая заставляла низ живота сжиматься теплым предвкушением, а холодный, невкусный, неприятный страх, который оставил после себя тот мерзавец. Откуда он взялся сейчас, посреди ночи? И как признаться ничего не подозревающему Нику, что она снова близка к срыву, ни с того, ни с сего? Чем больше Тома напрягалась, тем больше испытывала стыда: ведь Ник ничего дурного не сделал, лишь упомянул прокалывания, больше в шутку. Разумеется, он не собирался ничего такого делать. Разумеется, он… Внезапно тарелка расплылась перед глазами, и Тома с опозданием почувствовала, как разжались пальцы — странным образом уже после того, как услышала звон упавшей вилки. — Нижняя? Тома? Ник мгновенно изменился в лице, когда она прижала ладонь ко рту и посмотрела безумным взглядом: словно превратился в обычного человека из игровой роли. — Надо в туалет? — быстро спросил он, поднимаясь. Тома кивнула, подпрыгивая с дивана, и он взял ее под локоть, направив между спинок кресел. Они быстрым шагом миновали лаунж-зону и очень скоро оказались у прохода под лестницей, который вел в подвальные помещения и санузел клуба. — Справишься? — тихо спросил Ник перед дверью женского туалета, и Тома кивнула, торопясь внутрь. Тошнота по дороге немного ослабела, но она все еще не была уверена, что контролирует свой желудок. У раковины она испытала нечто вроде дежа-вю: ее бледное отражение с разводами туши на щеках не успокоило, а напугало еще больше, и она вцепилась в раковину точно так же, как наверху, изо всех сил пытаясь вернуть этим нормальное состояние, но уже зная, что не справится с этой задачей. Пару минут спустя ее пальцы начали болеть, и эта боль слегка отрезвила — она с трудом смогла расцепить руки. Тошнота прошла окончательно, но тут ее начала бить неконтролируемая дрожь, и Тома заплакала, сползая по стене на пол. Холод… слабость. — Тома? Ник материализовался на пороге туалета после ее второго всхлипа и, обнаружив ее на полу, чертыхнулся, быстро подошел и рывком поднял: сначала поставил на ноги, потом взял на руки. — Сег...годня н...ночью я п… по ходу, безн… надежна, — провсхлипывала она ему в рубашку. — Тихо. Тихо, молчи. Все хорошо, тебе просто надо выпить, — мягко сказал он, протаскивая ее наружу сквозь узкий проем двери.