Девушка вновь коснулась его губ для искусственного дыхания – и раздраженный углекислым газом мозжечок приказал телу сделать непроизвольный вдох. – Вот так, хорошо… – успокоилась Вера. – Он хочет, чтобы все выглядело как ревность. Якобы этот глупый Максим приревновал к этой девке… Или к другой… Их много, правда? И все – красивые! Приревновал и убил тебя, а след чтобы показал на Романовых! Сначала Максима убьют, потом про Романовых догадаются! И будет резня, мой милый! Я ведь тоже должна дать показания! А я – совру! И мне поверят. – Движения ладоней по волосам и голове княжича стали быстрыми и жадными, словно спеша приласкать в последний миг. – А знаешь, что самое смешное, дорогой? – дрожа губами, спросила Вера. – Не знаешь? Никто не знает. Даже этот, который отдает приказы и верит, что я ему служу. Нет, мой милый. Мне приказано, чтобы я ему служила. Они обещали вернуть герб семье, они обещали все нам вернуть, отдать Архангельск… – скатилась слезинка из глаза девушки. – Ну что ты опять?.. Но в этот раз это был скорее не искусственный вдох, а горячий поцелуй. – Ты за меня не рад? Ах, ты же с этой, заграничной… Я видела тебя с ней, я следила за вами, – шмыгнула Вера новыми слезами. – Видела ваше счастье. Но я – я тоже хочу быть счастливой! Ты же мне обещал! Что обещал? Что я буду счастлива! – с логикой, близкой к истерике, произнесла Вера. – И я буду счастлива. А они – они врут. Все, что обещали, – они слишком жадные, чтобы отдать. Я поняла поздно. Но теперь я знаю, что сделать. Я им задам! – Вера закусила губу до крови. – Они никогда не расхлебают. Не оправятся. Клянусь. Руки обнажили живот, и острие стилета коснулось кожи. Чтобы, ведомое хрупкими девичьими руками, вонзиться зачарованным гибельным металлом в тело ее самой. – И я счастлива, милый… – немеющими губами произнесла Вера, счастливо улыбаясь и падая рядом. – Я люблю тебя… И только дикий рев ощутившего наконец свое тело княжича был над ними. Рев, от которого разлетались тленом стены и потолок закрытого больничного крыла, обнажая равнодушное серое небо над юношей, прижавшим к груди уже не дышащее тело девушки. Глава 15 В центре иссеченной бетонной плиты, полной обломков и покореженного хлама, в котором почти не угадывалась былая роскошная обстановка покоев, одна великая любовь и глупость прижимала другую. Все покрывала тонкая серая взвесь, еще кружившая в воздухе. В углу, одуревший от происходящего, неведомо откуда взявшийся серый котенок жался к разрушенному краю этажа, щербившемуся кривыми зубами ржавой арматуры. Тревожно перекрикивалась охрана, ожидая новых диверсантов. Проверялись тайные и явные входы, рвали на себе волосы и исходили нервами контрразведчики и специалисты наблюдения. Но беда в очередной раз пришла в дом через открытые двери, самостоятельно убранные в сторону конвои и отмененные досмотры. – Уходи, – произнес я, не пытаясь перекричать отчаянный и полный боли рев Артема или лающие крики защитников. Но Аймара Инка, что стояла рядом, услышала и вздрогнула. – Нет. Она неотрывно смотрела на чуть покачивающегося княжича, баюкающего в своих руках Веру, и на Нику, что пыталась сделать что-нибудь. – Я снимаю с тебя все клятвы и обещания. Ты свободна делать что захочешь, – ответил я ей на это и в пару шагов сократил расстояние до невесты и друга. – Не получается, – глядя на меня, всхлипнула Ника, удерживая в руках безвольную ладонь – ничего другого Артем ей не отдавал. – Оно сильнее, оно уже победило. – Сейчас помогу… – влез я прямо в центр объятий Артема и Веры и гаркнул в ответ на злой, ничего не понимающий, но невероятно агрессивный взгляд товарища. – Она еще жива! Жива! Отпусти и дай мне ее вытащить! Возможно, секунда отделяла Шуйского от атаки, но какие-то проблески разума все-таки сработали и он бережно уложил девушку, оставшись нависать над ней. – Вообще свалил отсюда! – гаркнул я. – Выбирай слова… – дрожащим от гнева голосом произнес Артем. – Я буду рядом. Лечи так, и только посмей не вылечить! – Это мы легко. – Махнув на него рукой и сосредоточившись на деле, я отыскал валяющийся рядом стилет. – Этим ты ее? – Она себя!!! – Этим – ты ее!!! И только посмей сказать иное – всю ее родню вырежут! – не сдержался я. – Все будет зря! – Пусть только посмеют… – удержал эмоции Шуйский, глянув на меня злобно, но все-таки отодвинувшись в сторону. – Доктор, ваше слово? – успокоился и я. – Я не могу! Не могу! – Отчаяние в голосе Ники нашло новую высоту. И в подтверждение тому на тело Веры рухнул широкий золотой луч – куда как больше, чем тот, что лечил меня после падения с самолета. – Видите? Это бесполезно! Надо знать как! Я пытаюсь, пытаюсь!.. – шептала Ника, трогая глаза, солнечное сплетение, запястья Веры. – Я ей не поверил… – глухо бормотал фоном Артем. – Меня убедили не верить. Я не поверил, а она любила… – А виноват во всем – я, – шепнул я тихо. – Я – убедил. Но Артем услышал. И не сказал ничего против этого. Я повертел красивый серебристый стилет в руках, меланхолично рассматривая узоры на металле. Всякое всплывает в истории – и эта дрянь, наверняка запрещенная всеми законами, явно на свете не одна. Иные способны разрезать металл тихо и рутинно, как восковую свечу. Другие предсказуемо направлены против всякой жизни и не имеют другого назначения. Этот же был страшнее первых двух, убивая не только молодую жизнь, но и нашу с Артемом дружбу. Он никогда не простит – тень любимой, что была отвергнута по моей вине и покончила с собой, встанет на пути к примирению. Шуйский будет верить, что мог все изменить, если бы ему не мешали. – Но как-то же лечат подобные раны? – спокойно, не сомневаясь в компетенции невесты, спросил я. Потому что она все еще пробовала спасти ту, которую терпеть не могла, – перенося свою любовь и забывая о личности пациента, как делают все Целители. – Если знать как, – утерла запястьем выступившие слезы Ника. – Иметь опыт и повторить, – эхом отозвался я. – Хозяева клинка – они знают, – бесцветно произнесла Инка, будто издалека. Но их знания слишком далеко. Хотя, может, была в курсе и Вера. Однако есть еще один путь – не передачи накопленного опыта, но постижения. – Ника, – обратился я к невесте весело и со смешинкой. Чем немедленно вызвал гневный, на пороге ненависти, взгляд Артема. И недоуменный – невесты. – Ты уж будь добра, не затягивай, – произнес я немеющими губами и постарался улыбнуться. Через судорогу и боль живота, собственноручно пронзенного серебристым стилетом. Кажется, уши заложило от дикого крика – а может, гибельный яд клинка добрался до органов чувств. Мир на мгновение закружился, но под удар головы о бетон вновь обрел стабильность – мертвое небо над головой, холод у шеи и ветер, что сносит серый песок, которого в воздухе оказалось удивительно много для центра столицы. «Ты же хочешь спасти мир?..» – обозначил я движением губ, глядя на искаженное страхом и отчаянием лицо невесты. Рядом появился Артем, что-то разъяренно требующий у Ники, пока его в буквальном смысле не снесло в сторону коричнево-черной волной, а его место занял меланхоличный Веня, принявшийся что-то втолковывать Нике на уровне жестов и рубленых слов. А потом мир затопил яркий свет. Свет отступил вновь, явив лицо Ники, полное надежды, тут же сменившееся ужасом и болью. Веня не выражал эмоций – он коротко поклонился мне и отвел взгляд. Досадно, потому что я-то определенно чувствовал прилив сил. Только руки и ноги не ощущались совершенно, зато я вновь мог говорить. – Беда с планами… – с досадой пробормотал я, борясь с собственным языком. – Ника. – Что? – тихо произнесла она. Не пытаясь ободрить и уверить, что все исправится и наладится. – Там, в левом кармане… перстни… – прошепелявил я. – Найди. Стараясь быть спокойной, но явно вспыхнувшая надеждой и с ощутимо дрожащими руками, девушка мигом отыскала мешочек с гербовыми перстнями. – Какой? – спросила она, торопясь. – Самойловых? – Нет, – попытался я мотнуть головой, но не сумел. – Борецких, да? Шуйских? – Не… – с тревогой ощутил я подступающее к лицу онемение. – Тогда какой лечебный… Вот этот? Юсуповых? Долгоруких?.. Этот?! – Да, – смотрел я на герб Де Лара в ее руках. – Этот самый правильный. Ты выйдешь за меня замуж? – Ч-что?.. – на секунду впала в оторопь Ника. – Я ведь так и не спросил. Ты выйдешь за меня замуж? – Да… – поникнув, осознав, что никакого чуда не будет, отозвалась невеста. Вернее – уже жена. И слезы в этот миг заливали ее лицо, но, увы, не от счастья.