— Федор, говорят, ты лучший мастер в своем классе? — начал я с лести, предварительно постучав в дверь к брату. Комната Федора выглядела точной копией отцовской — тот же огромный зал, разделенный рядом шкафов на кабинет и мастерскую, тот же стол — только чуть ниже, для удобства. И такое же черное кожаное кресло, в котором брат сидел, как на троне, настолько оно было велико. — Пожалуй, да, — с важным видом сцепил он руки на животе и откинулся на спинку кресла. — Хотя во втором «Б» Женька делает отличные самолетики. — Не важно, — отмахнулся я от пока не нужной авиации. — Сделаешь мне огромного робота-убийцу? — З-зачем? — замешкался брат, удивленно округлив глаза. — Чтобы он держал в ужасе весь город, а потом я пришел бы и его победил? Ну, не один победил, — тут же исправился, вспомнив о главной цели задумки. — Со мной еще трое будут. — Это ведь робот должен быть размером с дом. — Брат задумчиво почесал подбородок и пододвинул к себе блокнот и ручку. — Нет, слишком тяжелый, проваливаться станет. — Так, а если для нападения только на школу? — упростил я задание. — Это можно, — великодушно согласился он и нацарапал на листке что-то паукообразное. — Вооружение? — Зубы и хвост, — навис я над его плечом и с интересом наблюдал, как к рисунку добавилось несколько штрихов. — А это зубы или хвост? — Это зубы на хвосте! — весомо заявил брат. — Подвижные части в одном узле! Легко менять. — Да для одноразового пойдет, — отмахнулся я. — Мне главное его победить красиво. — С жертвами, без? — деловито уточнил Федор. — Лучше бы, конечно, с жертвами, но пойдет и сломанная рука. Можно ведь? — Это задача, — цокнул брат. — Может, руку до нападения сломаем? — Хотелось бы не мне, — честно признался я. — Что-нибудь придумаем, — к рисунку добавилась запись мелким почерком: «Ломатель руки! Срочно!» — И чтобы рычал грозно и гонялся за всеми по коридорам. — С искусственным интеллектом сложно, — покачал брат головой. — Его еще не изобрели. Только радиоуправление! — А если посадить внутрь собаку? — задумался я. — У меня Лайка есть. Знаешь, как рычит? И меня точно не обидит. — Хм… — Федор парой штрихов добавил кабину для хвостатого пилота и четыре рычажных привода для лап. — А ты точно сможешь победить? — засомневался он, поглядывая то на получившуюся конструкцию, то на меня. — Конечно! — возмутился я. — Это ерундовое дело — одна котлета, и мир спасен. — А если у кого-то другого найдется котлета? — Ой, да кто в школе носит с собой котлеты! — отмахнулся я. — Кстати, будешь? — Тогда может сработать, — признал Федор, отмахнулся от упаковки с бутербродом и дважды подчеркнул результаты предварительного планирования. — Только я сразу все сделать не смогу, мне подучиться надо. — Время есть, — похлопал я его по плечу. — Месяца два точно. — А, нормально, — успокоился брат, вывалил на стол толстенный справочник по электронике и открыл его на первой странице. Одной проблемой меньше. — Спасибо! Обедать пойдешь? — Нет, я уже ел, — задумчиво пробормотал он, погружаясь в текст. Тихонько, чтобы не мешать, я покинул его кабинет, прикрыл за собой дверь и вновь заскрипел по паркету, направляясь на кухню. — Максим, я в город, — окликнул учитель, когда я проходил мимо. — Уроки сделай, приду — проверю. Тут же хлопнула дверь, оставив меня наедине со звенящей тишиной дома — верный признак того, что сестры в мастерской у отца. Потом к ним зайду — потому как не тронь лихо и не придется снова переодеваться в чистое. Мелкие сестры унаследовали от Федора привычку забираться на плечи, используя ноги и зубы, а я надеялся предстать перед отцом в приличном виде. На обед сегодня была разогретая манная каша, щедро политая маслом. Наверное, вкусная — оценил я, однако проверять не решился, отодвинул от себя. Но тут за окном резко затормозила машина, выпуская из задней дверцы разозленного отца, и я с энтузиазмом взялся за ложку. Потому что пока человек ест, его трогать нельзя, это каждый знает. Раздраженно хлопнула входная дверь, на кухню быстро прошагал папа, нацелился на кувшин с водой. Замер, глядя на меня, увидел замотанные бинтами руки, нахмурился, но так ничего и не сказал, молча взял воду и стакан. — Зайди ко мне, после того как поешь, — донеслось из коридора. Резко захотелось добавки этой чудесной и волшебной каши — эдак порции на четыре, чтобы есть маленькой ложкой, дотянуть до ночи и тихонечко просочиться к себе в комнату, а утром улизнуть из дома, пока никто не проснулся. Но это для трусов. Так что, поковырявшись без аппетита и даже кое-что съев (отчего чувствовал себя уже наказанным — если не за танкер, то за драку точно), через полчаса отправился к отцу. — Ты все сделал правильно, — молча пободавшись со мной взглядами, все-таки выдохнул папа, положив сцепленные замком руки на стол. Я тихонько сидел напротив, положив руки на колени и выпрямив спину. По бокам адвокатами пристроились Катя с Тоней и сурово поглядывали на отца. — Но драться — плохо, — скорее для сестер, а не для меня упрямо сообщил он. — Хотя иногда нужно, не спорю. Но делать это лучше по правилам! — То есть их должно было быть четверо? — удивился я. Рядом в тон мне хмыкнула Тоня, а Катя осуждающе покачала головой. — Нет, — сощурившись, словно от головной боли, произнес отец. — Девочки, я вас прошу, погуляйте во дворе полчаса. Сестры синхронно скрестили руки на груди. — Да не буду я его ругать! — Не уловив ни единого движения, отец достал ключ из верхнего ящика и отправил его по поверхности стола в нашу сторону. — Можете покататься на машине. — Ю-ху! — Сестры вихрем слетели с подлокотников, смахнули со стола ключ и мигом испарились из комнаты. — Только вокруг дома! — обратился отец к закрытой двери. — Хана машине, — спокойным тоном вынес я вердикт, расстроившись как из-за симпатичного внедорожника, так и из-за двух плиток шоколада, отданных этим легкомысленным существам за защиту. — Нет, это ключи от гаража, — отмахнулся папа, слабо улыбнувшись. — Пока разберутся, пока вернутся обратно, у нас с тобой будет минут пять… — замялся он, не зная, как продолжить. — Что там с правилами? — помог я ему, поудобней устраиваясь в кресле. — Правила, точно. — Отец потер подбородок, скользнул взглядом по поверхности стола и привычным жестом пододвинул к себе блокнот с карандашом. — Вот смотри, мы все — ты, я, Катя, Тоня, Федор живем в обществе. Как и твои одноклассники. Как и все люди. Карандаш очертил большой круг посередине листка и остановился в его центре. — У этого общества есть правила, — продолжил отец, заключая круг в квадрат. — Пока мы придерживаемся этих правил, общество соблюдает их относительно нас. Если мы правила нарушаем, то выходим за грань круга. — Я понимаю, — кивнул терпеливо. — Думаю, не совсем, — отрицательно покачал он головой. — Вышел ты за рамки или нет, решаешь не ты. Решают те, кто видит тебя и может свидетельствовать о мотивах твоих поступков. Когда ты побил этих троих в парке, рядом с тобой не было никого, кроме обидчиков. — И они сказали, что это я все начал? — приподнял я бровь. — Именно так. — Отец согласно кивнул. — Один из трех детей, Ян, сказал, что ты первый ударил Пашу Зубова. Головой в нос. Я, разумеется, не поверил. — Он поднял руки, пресекая мои справедливые возражения. — Ссориться надо при свидетелях, — хмуро озвучил я результаты урока. — Верно, — чуть улыбнулся папа. — Но лучше вообще не ссориться. А если решишься, то при ссорах в вашей школе тоже существуют правила — дуэльные. Оказывается, для этих дел на территории школы есть отдельный полигон. — И там можно бить друг другу лица? — не поверил я. — Не все так просто — для начала вас выслушают преподаватель и психолог, попытаются примирить, и уже потом деритесь под присмотром врача. — А там надо перчатку в лицо кидать, да? — деловито поинтересовался я, представив толстое лицо Яна — точно не промахнусь. — А можно сразу железную и с размаха? — Для вызова хватит просто слов. — А если откажется? — Это дуэль! Никто, уважающий себя, не может от нее отказаться без урона чести! Разумеется, для вызова должна быть причина, понятная окружающим, иначе все вновь обернется истерикой охраны и надуманными обвинениями. Не вынуждай меня снова звонить князю! То есть я хотел сказать… — осекся он и с досадой притих. — Все так плохо, да? — Нормально, — чуть раздраженно отмахнулся папа. — Отец этого Павла на особом счету. Почти все речные перевозки под его рукой, одних только кораблей сорок восемь. — Сорок шесть. — Ну, может, и сорок шесть, — пожал папа плечами. — Но у него привилегия на беспошлинную торговлю во всех княжествах вдоль реки, тем он и ценен. Перед ним, конечно, не лебезят, но то, что ребенок его в нашем городе, налагает на князя определенные обязанности по его защите. — А тут ему нос разбили, — виновато продолжил я. — Что теперь будет?