– Вы не беспокойтесь. Казна богата, мы вас выручим, – мягко успокоил их император. – И процент сватам назначим по-родственному. Не то что остальным. От обсуждения очередной мрачной финансовой перспективы отвлекла ощутимая дрожь земли. А заполошно вбежавший в зал порученец, что-то принявшийся нашептывать императору, – тот всерьез настроил на военный лад. Как бы не случилось чего… – Радуйтесь, ваши сиятельства, – поднялся император с трона. – Одной смерти князь Черниговский избежал. Еще три осталось. – И наших тридцать, – требовательно смотрели на него из-за стола. Тот коротко кивнул, признавая. После чего направился делать так, чтобы они не понадобились. Ко всему привычна сытая и богатая столица. Не удивят ее ни иностранцы в диковинных одеждах, ни уличные музыканты с танцорами. Оттого и восемь не самых молодых человек восточной внешности, закруживших в ритмичном танце на краю широкой площади перед гостиницей в самом центре Москвы, не особо изумляли прохожих. Они действительно были похожи на артистов – в праздничных белых костюмах, расшитых золотом богато и красочно, в своих бамбуковых масках с намалеванными поверх алой краской скалящимися лицами и оставленными двумя прорезями для глаз. Движения их были резки и далеки от грации. Вокруг не было музыки, хотя им определенно подошли бы гулкие барабаны, зато низким голосом пел старик, стоящий в центре, распахнув руки вверх, а остальные семеро звучно хлопали в ладоши, будто ставя точки в мрачном и певучем речитативе. Словно механизм, выполненный через шестерни и коленвалы, танцоры завораживали идеальным автоматизмом, а звуки хлопков будто бы находили отражение в ритме сердца, стоило прислушаться… Кое-кто из прохожих с интересом остановился. Потихоньку собралась толпа, с радостью хлопающая в такт. У уличных танцоров не было ни футляра для денег, ни перевернутой шляпы. Не ходил помощник, собирая пожертвания с тех, кому понравилось, или же с тех, кто решил форсануть, стоя рядом с девушкой. Оттого первые деньги полетели танцорам прямо под ноги – и грани монет отразили яркое солнце… До того, как распасться сверкающей пылью, так и не долетев до земли. Очередной взрыв веселья и аплодисментов уличным танцорам, что оказались еще и фокусниками, утонул в недоумении, потому как иные дарители расстались и с сотенной, свернутой вчетверо, но и от нее остался только пепел, а купюра не долетела до земли. Затем и недоумение погасло в предупредительном возгласе, сменившемся страхом. Потому что над силуэтом отеля, таким же радостным в солнечном сиянии, как только что толпа, внезапно образовалась густая тень – будучи вначале просто дымкой, она быстро собралась в образ той самой маски, что была на людях. После чего стоящий в центре вытащил из складок одеяния на поясе кривой кинжал и резанул себя по запястью. Завизжала от ужаса впечатлительная дама, отшатнулась толпа, переходя сначала на шаг, а потом и на бег от той жути, что выплеснулась облаком вместе с алой кровью. А те же, кто посмел обернуться, убегая, могли заметить, как на белоснежной маске в воздухе начали появляться темно-алые линии, рисуя кривую скалящуюся гримасу в пустоте и два незрячих алых глаза. Где-то недалеко заорала сирена, а гостиница вмиг окуталась плотным сероватым пологом, будто вспыхнувшим, словно давно заготовлен и проявлен в последний миг. Серьезная защитная магия, могучая, пробирающая даже неодаренных с солидного расстояния, – мурашками по коже и ощущением иномировой жути. Крайне надежная. До той поры, пока оскалившаяся маска не развернула пасть в стометровом оскале клыков и не перекусила гостиницу поперек на уровне второго этажа, исчезнув в тот же миг. Жалобно простонав уцелевшими перекрытиями и ударив по ушам громом, здание рухнуло внутрь самого себя, взметнув облака бетона и пыли. – Пожалуй, мы закончили в этом городе, сын. – Аймара Олланта посмотрел на руины отеля, когда пыль спала, а его люди вернулись констатировать численную убыль противника. – Дождемся хозяев и объясним нашу позицию? – спросил тот. – Как принято делать у вас? – уточнил патриарх клана у переводчика. – У нас принято не дожидаться озлобленных хозяев. Считается, что время успокаивает, а степень вины не меняется. – Это мудро, – покивали Аймара. – Как зовется эта традиция? – Atas, menti! – спокойно ответил молодой седой человек. Глава 30 Дворец князей Черниговских, пусть и выстроенный всего-то в прошлом столетии, за что удостоился наименования Новый, все же зацепил те времена, когда общий дом было принято делить на мужскую и женскую части. Времена поменялись, но разделение все еще казалось князю удобным – меньше суеты в родном кабинете. Меньше внимания, эмоций и осуждения по поводу разбитой посуды, перевернутых кресел и густого запаха спиртного, разлитого по наборному паркету. А когда женщина понадобится князю, он пойдет к ней сам. Князь бережно отложил бутылку с виски, опустошенную наполовину, оправил распахнутый ворот рубашки, желая застегнуть, но обнаружил пуговицы вырванными. Оглядел себя, с облегчением не обнаружив мундир залитым и испачканным. И направился на женскую половину – сквозь весь дворец; через длинные коридоры, заставленные портретами предков, от которых старательно прятал взгляд. Несмотря на выпитое, его не водило из стороны в сторону и не звало на подвиги. Алкоголь прошел через шокированное сознание, как вода. Обожгло живот и отступило, будто не было, оставив ту же пустоту и потерянность. Ему нужен был собеседник; нужен был совет, и он шел туда, где тот могли дать. Тяжелая дверь будуара супруги удостоилась выверенного и деликатного постукивания. Как бы ни хотелось рвануть, вышибить, разрушить массив дерева, но помещение всегда плотно связывалось с образом супруги, а на нее он руку поднимать не смел и в мыслях. – Зайди, супруг мой, – медовой речью с дивным акцентом донеслось из будуара, вызвав смесь любви и вожделения, надежды и привязанности. Кто-то в миг горя шел к духовнику, иные исповедовались близкому другу. Прочие приближали к себе психолога или любовниц. Для него его Лита была всем. В отличие от духовников и друзей, не обязательно было говорить только о явном, сжигая себя тайным; в противовес любовницам и психологам, верность не требовалось проверять – равно как и решать, что делать с трупами, сболтнув лишнего. Его супруга достойна правды, любой, даже самой горестной и проклятой. И она же может подсказать путь – она умная, всегда была умной. Поэтому он ее взял, выделил из шумного и многочисленного семейства князя Сапеги. «Порченая», – говорил ее отец, пытаясь отвадить его, подсовывая небылицы о ее прошлом. Старый зашоренный дурак, который слишком доверял советникам – благо последние ненадолго пережили его. Черниговский поймал себя на том, что стоит в проходе двери, привалившись к створке, и искренне любуется, глядя на супругу, сидящую перед зеркалом. Лита сидела к нему спиной, расчесывая длинные, цвета воронового крыла, волосы – и он видел ее лукавую улыбку, обращенную к нему в отражении. Сколько ей лет? Вечные двадцать шесть – в этом весь ответ. Зрелость, помноженная на природную красоту и властность. Волна обожания прокатилась по телу, обернувшись отчего-то кое-как удержанными слезами. – Лита, я все потерял… – не удержал он дрожь в голосе, а слезинка все-таки скатилась на щеку. – Что случилось? – замерев с расческой в руках, с тревогой смотрела она на него через зеркало. – Они убили моего сына. Они убили Олега! Они узнали про Заповедник… – Скрываемая до того паника все-таки прорвалась в голосе горестным шепотом. – Они выпустили заключенных! – Нину – тоже? – поджала она губы недовольно. – Всех, – покаянно опустил князь голову. – Значит, пришло время взять власть, – порывисто повернулась супруга к нему и даже не подошла – подплыла, остановившись в миллиметрах и заглянув снизу вверх. – Ты достоин быть первым, муж мой. Надо сломать вековую несправедливость. Призови союзников. Надави на должников. Заставь выступить всех, кого ты готовил и выращивал. – Они убоятся императора, – отчего-то произнес князь Черниговский. Произнес правду, но не ту, которую она должна была услышать. – Император будет мертв, – жестко произнесла супруга. Метнулась к будуару, порывистым жестом выбила фальшдоску из боковины и куда более бережно достала оттуда шкатулку, обернутую темно-алым бархатом. Двумя руками, словно регалию, поднесла она ее к супругу и ободряющим взглядом призвала открыть. Мягко щелкнул замок, отворяясь, и под приглушенным светом люстр матово блеснул наполненный синеватой жидкостью стальной шприц. – С этим – ты убьешь его, – шептала Лита. – Это подарок от наших друзей. С этим – ты убьешь кого угодно. Потом ты сольешь весь компромат на князей в Сеть, чтобы народ вышел на улицы, добьешь сопротивляющихся и взойдешь на трон героем, – уверяла она его, а он млел, глядя в эти глаза, что отражали его влюбленное лицо. – Лита… – заикнулся князь. – Т-ш! Я знаю, оно лишит тебя детей. – Бережно отложив шкатулку на стол, женщина взяла в ладони его лицо и поцеловала подбородок. – Но сегодня мы сделаем нового! Мы сделаем тебе наследника, – целовала она его лицо. А князь сходил с ума от вожделения. – Я немного придержу беременность на тот случай, если кто-то заподозрит тебя, – ворковала Лита. – Когда ребенок появится, он будет здоров, и всякие подозрения умрут. Потом умрут их владельцы. – Да… – выдохнул князь, чувствуя ее руки под своей рубашкой. – Мы назовем его Олегом, в честь твоего бастарда, хочешь? – шептала она. Князь хотел, теряя рассудок. Хотел настолько, что не мог заставить себя сказать ей, что император уже знает о товаре. Что признался он ему в этом сам. Что их война проиграна, потому что он не сможет заставлять идти в бой князей под страхом разоблачения, потому что они уже разоблачены. Они все – все, кого он выращивал, скармливая им ослабленные владения, но связывая страшной тайной наркотрафика, – боятся не князя Черниговского, а огласки, а этого страха больше не существует. Но он молчал и пил вкус этих губ, сходя с ума по ней так же, как когда-то мальчишкой. Ей уже тогда было «двадцать шесть», и ничего не изменилось. Сумасшедшее вожделение отпустило его через несколько часов. Потом он лежал в постели, прислушиваясь к ее дыханию. И только под утро, когда рассвет проявил тени в комнате, сел на край постели. Оглянулся на Литу, отметив изящную спину, приоткрытую одеялом. Потянулся к ней рукой, желая провести по нежной коже, но кое-как удержался и силой воли заставил отвернуться. Перед ним, на столе перед зеркалом, по-прежнему стоял открытый футляр со шприцем. А рядом лежал его сотовый телефон. И он помнил номер. Мыслей не было. Но взгляд невольно переходил с предмета на предмет. Футляр. Телефон. Футляр… Глава 31