– Надень, – постарался я изобразить ободрительную улыбку. Но наверняка получилась гримаса. Ника надела перстень на безымянный палец, нашла мою руку и с силой ее сжала. – Ника Де Лара, – удовлетворенно констатировал я. Но та, казалось, ничего не слышала – всматривалась в мои глаза, сжимала руку и тихонечко раскачивалась на месте. И ничего не замечала. Ни песок, что поднимался к горизонту, ни сетки беззвучных молний в небесах, ни черно-коричневые линии позади нее, ни пролетающего мимо лапами вверх медведя. – Я тебя люблю; ты вообще в курсе? Ника дрогнула, выпадая из прострации. Подняла ладонь с перстнем перед глазами. Сурово посмотрела на меня, чуть сузив глаза. И волна жаркого солнечного света, что разорвала в клочья и хмурые небеса, и песок, и коричневые ленты, выжгла мне сетчатку – для того, чтобы через адскую боль от ожога, ощущения сожженной кожи и крика, который застрял в горле от шока, исцелить вместе со всем телом вновь. Новый вздох прошелся по новосозданным легким, схватив судорожным кашлем. В новых глазах плыл мутными силуэтами мир. А в новых ладонях были самые желанные и любимые. – Ты, подлец, чем вообще думал, когда так поступал?! – рявкнули мне в лицо. Это вместо: «Как ты?» Но работает определенно лучше – вон я и глаза отвел, показывая, что все с ними нормально. И дернулся всем телом, рефлекторно намечая путь побега. Потянув за ладони, я привлек ее к себе, демонстрируя работоспособность лицевых мышц. А затем шепнул пару слов, от которых Ника явно оказалась не в восторге. – Это не ответ! – Моя жена любит меня больше, чем весь мир, – бодро и довольно произнес я. – И? – недоуменно подняла она бровь. – Когда бы я еще проверил?.. – заерзал я, ощущая какое-то маетное чувство. Как будто при приближении опасности. Да нет же – вон Веня бдит, стоя чуть поодаль, а над нами растекается коричневатая прозрачная пелена щита, за которой просто стоит и смотрит на нас подпаленный медведь. Тело Веры валяется рядом. Крайне мудрый и практичный человек, предпочитающий самоубиваться в больнице и подле практикующего Целителя. Только планы рядом с кое-кем никогда не сбываются – или о свойстве клинка, который был передан ей в руки, кое-кто предпочел умолчать. Или же вправду – любила? Но мы для нее сделали все, что могли, и Артем не посмеет нас в том обвинить. Инки не видно. – То есть ты чуть не умер, чтобы это узнать? – как-то странно посмотрела Ника. – Но ведь интересно же! А затем даже с некой обидой наблюдал сжатый кулак, летящий мне в подбородок – до того, как вырубило свет в глазах. Глава 16 Сонливость наваливалась на веки, плечи вели спину назад, желая обрести опору и прикорнуть на коридорной лавочке. Но холод, что шел от бетонной стены, обжигал затылок и не давал Нике уснуть. Бессонная ночь осталась позади, будто очередное дежурство, которых было достаточно во время учебной практики. Воспоминания – эпизодами, а время – всего лишь цифры напротив стрелок, которые то замирали, то прокручивались на несколько оборотов, стоило отвести взгляд. Полуразрушенная больница эвакуировалась – и «тяжелые» пациенты требовали ее, Целителя, внимания. Кто-то совершал ошибки, разрушая все вокруг, а иным бы пережить личную трагедию, далекую от высоких рангов и интриг. Уезжал один реанимобиль за другим, отвозя людей в клиники союзников Шуйских. Провожая каждый, Ника смотрела на часы на левой руке – не свои, а взятые в долг у Максима – и желала к нему вернуться. Но вновь подъезжала очередная карета, и стрелки на циферблате прокручивались вновь, отмечая время разлуки. Коварные часы, да и сломанные к тому же – дата указана неверно, перевернутой восьмеркой… Вон какие поцарапанные, и стекло с трещинкой… Когда люди перестали уезжать, пришла другая беда – люди стали приезжать. Здоровые абсолютно, организованные в группы по три-пять человек и в крайне скверном расположении духа. Они желали разговаривать, но получалось только друг с другом, выясняя полномочия и фамилии начальников. Потому что Максим был без сознания, Веня уделял им ровно столько внимания, чтобы убедиться в отсутствии у них мороженого, Инка ушла, тело Веры увезли, а на попытку забрать для беседы Нику на них накинулся главврач. Кажется, одна группа была из местного филиала службы безопасности, вторая прибыла днем на самолете из княжества, а третья – из ближней свиты Артема. Кто из них главнее – девушку не занимало ни в малейшей степени. Но через какое-то время они определились, что хотят: стилет. Около часа убеждали Веню его вернуть, пока кто-то из мимо пробегающих не сообщил, что тот совершенно не понимает по-русски. А что сидит и меланхолично слушает – так это нормально, главное, чтобы не в коридоре кардиологии ночью – очень уж ругался завотделением… – Так стилет у Веры, – пожала Ника плечами, отделываясь от настойчивых расспросов под руку. Тогда они восхотели увидеть Веру, и через полчаса неспешных (а куда труп убежит?), а потом и панических (сбежал!) поисков побежали в союзную клинику, куда перевозили не только живых, опасаясь скандала с родственниками. В общем, тела Веры и там не было. Артефакта – тоже. И кто-то стал всерьез предполагать, что такая же беда случится и с их погонами. Главным среди трех групп безопасников назначили явно самого злого и уставшего. Но к тому времени Ника уже сидела на скамейке возле палаты Максима. – Мы хотим с ним поговорить, – хмуро смотрел на нее не спавший всю ночь мужчина пятого десятка лет, в чуть потрепанном пылью и суетой деловом костюме. – Он не может, – холодно ответила Ника, заступив им дверь. – Почему? – У него челюсть сломана. Человек недоуменно оглянулся на коллег и вопросил с легким удивлением: – Разве у него не колотая рана? – Это я сломала, – мрачно смотрела на него девушка, сжимая кулаки. – Девушка… – Разозлил он меня. Сильно. А краска на стенах стала с тихим шорохом сползать на пол. Мужчина примолк, потоптался на месте, тоскливо поглядывая на дверь за ее спиной, а потом все-таки вместе с остальными организованно покинул коридор. Судя по перешептываниям, кто-то подал идею найти еще одну девушку – ту, что была все эти дни рядом с княжичем. И если ее тут нет, то надо выяснить хотя бы имя. Ох, сколько открытий чудных им сейчас предстоит… О самом Артеме они не произнесли ни звука. Словом, Ника уж лучше бы зашла в палату к мужу и попыталась подремать там. Но некая неловкость от содеянного присутствовала, да и чувствовать на себе укоризненный взгляд Максима не хотелось совершенно. Еще замычит трогательно, и хоть раскаивайся в голос… Неловкость вышла плюсом, потому что попытки проникнуть в палату предпринимались неоднократно. Поодиночке и вдвоем – прогуливаясь по коридору, словно мимо. Один даже попытался разговорить и ее саму, но вовремя подошедший Веня миролюбиво сел рядом, приобнял мужчину и принялся играть в гляделки. Понятно, кто моргнул первым и, как полагается проигравшему, покинул скамейку… Ника вздрогнула, выплывая из некоего подобия дремоты, но не холод был причиной, а звук множества шагов по коридору. Девушка вновь встала перед дверью и хмуро посмотрела в конец холла, на закрытую створку двери с матированным стеклом. Они, вместе с Веней и Максимом, все еще были в особом списке гостей, утвержденном самим Шуйским Артемом, так что с ними будут считаться, как и в прошлый раз. Больница – клановая, никто не спорит. Но это же налагает на хозяев и обязательства гостеприимства. Отступят, как и в прошлый раз. А если не отступят, то она в своем праве. Вот таким образом накручивая себя, Ника и дожидалась приближающейся толпы – многоголосая ее тональность, различимая даже через закрытую дверь и расстояние, давала представление о числе посетителей. Но в этот раз она немного ошиблась. Потому что пришли почти такие же гости, как и они сами. Быть может, даже немного уважаемее. Принцесса Елизавета прибавила шаг ровно настолько, чтобы зайти в дверь после сопровождения из двух охранников в мундирах с гербами Шуйских и собственноручно закрыть дверь за собой на щеколду. Шум свиты за дверью негодующе взвыл, но тут же перешел в жалобную и просительную тональность, до которой принцесса была абсолютно глуха. – В новостях передали, что мой муж ранен, – чуть приподняла подбородок принцесса, нетерпеливо глядя на дверь. – Я желаю его видеть. – А в новостях было мое имя? – не выдержала и взволнованно уточнила Ника. – Нет, – скупо ответили ей, нетерпеливо вновь указав взглядом на дверь. – Это хорошо… – выдохнула девушка. Родственники не будут переживать. – Так я пройду. – Не может он говорить. У него челюсть сломана. – И ты не вылечила? – подняла та бровь от удивления. – Сама ломала. Самой лечить? – раздраженно произнесла Ника. – Вот как… И что, даже совесть не царапает? – оглядела ее Рюриковна оценивающим взглядом. – Бить человека, который при смерти… – Да это он царапает на моей совести неприличные слова! Что бы ты понимала!