– Неправильно так, твое величество, – посетовал Гагарин. – Ты, князь, чего хочешь – отмщения или денег? – Отмщения. – Получишь, – сухо ответил ему император. – Кому деньги? Вставай, каждому отсыплю. Желающих отчего-то не нашлось. Разве что ворчание не стихало. – Раз денег не хотите, а правда вам нужна, то про нее поговорим! – гаркнул император, заставляя притихнуть. – Видел я ту грязь, что Черниговский под свет вытащил. До того, полагаю, укрывая самолично. – Облыжно мог обвинять, великий князь! – возмутился Шереметев. – Суда твоего страшась! Вину свою пытаясь умалить и внимание на пустое отвести. – То расследование решит, – мрачно глянул на него император. – А мы с обществом как раз судью нашли достойного, – повел Шереметев рукой, аккурат на того указывая. – Еремеев, свободного рода. Твой предок его предков лично в гербовые аристократы возводил, значит, и сам доверял. Потому и нам довериться не зазорно! – Твой слуга сам предложил кандидатуру, – веско заявив, поднялся с места Долгорукий, указав сначала на Давыдова, потом на Еремеева. – И мы договорились, что расследование злодеяний на нашей земле проведем сами, на суд его представим и решение судьи примем. – Эка ты его наделил… – мрачно покосившись на Давыдова, разглядывал император Еремеева. – Выдюжит, государь, – уверенно заявил гусар, закручивая ус. – Он толковый. – Как ты, человек, собрался обеспечивать решение суда? – вздохнув, уточнил его величество у судьи. – Как будешь призывать к исполнению договоренностей, ежели кто тянуть станет и волокиту устраивать? – недовольно покачал он головой. И князья за столом, скрывая улыбки и ехидные взгляды, могли бы подсказать ответ – никак. Оттого и выбрали, чего скрывать… – Так зятю пожалуюсь, – стараясь стоять прямо и отвечать уверенно, произнес Еремеев. За столом загоготали, чуть не по бокам себя ударяя от веселья. – Какому еще зятю? – сердито глянув на сидящих за столом, унял их радость государь. – А у нас с твоим сыном с некоторых пор один зять, – простовато и с легкой улыбкой произнес судья. Вызвав волну недоумения среди князей. – Самойлов? – удивился и император. Затем резко помрачнел. – Он же всех убьет… И слова императора уняли даже тень веселья. Потому как этот человек никогда не врал, а правда с определенного момента может вызвать ужас. – Так, может, и надо ворью, которое на суд не явится? – завозился на месте князь Ухорский. – Он всех убьет, – тяжелым взглядом наградил его император, – если не явится даже один. Они ведь не понимают, что может сотворить мальчишка-идеалист, в руках которого – рубильник от конца света. И сказать им об этом нельзя! – Ну уж, не будет такого… – протянул Шереметев неуверенно. – Вы себе судью или палача выбирали, люди? – как злой директор на проштрафившихся замов, смотрел он. – Вот что, Еремеев. Мне жалуйся. Ежели кто не подчинится общему решению, ко мне иди. – Мне тоже можешь жаловаться, – негромко, но так, чтобы все слышали, произнес Юсупов. – Что мы, не родственники, друг другу помочь? – И мне говори, – спокойно смотрел Шуйский. – Разве не я сватом был твоей дочери? – Верно, у нас в роду завсегда свата за общий стол приглашают, – хмыкнул Галицкий из достаточно плотного стана нейтралов. – Потому ко мне тоже обращайся. – И я сватом был, – признал Долгорукий. – И я, – буркнул Панкратов. – И я там был, мед-пиво пил, по усам текло!.. – с чувством декламировал Давыдов, в руке которого вновь обнаружилась фляга. – Василий, тебя присяга помогать обязывает, – легонько укорил его император, по-отечески улыбаясь. А у многих от такого родства, осознанного только в этот миг, чуть не стали по второму кругу седеть волосы. – Благодарствую, – низко поклонился Еремеев. – Кандидатуру утверждаю. Сколько тебе понадобится времени? – Дела принять и разобраться в них, да тщательно расследование провести – года три как минимум, государь. – А как же месяц! – вскочил на ноги Романов. – Мы на месяц его ставили! – Три года… – задумчиво произнес император, отражая то же самое сомнение. – Так ведь, государь, почти восемь десятков дел, – похлопал глазами Еремеев. – Три года – это если я щадить себя не стану! Тут же размах таков, что иные дела, им равные, иногда внукам завещают, – доверительно произнес он. – А и вправду, дело-то серьезное, – сделал стойку император. – Хотя ежели кто хочет быстрого правосудия… – Я желаю! Что тут расследовать, дикость-то какая! – возмущался Романов, поворачиваясь на соседей. – Тогда, Еремеев, и начнешь с Романовых, – согласно кивнул император, вызвав резкий кашель князя. – Для исполнения сроков придаю тебе министерство внутренних дел. Потому как интриги с концом света – это, конечно, интересно, но не бросать же отличную возможность подмять под себя целый институт управления страной. Прямо забрать – это против традиций, а вот обходным путем – неведомо когда еще будет такой шанс. Вон Черниговских и за тысячу лет подвинуть не удалось, а смерть его сейчас просто оставит место вакантным. А этот Еремеев действительно выглядит толковым, раз сам предложил оставить все на внуков – Елизаветиных, вестимо. Тут многие орать будут от радости, что волокита на столетия затянется, – уж больно замазаны… – Не бывает такого, чтобы не князю – имперское ведомство! – возмутился Шемякин, вставая из-за стола. – Вот ты еще меня не перебивал! – гаркнул его величество. – Исполняющим обязанности ставлю, а не титул отдаю! – А кому ведомство после Черниговских-то уйдет, твое величество? – заинтересованно уточнил Гагарин. – Определена ли тобой его судьба? – После расследования решим, которое судья ваш проведет, – отмахнулся император. – Я ему препятствовать не стану, нового главу назначая. – Значит, через три года?.. – задумчиво произнес князь. – Вы тоже торопитесь? – Что вы, совсем нет! – заверил тот императора. – Больно много родичей у судьи, – буркнул Шереметев. – Не договаривались мы о том. Сомневаться я стал. – Сам предложил, теперь от слов своих отрекаешься? – удивился его величество. – Как быть тем, кто ему не родич и не сват? – скрывая раздражение и бешенство тем, как его провели, держал Шереметев руки под столом. – Кто не ходит вшестером сватать к одной невесте! – Моя внучка еще не сосватана, – пожал плечами император. – Может, тебя позовут? Может, еще кого, кто отличится и все зло на своей земле вычистит, да штрафы без судейских заплатит? Вон Еремеев зятю присоветует. Шереметев хмыкнул. Но взгляд заинтересованный в сторону судьи кинул. – Я полагаю, таких добровольных много будет, – поделился своими мыслями государь. – Честь великая быть мне сватом, и оскорбление мне лично, если кто к этому стремиться не будет, верно? – вкрадчиво уточнил он у князей. Нарушение закона еще можно кое-как обойти, ссылаясь на традиции, но вот неуважение шло по другой статье… – А эти… – недовольно махнул рукой Шереметев в сторону Юсупова. – Этим что будет? – Тоже заплатят, если повинны, – жестким тоном подвел черту Рюрикович. – У государства воровать не позволю. И это кое-как примиряло остальных со случившимся. Потому что государство и карман императора находились в одной географической точке. – Кстати, о деньгах, – улыбнулся холодно его величество князьям. – На днях виделся я с ее светлостью княгиней Борецкой… – Он сделал паузу, чтобы люди осознали. – Жаловалась она мне, что, дескать, не отдает никто данное им на хранение достояние. Как же так, ваши сиятельства? Неужто поперек слова каждый из вас пойдет… Снова? – вкрадчиво уточнил император. – Нет никаких Борецких! – нервно отреагировал из-за стола князь Орлов. – Упокоились давно! – Ты, никак, лжецом меня назвал?.. – удивился император. – Боюсь я за тебя, что в заблуждение ввести тебя могли. Не видел я Борецких на твоем приеме уже двадцать лет, как мне знать, что те живы? – Теперь знаешь. Списки данного вам на сохранение могли быть утеряны, за давностью лет. Это я понимаю и отношусь со снисхождением, – иронично посмотрел он на встрепенувшихся и полных надежды князей. – Поэтому направлю вам свои копии. Кто утерял что-нибудь, вернет деньгами. Я тот документ заверял, мне с вас и требовать. – Это тяжелое дело, твое величество, – хмурился и Долгорукий, – разом столько собрать… – Ты на бедность-то не жалуйся прилюдно, – со смешинкой ответил ему император. – Я не про бедность, а про сроки! Мы же к сохраненному со всей бережливостью, но уговора не было, что те деньги нельзя в оборот пустить и проценты брать! Нелегкое это дело – взять и вытащить из оборота… Прочие поддержали его одобрительным гулом.