– Вопрос считаю закрытым, – подытожил император. – Благородные из числа Фоминских определят себе нового князя и придут ко мне. Есть еще вопросы у благородного собрания, достойные нашего времени и участия? – Есть, – величаво поднялся с места князь Шемякин, сидевший по правую руку князя Черниговского. Расслабленно-бравурные настроения, неминуемо коснувшиеся Панкратова с союзниками, сменились мрачной сосредоточенностью. А император одобрительно качнул головой, приглашая говорить. Глава 27 В обществе, где аристократу нельзя соврать, есть много обходных путей, как сохранить честь и обхитрить противника лукавой речью, полной скользких формулировок, многозначительно оборванных фраз и двойственных смыслов. Но там, где могут потребовать не юлить и говорить прямо, предпочитают действовать надежнее и проще, отдавая право говорить другим. А уж те вполне могут ошибаться, искренне заблуждаясь или не обладая полным объемом информации, но веря в нее истово. Поэтому князь Шемякин говорил во весь голос, расправив широкие плечи и гневно потрясая бородой клинышком, взывая к стенам тронного зала, к сердцу и княжеским умам и даже где-то недоумевая, отчего люди смотрят на него крайне скептически. – Кто не смотрел новости поутру? Спроси меня, и я скажу – князь Черниговский, что по правую мою руку, ведомый честью и долгом, взял за глотку многое ворье, разбойников и убийц в нашей стране. Сделал разом то, чего никогда не бывало на моей памяти. Естественно, мрачно подумали владетели, раньше он спокойно брал деньги, а сейчас-то что за вожжа под хвост?.. – Но расследование не завершено! – провозгласил князь в поднимающемся шуме голосов. – Еще предстоит определить истинных виновников. Предстоит отделить подлость от незнания, а злой умысел от небрежения долгом хозяина земли. Расследование идет. Так отчего говорю я сейчас о еще не свершившемся? Шемякин пристально обвел взглядом сидящих за столом. – Почему встал и потребовал слова? А оттого, братья, друзья и соседи, что на следствие оказывается беспрецедентное давление, – построжел его голос. – Не сегодня началось расследование. Не делается все за один день; каждый кропотливый труд требует времени – вам ли не знать? Но как на охоте, когда подходишь к зверю, то начинает чуять он гибель свою. И охотника может увидеть, даже если тот таится тщательно. Тут главное – не струхнуть и ружье в сторону не увести, верно? – добавились в его тон вкрадчивые нотки, а злой взгляд смотрел на половину стола Юсупова и присных. – Ты обвинить кого решил или про охоту рассказать? – поймал его взгляд Шуйский. И на секунду, глядя в человечьи глаза, из которых проглянуло лютое и нелюдское, князь Шемякин внезапно осознал, что будет, ежели слова его про зверя и ружье сбудутся. С холодным потом осознал, потекшим по спине; с дрожью в пальцах, которые запутаются и не нажмут на спуск; с головокружением и паникой, которая сделает ноги деревянными, пока разум будет орать призывом к побегу. Впрочем, князья Шуйские настоятельно советуют не бегать от медведя. А на настороженное уточнение – поможет ли это? – отвечают честно: медведю – да. По счастью, вокруг не было дремучей чащи, а потому солнечный свет, богатое убранство и молчаливая поддержка соратников быстро вернули Шемякину самообладание. – Я хочу сказать, – отвел взгляд князь, сжал ладони в кулаки и продолжил на упрямстве и характере, – что кому-то не понравилось радение князя Черниговского. До такой степени не понравилось, что против благородного человека спланированы чудовищные провокации, призванные бросить тень на его репутацию и не дать расследованию ход. Хочу сказать, что атака на него уже идет! Бог ты мой, князю уничтожили родовую башню!!! Срыли до фундамента, до черной копоти. Основу основ, символ княжеского рода и нерушимости его прав! Что подумает чернь при виде огороженного пустыря у стен Кремля?! – Как что? – возмутился князь Давыдов. – Городу давно нужен парк в центре! Облагородить там, кустики-деревья насадить, дорожки пешеходные. Только скамейки не ставить, чтобы всякие бомжи не спали. Князь Черниговский вскинулся с места. Князь Давыдов тут же оказался на ногах, подхватив графин в руку. – Василий! – окрикнул уже не Шуйский, а сам император. И самый известный гусар империи вернул руку из замаха. – Да спокоен я, – буркнул он, усаживаясь обратно. – Вот водичку пью. И вам советую. Только графин, присев, он приложил холодной гранью ко лбу, недобро поглядывая на Черниговского. – Злые силы желают, чтобы уважаемый князь Черниговский оставил расследование, – веско произнес князь Шемякин, кому недавняя вспышка вышла иллюстрацией агрессии. – Они боятся, оттого в страхе своем готовы… на многое. – Так чего ты желаешь? – уточнил император. – Я требую! – возвысил голос Шемякин. – Чтобы был наказан виновник разрушения твердыни князей Черниговских. Показательно. Чтобы ни у кого не возникло мысли, будто башни родовые могут пасть. В том числе ваши башни, уважаемые князья. Такие мыслишки надобно топить в крови. Прецедент не допустим. А уж тех, кто стоит за этой дерзкой выходкой, определит следствие. Ежели, разумеется, они не обнаружат себя раньше, защищая мерзавца. – И что, князь Черниговский не в состоянии наказать виновника своими силами? – удивились в зале. – А он не может, – хмыкнул князь Шуйский. – Он от виновника уже сбежал. – Что же за враг такой появился у нас? – поерзал от любопытства князь Гагарин, отклонившись на спинку кресла и уложив ладони на примечательную трость из желтоватой кости. – Максимка, из мастеровых, рода Самойловых. Убийца и лиходей, трус и клятвопреступник! – Ты бы полегче, князь, про моего зятя… – обронил император, равнодушно оглядывая говорившего. – Или ты меня желаешь оскорбить, что я внучку за татя отдал? От лица пару мгновений ничего не понимающего Шемякина отхлынула кровь, а сам он затравленно посмотрел на князя Черниговского, отодвинувшись от него, как от чумного. Впрочем, сам Черниговский тоже смотрелся озадаченным и недоуменно глядящим на трон, словно ожидая оглашения шутки. – Ты как про отца моего крестника говоришь, морда бородатая?! – решительно полез Давыдов на стол, закинув колено и споро двигаясь к обидчику с графином в руке – до того момента, как спохватившийся Шуйский не перехватил его за сапог и не утянул обратно. Но графин все равно просвистел в сантиметре от опешившего Шемякина, моргнувшего и очнувшегося, только когда поток воды хлестнул по щекам. – Да забери ты себе сапог, я ему все равно ноздри выдеру! – в гневе вывернулся гусар. – Тихо! – рявкнул император. – Василий, разжалую! В матросы! – Тьфу! – оставил за собой последнее слово Давыдов, и был он меток. Но все же угомонился и с достоинством принял обратно свой сапог. Правда, надевать его не стал – тайком взвесил рукой, примеряясь, и положил у правой ноги. Заодно и левый снял. – Бе-бесстыдство!.. – вновь покраснел Шемякин, оттирая щеку. – Смотри народ, что деется-то! На гостя императора его же слуга смеет руку поднять! – А ты бы в моем доме родню мою не поносил на чем свет стоит! – отозвался император. – Так ли пристало гостю поступать? Или, может, вышвырнуть его взашей?! – Так это, твое величество, правда ли, про свадьбу-то? – осторожно уточнил князь Долгорукий. – Столь же верно, что он не клятвопреступник и не трус, – кивнули ему с трона. Многозначительно подчеркнув другие недостатки, что в ином обществе сойдут за достоинства. – Это что же, и свадьба была? – задумчиво уточнили из скандального сектора. – Без торжества на всю страну? – Балда, тебе же сказано: Давыдов – крестный их сына! – А, так это по залету!.. – Стоп… – поднял руку император. – А я слышал, прижила она ребеночка на стороне, а Самойлова – за папу. – А и верно – он же все равно долго не проживет! – Так она от Давыдова и прижила. Ай!.. – Ох!.. – А ну тихо! – рявкнул император. – Верните сапоги, сволочи. Я с вами не закончил, – гневно дышал Давыдов. – Угомонитесь! Никакого ребенка нет! – стукнул император кулаком по подлокотнику. – Как нет? – покосились на Давыдова. – Уже нет?! – вцепились себе в бороды. – Ох, горе-то какое! – всплеснули руками. – Скорбим твоей беде, великий княже! И народ взволнованно потянулся подниматься с мест, переглядываясь, – принцессе потерять ребенка, с такими-то медиками и целителями!.. Что за беда произошла?! – Сели. Все. Резко, – буквально пролаял император, заставив иных побледнеть. – Принцесса Елизавета здорова и в положении не была. – Тогда как же… – Давыдов – крестный сына другой жены Максима, – откашлялся князь Панкратов. – Позор и бесчестье сомневаться в непорочности цесаревны. – Полностью с вами согласен, Панкратов. Одолжите ботинок. – Подождите, а кто тогда первая, если принцесса за вторую? – поднял в удивлении брови князь Вяземский. – За третью, – уточнил Панкратов, невозмутимо игнорируя пристальный и недовольный взгляд императора. – За прошлую он десять миллиардов рублей отсыпал, – горделиво завил ус Давыдов. – Лично по ним вот теми сапогами ходил! Вон там валяются! Князь, ты же на них смотришь, будь другом – перекинь сюда. – Чтобы я сапоги подавал кому!..