Разве что драконий хвост за окном продолжал движение маятником. – Ксения, прекрати, – произнес князь. И его дочка отпустила призыв, исчезнувший в ночной тишине, будто и не было. А уважительный взгляд в адрес его кровинки от самого императора пришелся медом на сердце. Сильна… – Не следует угрожать той, чей брат способен уничтожить мир, – не удержалась Ксения от завершающей фразы, вызвав чуть ли не мигрень у отца, – и чей брат способен его спасти. – Мигрень тут же сменилась заинтересованностью. – Единственный, кто вообще способен сделать это за оставшиеся месяцы. Оглашение срока наждачкой прошлось по княжеским нервам. А Рюриковичи, по всей видимости, были уже в курсе. – И как? – уперся в девушку взгляд императора. – Если ему не будут мешать. И если он захочет. – Вздор! Он что, не хочет жить? – недовольно произнес хозяин палат, отклоняясь на кресло. – Борецкие тоже хотели жить, – дипломатично отозвалась Ксения. – Он знает, что одно желание не помогает. – Мои гарантии его устроят, – постановил без малейшего сомнения император. – Потребуются гарантии получше слов. – Например? – приподнял тот бровь. – Отдайте за него Елизавету, – улыбаясь ангельски, указала на нее девушка. – Ваши ресурсы ускорят решение проблемы, а родство сгладит иные конфликты. – Дополнительный контроль… – задумчиво качнул головой император, а затем охнул, извиняясь перед внучкой: – Прости, родная!.. Разумеется, это неуместно. За безродного незнакомца… – Я призна?ю своего сына, – осознав ценность статуса спасителя мира и возможные прибыли от контроля над Механизмом, выдал князь Юсупов. – Вы только гляньте… – изобразил удивление и иронию Рюрикович. – Думаю, следует замкнуть решение текущих вопросов на нас с тобой. Я сам обеспечу контроль над Максимом. – Мне как-то привычнее работать с твоим отцом, – одной ироничной фразой вбили князя в пол. Потому что, будь ты хоть сотню раз главой клана, вопросы выживания станут решать с истинным патриархом рода. – Тем более что дедушка хорошо знаком с Максимом – он его учил некоторое время, – вмешалась Ксения с развернутым ответом, отчего-то встав на чужую сторону. Предательница!.. Что значит «учил»?! – Учил? – эхом произнес весьма недобрым тоном император. – Поня-ятно… – Затем упер взгляд в князя и продолжил изобличающим, жестким тоном: – Город! Подарил бы Максиму паршивый город! С проблемами, искушениями, взятками и красивой жизнью!.. – Тогда мы не узнали бы о том, что конец мира близко, – по неприятной, но, видимо, уже традиции прервала императора его внучка. – Замуж пойдешь! – рыком выказал он ей неудовольствие. – А я и не против, – потупила та взгляд. – Юноша приличный, из хорошей семьи. Я с ним знакома… заочно… Он мне как-то розу подарил… – Взгляд принцессы приобрел оттенок мечтательности. – Как вы, дедушка, скажете, так и будет, – тут же приосанилась она примерной девочкой. – Осталось договориться с Максимом, – указала на важное Ксения. – С его дедом договорюсь, – отмахнулся император. – Я не о свадьбе, – мягко поправила она его, – а об условиях. – Елизавета, решишь, – постановил император, поднимаясь с кресла. Аудиенция завершалась, а снегопад и не думал униматься. Во всяком случае, даже недолгое движение к машинам князя и принцессы Юсуповых все равно привело к тому, что пришлось отряхивать руками шубы от снега, чтобы не нанести его в салон. Зато сейчас на руины, оставшиеся от башни Черниговских и ныне огороженные красно-белой строительной лентой, князь смотрел совсем иначе. С гордостью. – Не следовало отдавать брата в пасть Рюриковичам, – попенял князь дочери, стоило им оказаться в родных хоромах дворца в Большом Харитоньевском переулке, – даже если это поможет спасению мира. Потому что клан всегда будет важнее даже всего мира целиком. – Это не поможет, – пожала та плечами. – Скорее навредит. – Прости?.. – с удивлением посмотрел на девушку отец. – Принцесса Елизавета Максиму не нужна. Он любит другую. Ему, кроме той невесты, вообще никто не нужен, – ответила дочь честно. – И зачем ты тогда настаивала на этом? – не понимал князь, внутренне раздражаясь. – Но как же иначе, отец? – искренне взглянула на него снизу вверх Ксения. – Она смела нам угрожать. Пусть теперь брат ее за это наказывает, – ожесточилось лицо девушки красивой внутренней яростью, свойственной ее матери. Отец аж залюбовался. – Смотри, чтобы брат про это не прознал, – фыркнул он, – иначе сам тебя выпорет. – Я – пророк, – отмахнулась она с превосходством. – Мне ведомо будущее. После чего горделиво пошла вперед, приподняв голову и чуть прикрыв глаза. Затем ойкнула, схватилась руками за попу, поалев щеками, и в панике обернулась к отцу: – Б-будущее изменилось… Глава 9 Работа переводчика устной речи – в донесении смысла сказанного без искажений, максимально соответствуя содержанию произнесенных фраз. Словно в фильме, озвученном на один голос, где внимание зрителя все равно обращено на главных персонажей, легко перекрывающих своими эмоциями и мимикой бесцветный фоновый перевод – в той степени, что закадровый звук через какое-то время перестают замечать. Тот, кто стоял за левым плечом руководителей клана Аймара последние три дня, искренне старался выполнить возложенную на него миссию и переводить так, как привык это делать: от него – слова, от нанимателей – эмоции. Так вот, это не работало. Люди не хотели смотреть на Аймара. Вернее, они боялись на них смотреть. Но как иначе они поймут емкие фразы, сказанные с застывшей маской лица? Как передать им глубину смысла брошенной фразы от главы великого клана, глаза которого полны холода и пренебрежения? Где в легком движении брови – великая милость, а дернувшийся уголок губ отражает такую степень раздражения, что человеку уж точно стоит это видеть, а не отводить взгляд, упирать его в пол или цепляться взором за детали богатого одеяния. Хотя бы из чувства самосохранения. Собеседники в основном смотрели на него, переводчика из соседней и союзной страны, простого и понятного, разумно полагая его гораздо более безопасным, чем те, за кого он говорил. Частенько бросали легкомысленные фразы вроде: «Объясни им, что у нас так не принято», – просто не понимая, что недавнее «нет» или «да», переведенное на русский, придавило бы их бетонной плитой, ежели бы те просто рискнули поднять взгляд на патриарха Аймара. Перевод выходил неполным. А юноша из герцогства Беларусь считал себя хорошим специалистом. Поэтому ему пришлось пропускать всю полноту смыслов через себя, забирая от Аймара не только слова, но и их внутреннее содержание, передавая всю энергетику и неотвратимость, стоя в центре мощной ауры заокеанских гостей. И эти фразы меняли его, перестраивали душу, ломали его-прежнего – слегка легкомысленного, доброго и немного наивного, выстраивая на месте легкой и воздушной конструкции души мощный фундамент угрюмой твердыни. Он боролся с этим, стараясь вынырнуть из образа в те редкие моменты, когда с Аймара сталкивались равные, нуждавшиеся лишь в тихом голосе, переводившем с одного языка на другой. Например, в Кремле. Но стоило сделать хотя бы шаг в сторону из коридоров с красными дорожками – и люди вновь желали видеть в необычных гостях примитивных туземцев, пусть и жутковатых на вид. Оттого даже чиновники уровня замминистра позволяли себе бросить: «Передай этим…» В таких случаях переводчик спрашивал: «Что?» тоном Аймара, и люди переставали смотреть на него тоже, потея и отводя взгляд. А в душе юноши вечная весна молодости окончательно сменялась мрачным багрянцем поздней осени. Потом случились содержимое пакета в машине, бессонная ночь… и осенний лес сгорел дотла. В холл гостиницы на Большой Якиманке он входил один, удерживая в левой руке среднего размера холщовый мешок, а правой двигая от себя распашную створку стеклянной двери. Замер и пожелал было отойти в сторону, заприметив через стекло выходящего гостя – осанистого, представительного господина на четвертом десятке лет с начинающейся сединой, но тот зеркально отразил его движение. Через мгновение пришло понимание, что этот незнакомый человек в длинном темном пальто, с проглядывающей белой рубашкой и галстуком – он сам. Просто постаревший за пару дней столь сильно, что не оставалось ни слов, ни эмоций. Восприятие себя-нового затянулось на десяток секунд, за которые на заснеженную улицу, под идущий валом снег из гостиничного тепла успел выскочить швейцар и предупредительно распахнуть перед ним дверь. Переводчик равнодушно зашел внутрь, нашел взглядом ресепшен и зашагал к ней по богатым коврам, пущенным по полу внахлест, оставляя за собой снежные отпечатки подошв. Вежливый вопрос про возможный багаж остался за спиной без ответа. Прохладное дерево высокой стойки, молодая красавица в белоснежной блузке с коротко собранной прической темных волос. Путешествует он один или со спутниками? Легкая усмешка появилась на его лице после любезного вопроса девушки. Спутники остались на улице, в трех черных внедорожниках, хотя они весьма хотели зайти вместе. Но после того, что переводчик услышал в эту ночь, у него осталась одна просьба к главе клана Аймара. И она нашла понимание. Только поэтому он здесь сейчас один. «Я бы хотел, чтобы моя гибель не была несчастным случаем», – именно это он просил, узнав слишком многое для случайного человека. А в ответ на бесстрастный взгляд, в котором он все-таки научился различать легкий интерес, добавил столь же рассудительно и спокойно, без истерик и лишних эмоций: «Если погибну на служебном задании, родители получат пенсию. За несчастный случай – ничего не положено. Скверно получится».