– Это ваши проблемы, – пожал плечами старший охранник княжеской свиты. – На вашем месте я бы давно уже звонил наверх. – А можно? – поинтересовался старший караульный. – Валяй, – равнодушно раздалось ему в ответ. И тот сорвался к будке со служебным телефоном – вызванивать хоть кого-то, на кого можно было переложить груз проблем с собственных плеч. «Так стреляй!» – грозно советовали капитаны; «Приказываю задержать любой ценой» – чуть более реалистично смотрели полковники; «Ничего не предпринимать» – осознал информацию единственный генерал, который был на связи из длинного списка внутренних телефонов ведомства. Потому что стрелять – это хорошо. И даже задержать – весьма неплохо. Но когда ощущаешь себя мошкой, смерть которой даже не заметят, все-таки хочется послужить родной стране подольше и уж если умереть за нее, то с чуть большей пользой. Службы ведомства в этих стенах не являлись основными, выполняли по большей части функции связей с прессой и информационного центра, и потому здание охранялось без расчета на вооруженный прорыв одаренных. Центр города; если ситуация дойдет до такого безумия, как захват институтов власти, то все силы понадобятся не здесь, а в Кремле. На единичные случаи как раз и была тревожная кнопка – в конце концов, есть у них кому усмирять и таких гостей, не к ночи будут помянуты… Князь же во все это время продолжал поиски. Выглядело это до обыденного просто – он открывал все двери, которые открывались, и вышибал Силой те, которые сопротивлялись его желанию взглянуть внутрь. При этом он громко звал княжича по имени, прислушиваясь к ответу. Все, что он действительно хотел, – забрать сына в родовую башню, в дороге выставить ему подходящий диагноз силами привлеченных к операции медиков, дабы отделаться от вызова по официальному запросу, и замять вопрос так, как он это делал многажды в похожих случаях. Правда, еще ни разу ему не приходилось для этого бесчинствовать в здании ИСБ. Но и повода такого еще никогда не было – да еще с показным игнорированием от тех людей, кто мог и был обязан пойти старику навстречу и вернуть пострадавшего от этой провокации Антона домой. Не говоря уж о том, что никогда наследника, пусть и последней очереди, не смели забирать в здание на Лубянке – в место, обитатели которого как никто другой обязаны знать всё о древних привилегиях княжеских семей. Очередная массивная дверь была вышиблена вовнутрь – и гора документов, подхваченная волной воздуха, разлетелась по пустующему кабинету. Никого. – Антон!!! Следующая дверь. Несколько раз в него стреляли, падая за массивные столы и переворачивая их столешницей ко входу, уверившись в нападении на здание. Один раз даже швырнули огненный шар, бессильно растекшийся по паутине теней, проявившейся вокруг князя. Его сиятельство простил им эти нападения, ибо не ведают, что творят. С улицы звучали сирены, хлопали двери микроавтобусов и громким лающим голосом переговаривались люди из свиты с командирами тревожных команд ведомства. Закон не первый раз сталкивался с княжескими правами, так что и тут результат будет тот же самый. Ведь семья императора, курирующая ИСБ, тоже князья, и даже с приставкой «великие», а значит, закону следует подождать в стороне. Остановить этот бардак решились минут через десять, делегацией аж из четырех генералов ведомства, уверивших князя, уже готового переходить на второй этаж, что Антона к нему обязательно приведут, а до того к его услугам роскошный кабинет, прекрасный кофе с коньяком и портрет императора над массивным столом. В общем, знакомая ему обстановка по собственному рабочему месту в родном ведомстве – с тяжелой мебелью из массива редких пород дерева, мягким ковром поверх паркета, с бежевыми стенами, украшенными дубовыми панелями до середины и репликами картин Айвазовского в тяжелых позолоченных рамах. И что характерно, действительно успокаивает своей похожестью. Во всяком случае, нет оскорбительного ощущения ожидания. Разумеется, князь занял место во главе Т-образного стола просторного кабинета. Документы на столе принадлежали третьему заместителю директора ведомства Рыбникову – как мельком отметил князь и тут же потерял к ним интерес. Любопытствовать содержимым папок и укладок бумаги было ниже его достоинства. Двери кабинета открылись через десять минут, когда его сиятельство уже почти потерял всякое терпение и твердо вознамерился продолжить поиски. Но Антона к нему так и не привели. Вместо него в помещение вошли двое мужчин с умными лицами, профессиональными взглядами палачей и в изящных костюмах из серой шерсти, пошитых на идеальную осанку и широкие плечи. Облик дополняли кожаные портфели в руках и коричневые штиблеты. Этакая глубокая интеллектуальность со способностью наизусть читать в оригинале Байрона, одновременно правя топор для плахи под идеальный угол заточки. Князь щелкнул пальцами, отвлекая гостей, синхронно уставившихся ему в шею. – Где мой сын? – властно спросил он. Двое не торопились с ответом; подошли к столу и сели по разные стороны Т-образного продолжения начальственного рабочего места. Портфели разместились перед ними, на широкой столешнице. – Препровожден в одну из машин вашего сопровождения, – ответил тот, что справа от князя, открывая застежку на портфеле. – А Черниговский-Зубов? – уточнил князь, успокаиваясь и опираясь ладонями на подлокотники кресла. – Там же, – произнес тот же мужчина. – Значит, здесь мне более делать нечего, – подытожил его сиятельство и встал из-за стола, направившись к выходу из кабинета. – Наш господин хотел бы, чтобы вы с нами побеседовали, – остановил его на половине пути голос второго мужчины, до того молчавшего. Странно, но тон отражал полное равнодушие к его, князя, ответу на эту просьбу. И, невольно насторожившись, его сиятельство решил остановиться, не дойдя до порога двух шагов. – Ваш господин может позвонить мне лично или прибыть в гости. Мой дом всегда открыт для его визитов, – убрав так и прорывающееся нетерпение, все же успокоился Черниговский и проявил легкое любопытство: – Разве что нечто срочное? – Нам доверено расследование вооруженного ограбления банка «Шелихов и партнеры». Вам же известно, чьи это деньги? Князь знал. Потому все еще был в бешенстве от событий этого дня. – Это провокация, – облизав губы, озвучил его сиятельство версию его клана. – Речи о вооруженном ограблении и быть не может. Мой сын достаточно богат, чтобы не желать присвоения чужих денег, да еще столь экстравагантным путем. Его вынужденным беспамятством воспользовались, и я не желаю слышать иные трактовки этого события. – Ваше сиятельство, вы не могли бы вновь занять место за столом? – попросил тот, что начинал разговор. – Право слово, беседа не стоит того, чтобы стоять на ногах и сверлить друг друга взглядами. Тем более что расследование уже завершено. Последнее предложение князя заинтересовало в достаточной мере, чтобы вернуться на прежнее место. – Кто подставил моего сына? – оперевшись локтями о столешницу и сцепив руки в замок, потребовал ответа Черниговский. Мужчина слева от него неспешно распахнул свой портфель и положил перед своим лицом несколько листков отпечатанной на принтере бумаги, сцепленных скрепкой, поискал глазами нужный момент в тексте и начал чтение: «Ограбление должно было произойти в среду. Я и мой сопровождающий Черниговский-Зубов Павел должны были убедить принять в нем участие Шуйского Артема, Быкова Михаила, Егорова Дмитрия, Захарова Афанасия и иных под предлогом вступления в закрытый клуб, учрежденный моим прадедом с друзьями. Ограбление обязано было сорваться, участников должны были схватить. Под угрозой смерти и повешения мой род получил бы власть над Егоровыми (примечание: промышленный кластер в Раменском) и Захаровыми (примечание: владения в Крыму), обещав спасение от суда и плахи. Быкова и Зубова было решено отдать в расход для подкрепления угрозы. Зубова венчать в тюрьме на клановой девушке и шантажировать его отца внуком. За жизнь Шуйского отец хотел стребовать…» – Это что еще такое? Что за бред?! – Записано со слов Черниговского Антона. – Вы смели его допрашивать?! – взыграла в князе дикая ярость. Даже не содержание допроса имеет значение, а крушение вековой традиции! – Ни в коей мере. Мы провели беседу с Антоном. Он пожелал нам все добровольно рассказать. – Я отзываю своей властью все его слова. Он ничего не говорил, вы ничего не слышали, – жестко произнес князь, а листы бумаги истаяли пыльной дымкой прямо в руках у читавшего. – Просим вас сохранять спокойствие, ваше сиятельство, – поднял тот ладони в примирительном жесте. Заодно продемонстрировав наделяющий перстень с императорским гербом. И князю пришлось уняться. – Какого принца вы представляете? ИСБ была вотчиной шести-семи цесаревичей – сыновей и внуков императора, традиционно пытающихся проявить себя на мужской работе. – Наследного, – серьезно кивнули ему. Князь удержался от того, чтобы фыркнуть – все они считали себя наследными, стараясь выслужиться и заработать репутацию правителя, а император все равно делал выбор по своему разумению. Мужчина справа выудил из портфеля точно такую же стопку распечатанных листов – будто заранее знали реакцию князя. Но продолжать чтение с того же места он не стал. «В вечер накануне мы сильно напились, и я не помню, что было дальше. Очнулся уже в танке. Как я там оказался, каким образом был заряжен снаряд, мне не известно. После чего был схвачен (примечание: остановлен старшим наряда охранного подразделения «Витязь-Ц»). – Он хоть оказал сопротивление?.. – глухо спросил князь, с силой сцепив пальцы. – Покалечил кого-нибудь при задержании? – Насколько известно из рапортов – нет. – Жаль, – цокнул с тщательно скрываемым разочарованием Черниговский. – Черниговский-Зубов сдался сам и дал показания, что не помнит, каким образом оказался в танке. Что был пьян. Оба подтвердили, что способны водить танк, способны заряжать орудие и знают, где достать боеприпасы. – Задайте этот вопрос любому ребенку аристократа и внесите его тоже в список подозреваемых! – не сдержался князь. – А еще они могут быть насильниками – с той же аргументацией! У них, знаете ли, есть что надо и они могут этим пользоваться!.. Где экспертиза танка?! Где опрос свидетелей, анализ крови или что-нибудь, что можно назвать расследованием этого фарса?! Зачем моему сыну, у которого достаточно денег для всего в этом городе, грабить банк?! – По версии Зубова, он мог просто перепутать день. Вторник, напомню. Подставить Шуйских вы наметили на среду. – Не смейте говорить со мной в таком тоне!.. – прошипел князь. – Не смейте даже помыслить о том, что вы заставили силой записать на бумаге. Да вы даже представить не можете, что мы с Шуйскими сделаем с вами лично за попытку нас рассорить. – Вы готовы поклясться Честью, что не замысливали изложенное Черниговским Антоном, полностью или частично? – Я готов говорить с вашим господином, а не с пылью под его ногами. Мужчины незаметно переглянулись. – В самом худшем случае мы рассматриваем невинную шалость детей, которую вы хотите извратить в черт-те что немыслимое! – Князь ударил ладонью по столу. – Невинную? – словно открыв для себя что-то новое, удивился мужчина слева. – Вы хоть отдаете себе отчет, какая огромная разница между тем, чтобы осознанно протаранить банк – и просто потерять сознание за рычагами управления? Вы, лично вы, можете утверждать, что ребенок не упал в обморок внутри душной машины? – Вы знаете, люди в обмороке обычно не грабят банк… – мягко ответили ему. – Протаранить хранилище – не значит грабить. – Выстрелить… – кашлянул тот, что справа. – Упасть в обморок, зацепить механизм и случайно выстрелить! – А потом в обмороке натаскать денег внутрь танка? – со скепсисом уточнили у него. – Их могли подкинуть. И кто сказал, что это именно банковские деньги, а не злоумышленник сунул их в танк к беспамятным ребятам? Вы сверяли серии?! – Ваше сиятельство, в этом банке даже под страхом смерти не станут записывать серии купюр, вы же знаете… – развел руками тот, что слева.