Часть 11 из 12 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
36
Остался один день до свадьбы, а Георгий так и не сумел серьезно поговорить с Леной, не выяснил, все-таки беременна она или нет. Лена целыми днями или сидела в больнице у матери, или занималась самобичеванием. Ей было очень стыдно, что она не верила, что мать любит ее. Сегодня Наталью, наконец, выписали. Яков Михайлович повеселел. Георгий убедил Лену, что родителям надо дать возможность побыть друг с другом без свидетелей, а им самим – пораньше лечь спать и как следует отдохнуть. Завтра – тяжелый день: должны приехать родители Георгия.
Георгий знал за собой недостаток: не умел разводить цирлих-манирлих, всякую там дипломатию, поэтому, как всегда, спросил Лену напрямик:
– Почему Наталья Алексеевна сказала Ирине, что ты беременна, а я до сих пор в неведении? Не чужой, поди. Меня это тоже где-то как-то затрагивает. Что за дела, черт возьми?
Елена подняла на Егора совершенно невинные, честные глаза.
– Егорушка, так пока говорить не о чем. УЗИ надо сделать. Что раньше времени лишнее городить. Вдруг не подтвердится?
– Не подлизывайся. Я вчера домой пришел, а стол передвинут. Кто его передвинул? На кухне я новый пакет картошки обнаружил. Кто ее из магазина притащил? Неужели меня не могла дождаться? Я сегодня в интернете прочитал, что в первые недели беременности надо соблюдать осторожность. Я этого не знал. Вчера ночью… могла бы меня и остановить.
– А что вчера ночью было? Классно было. Между прочим, картошку Майк припер. Ты, что, меня на цепь посадить хочешь?
– Обязательно посажу, причем не на одну, а на две, а если надо, то и наручниками к батарее пришпандорю.
– Романшин, я тебя обожаю, – Лена поцеловала Георгия в плечо, поудобнее пристроилась рядом с ним и сделала вид, что заснула. Кажется, пронесло.
Егору не спалось. На УЗИ он отведет Елену за руку прямо с утра. Это не проблема. А вот прислушалась ли Лена к его мнению или в очередной раз обдурила – это большой вопрос.
37
Приезда родителей Георгий немного опасался. Он боялся сорваться, если мать заговорит об Алле. Кирилл решил подстраховать брата и вызвался провести предварительные переговоры. Благо родители решили остановиться у него, чтобы понянчиться с внуком.
Как только Георгий увидел брата и родителей, он понял, что миссия Кирилла не удалась. Кирилл был весь взъерошенный, а у матери были красноватые глаза. Не ходи к гадалке, был скандал. Лена, конечно, заметила, что у Романшиных не все в порядке, но для себя решила, что это их внутреннее дело, и не стала заморачиваться. Пригласила гостей к столу, угостила чаем. Завязался светский разговор. Отцу Георгия, Виктору Георгиевичу, очень понравилось, что сын живет близко от работы, не надо тратить часы в пробках.
– Лена, а Вы как на свою ферму добираетесь, сколько времени тратите? – задала странный вопрос будущая свекровь.
– На какую ферму? – Лена удивилась. – Я работаю в институте, который совсем рядом с Егоровым. Мы часто вместе на работу ездим.
– А я слышала, что Вы ветеринар. Слышала, что Вы на свиноферме работаете.
– Мать, ты что? Кто тебе сказал такую глупость? Лена – кандидат биологических наук, работает в профильном институте. Ветеринаром она подрабатывает в клинике, это здесь рядом. – Георгий очень старался не выдать своего раздражения. Откуда ветер дует, он понял сразу.
– Так, дочка, – обратился Виктор Георгиевич к Лене, – не дело тебе подрабатывать. Если денег не хватает, то пусть Егорка – здоровый лоб – подрабатывает, а тебе положено отдыхать, за домом следить.
– Да я не ради денег ветеринаром работаю, я животных очень люблю. А Егор и так хорошо зарабатывает, нам денег хватает.
– Ну вот и славно. Давайте, ребята, показывайте свои хоромы. Я таких квартир и не видел. Мать, посмотри, какие потолки высокие.
– Потолки-то высокие, и квартира прекрасная, только не для тебя это, Георгий, поторопился ты со свадьбой. Ты жених завидный, вот тебя и окрутили. Говорят, что в прошлом в семье у Елены не все чисто. Откуда такие деньги на квартиру? Ты это выяснил? Кто-то из предков у Елены сидел, Алла это точно узнала. Специфические национальные черты – они хочешь не хочешь о себе знать дают.
– Да, мой прадед был евреем, но он был честным человеком, – голос у Елены задрожал.
– Мать, я считаю до десяти. Если ты не извинишься перед Еленой, то, учти, я тебе не сын.
– И я тоже, – Георгия поддержал Кирилл.
Лена столько раз ругала Лизку за то, что она не поставит перед Митькой вопрос ребром: или она, или ГС. Лизка каждый раз отнекивалась тем, что не хочет осложнять жизнь Мите. Лена Лизу не понимала, а сейчас поняла. Зачем осложнять семейную жизнь плохими отношениями со свекровью? Чтобы разрядить обстановку, Лена попросила всех не делать резких движений, отдышаться и все же осмотреть квартиру. Осмотр начали с большой комнаты, которая гордо именовалась кабинетом. Там на книжной полке стояла копия старой военной фотографии трех друзей из альбома Полянских. Ее сразу же заметил Виктор Георгиевич.
– Это же отец! Откуда фотография? Ничего же не сохранилось! Почему я ничего не знаю? Егорка, Кирка, обормоты!
– Папа, тут такие дела. По телефону не расскажешь. Я тебя сколько раз приглашал, а ты все не приезжал, – начал оправдываться Кирилл, – сегодня хотел рассказать, так мать не дала. Все из-за этой суки, Алки.
– Про Алку забыли. Мать извинится, куда денется. Иначе не только без сыновей, без мужа останется. Приехать не мог, болел я сильно. Предынфарктное состояние. Немного оклемался – сразу к вам. Не мог умереть, пока с вами не повидаюсь.
Елена заметила, что братья просто ошарашены новостью о болезни отца. Она сразу начала хлопотать:
– Виктор Георгиевич, у меня мама – врач, очень хороший врач, мы Вас подлечим, и все будет хорошо. Сейчас лекарства хорошие есть. Давайте я Вам давление померю.
– Ничего, дочка, сейчас вроде хорошо себя чувствую. Откуда фотография-то?
– Папа, знаешь, кто на фотографии рядом с дедом? Никогда не догадаешься, – начал рассказывать Кирилл. – Это Яков и Сергей. Мы их взрослыми мужиками представляли, а они чуть старше деда были. Так вот. Елена – правнучка Якова, а правнучка Сергея – Лиза – завтра тоже замуж выходит. Отцы девчонок ждут вас с матерью в соседней квартире. У них целый альбом с фотографиями. Ты себе не представляешь, как страшно у Якова жизнь сложилась. Дочь погибла, а дней десять назад Ленку хотели застрелить. Все из-за барахла, которое одна сволочь из Германии скоммуниздила и Якова вместо себя подставила. Семь лет в лагерях после войны от звонка до звонка. Сейчас все выяснилось, барахло у сволочей отнять могут. Вот они Ленку и приговорили. Ее мать, Наталья Алексеевна, собой закрыла. Слава богу, жива осталась. Рана у Натальи Алексеевны не очень тяжелая. Ее уже из больницы выписали. Мы с Егором много чего про деда нарыли и еще нароем.
– Никогда не думал, что такое может быть в наше время. Лена, дочка, иди сюда, обниму тебя. Лучшей жены для Георгия я и представить себе не мог. На Анну не обижайся, она баба неплохая, только уж больно много лапши ей Алла на уши понавесила. Егорка, Кирка, обормоты, дед бы вами гордился!
38
После ЗАГСа и фуршета все поехали на дачу. За столом, конечно, поднимали тосты за здоровье и счастье молодых. Алексей Иванович произнес целую речь и пожелал Георгию успеха в реорганизации института. Слово за слово Егор обмолвился, что замом Алексея Ивановича ему осталось быть не так долго. Наступила тишина. Общее мнение выразила Лиза:
– Егор, ты что? Столько всего начал – и в кусты. Кто же тебя отпустит? У людей какая-то надежда на нормальную работу появилась. Даже не на деньги, а на работу…
Георгия бросило в жар. Что он наделал? Свирский – змей, наверняка все просчитал. Влип Егор, по самые уши влип. Что теперь Елена скажет? Она же начальников не любит. Елена засмеялась и лишний раз без всякого «Горько!» Егора поцеловала, а Сергей Зимин по плечу похлопал, мол, все понимаю, и помочь пообещал. Как Георгию повезло, что он всех этих людей встретил!
Поближе к вечеру зашла речь о новостях с фронта, как выразился Сергей Александрович. Баба Люба и баба Надя практически ничего не знали. Кирилл приготовился рассказать о последних событиях еще раз, но инициативу взял в свои руки Майкл. Все-таки именно он правнук Якова Реймана. На Майкла с восхищением смотрела Лара Сушкина. Она теперь частенько бывала у Полянских, к радости Михаила Игоревича. Лара ему очень понравилась. Бабушки достали свои альбомы с фотографиями, стали что-то уточнять, делиться воспоминаниями. Кирилл воспользовался случаем и поинтересовался, не слышали ли они что-нибудь о мемуарах старого Якова. Майк вроде нашел несколько листочков, скорее всего, мемуары были. Но где их искать? Любовь Сергеевна развела руками. Она ни о каких мемуарах не слышала. Об этом она уже говорила сыну по телефону. Надежда Сергеевна со вздохом вышла из-за стола и вернулась с папкой, завязанной на тесемочки.
– Прости меня, Любаша, что столько лет молчала и ничего тебе не говорила. Мать моя перед смертью отдала мне записки дяди Яши. Просила их в тайне сохранить и передать наследникам Якова с условием, что записки ничем его потомкам угрожать не будут. В противном случае велела сжечь. В этих записках все рассказано, все, как дело было. Возьми, Майкл, и прочитай вот с этого места. Здесь отмечено.
Кончался апрель сорок пятого. В воздухе пахло весной и победой. Давно, еще в июле 41 года, почти целую жизнь назад, когда меня только отправили на фронт, я запретил себе думать о будущем. Сейчас мысли о возвращении домой терзали меня день и ночь. Сердце билось чаще… Вперед, вперед, на Берлин! А потом – домой!
По пути в Берлин мы остановились в маленьком городке. Меня вызвал к себе командир. Наша команда – Серега, Егорша и я – получила особое задание. В пригороде была обнаружена резиденция местного буржуя, а при ней – лаборатория, напичканная аппаратурой. Нам был отдан приказ разобраться с оборудованием и самое ценное подготовить к отправке в Москву.
Резиденция капиталиста оказалась самым настоящим замком со всеми атрибутами богатой жизни: картинами, статуями, шпалерами. Егорша первый раз в жизни увидел такое богатство, думаю, на всю жизнь впечатлился. Мне посмотреть на все эти сокровища было интересно, но душу это не грело. Не наше это, чужое. Особенно если вспомнить, сколько бедняков трудилось, чтобы так жил один толстосум. Зато в лаборатории я, немолодой уже человек, прошедший войну, пришел в восторг, как дитя малое. Тогда я даже представить себе не мог, каким горем для меня и моей семьи обернется эта остановка в маленьком немецком городке перед самой Победой.
Перво-наперво я потребовал, чтобы мне предоставили лабораторные журналы. Я знал: немцы – аккуратисты, все подробно записывают. Я считал важным не только переправить в СССР первоклассное оборудование, но и по возможности разузнать, над чем работали немцы. Мы не просто разбирали оборудование и складывали его в ящики. Предварительно я зарисовывал все схемы соединений, измерял расстояния, на которых стояли приборы один относительно другого. Мне казалось это важным. Работы было много. Чтобы не терять времени, мы и спали здесь же, в одной из лабораторных комнат, рядом с ящиками.
В служебных постройках при замке, кроме нас, жил старый немец Ганс, бывший кем-то вроде дворецкого у буржуя. Смотрел он на нас исподлобья. Жалко было хозяйское добро отдавать. Зато его внук Йорг с удовольствием уплетал все, чем мы его угощали, и всегда нам улыбался. Кроме Ганса, рядом с замком жил еще пастор местной церкви. Она была в полуразрушенном состоянии, и пастор каждый день обходил местных горожан в поисках пожертвований на восстановление здания. От нас пастор держался в стороне.
Жизнь впервые за последние годы шла спокойно и размеренно. Каждый день мы ждали окончания войны и Победы. Все было хорошо, пока в один не самый счастливый для меня день к нашему замполиту не приехала жена – Зинаида, наглая бабенка с загребущими руками. Ее назначили руководить отправкой в СССР художественных ценностей, находившихся в замке. Ганс прямо спал с лица. Жалко ему было буржуйское добро отдавать. Я считал, что это справедливо, что немецкие ценности должны быть отправлены в Москву. Во-первых, это Гитлер напал на нас и принес нашей советской стране столько горя и разоренья, что на десять Германий хватит. Во-вторых, в замке буржуя только он и его семья могли любоваться произведениями искусства, а у нас они будут выставлены в музее, и каждый трудящийся сможет прийти в музей и увидеть красоту. С чем я не мог согласиться, так это с тем, что большая часть ценностей и имущества буржуя прилипала к рукам Зинаиды, а вовсе не предназначалась к отправке в музеи. Жаловаться было некому, я терпел, но однажды все же не сдержался и плюнул, когда увидел, что Зинаида тащит к себе две фарфоровые вазы, которые сильно восхитили Егоршу. С этого момента я стал личным врагом Зинаиды и Иваницкого. Мы с ребятами заметили, что в наших вещах время от времени роются. Бояться нам было нечего, мы ничего себе не брали, но Серега заподозрил, что нам могут что-нибудь подложить. Мы стали осторожнее. Понаставили всяких меток, чтобы сразу же определить, трогали или нет наши вещи и ящики, куда мы складывали приборы.
Однажды ночью к нам прибежал испуганный Йорг: деда и пастора убивают. Мы кинулись за Йоргом. Людей мы спасли, но бандиты ухитрились утащить ключи от винного погреба буржуя и все пожертвования на восстановление церкви, которые собрал пастор. Пастор был вне себя: люди жертвовали последнее. Как он теперь сможет посмотреть людям в глаза? Лучше бы его убили. Что поделаешь, война, мы были рады, что хоть людей спасли. Описание шкатулки, в которой пастор хранил пожертвования, мы передали командиру.
День шел за днем, мы практически закончили работу. Придя однажды утром, мы обнаружили, что на одном из ящиков метки сорваны. Мы открыли ящик. Там, сбоку от приборов, были спрятаны две картины, на первый взгляд – ничего особенного. Мы их вытащили, и Егорша на всякий случай спрятал картины в тайнике, который мы еще раньше обнаружили в лаборатории. Только успел спрятать, как к нам с проверкой пришли генерал Быстрицкий, искусствовед из Москвы и Иваницкий. Оказывается, искусствовед приехал в замок специально, чтобы забрать две особо ценные картины, но их среди художественных ценностей, приготовленных к отправке, не обнаружилось.
Быстрицкий поставил нас по стойке смирно и начал допрос. Я ответил, что мы к художественным ценностям отношения не имеем, занимались только лабораторным оборудованием. Иваницкий с кривой улыбочкой предложил проверить ящики, которые мы приготовили к отправке: