То ли похвалил, то ли не понравилось, но кружку он отставил в сторону и посмотрел на китаянку, украдкой рассматривающую со своего табурета окружающую обстановку. Для принцессы клана девять квадратных метров кухни в «панельке» смотрелись явно небогато. И пусть вокруг было чисто и опрятно, но пренебрежение в ее глазах определенно свидетельствовало о сравнении окружающей обстановки с кладовкой для обуви в ее родовом особняке. – Я думаю, надо надеть ей лапки на ножки тоже, – спокойным и доброжелательным тоном прокомментировал Федор. – Прости? – поинтересовался я причиной такого решения. – Вновь в ней принцесса просыпается… – вздохнул Федор. – Столько гонору было поначалу, ты бы видел! А стоило в костюм горничной переодеть, так мигом два часа тишины. В самолете ей место не понравилось, а как волосы ей расчесал и ушки примерил – сразу стала шелковая. – А лапки? – с интересом присмотрелся я к высокомерию, в самом деле проглядывающему в облике милого создания с ушками и хвостиком. – Это я еще до таможни догадался. Иначе бы точно завязли на: «Добро пожаловать! Причина прилета?» – проворчал Федор. – А так сразу видно – ну какие у нее могут быть документы? У нее же лапки! Пользуясь моментом, я тайком покосился в сторону Ники. Та с выражением бесконечного сострадания на лице смотрела на куриную тушку в своих руках. Еще немного – и точно задумает исцелить… и куда я эту курицу пристрою? В зоопарк точно не возьмут. – Может, все-таки рыбу?.. – предложил я осторожно. – Да, рыбу, – словно очнувшись, чуть отстраненно ответила Ника, аккуратно отложив курицу обратно в упаковку и отшагнув к крану, чтобы тщательно помыть руки. – Слушай, а она у тебя не из этих… – шепнул мне брат на ухо, покосившись на девушку настороженно, – не из травоядных? – Да не, – отмахнулся я. – Ты бы видел, как она на жареного порося смотрела… Ничего общего. – А мы точно сегодня от голода не сдохнем? – продолжил он тем же тоном. – Ника, что-то не так? – участливо поинтересовался я, заметив, что девушка продолжает раз за разом намыливать руки. – Все хорошо, – холодно ответила она. Как сомнамбула прошла к рыбе, выудила тяжелую кету и перенесла на вытянутых руках к умывальнику. После чего вымыла с мылом и ее. Заметив наши пристальные взгляды, медленно расположила на столешнице и взяла в руки нож. – Да отруби ты ей уже голову! – рявкнул Федор, не выдержав. Вздрогнула китаянка, вбежал на кухню сосредоточенный охранник, зорким взглядом пронзив всех присутствующих и внимательно оглядев пространство за окном. – Слушай, ну у нее же ресторан, – неловко заступился я за девушку, – зачем ей уметь готовить? – Понятно… – вздохнул Федор. – Просто думал привычного поесть – очень соскучился. И ведь знаю, что вряд ли будет так вкусно, как я помню, – но все равно хочется, понимаешь? – Может, к Артему поедем? – предложил я. – У него сейчас наверняка борщ и котлеты. Со стороны гарнитура резко ударил звук ножа. А затем еще и еще раз – скрывая свой стремительный полет за спиной девушки, Ника порывисто развернулась и выставила на стол тарелку с пятью бутербродами из хлеба с напластанной бужениной. – Угощайтесь, пожалуйста, – с угрозой произнесла она. Я, например, свой кусок сразу взял. Федор помедлил, но тоже благоразумно забрал свою порцию. А китаянка, легкомысленное создание, пренебрежительно фыркнула и посмела отвернуть подбородок от угощения. – Так, кому тут что не нравится? – хищным тоном уточнила Ника и недобро прищурилась. Го Дейю отозвалась пренебрежительным тоном, полным высокомерия, повернувшись к ней. И демонстрируя свой статус, что был, по ее мнению, в стократ выше, чем у непонятной женщины с ножом, зажгла над лапкой ярко-синий клубок из электрических разрядов. – Плохая кошка! – одернул ее Федор. – Тихо-тихо, – унял я брата, и съежившаяся было китаянка вновь распрямила плечи, поверив, будто в этом промедлении была слабина. Мне же просто было интересно – невероятно интересно находиться рядом с техникой электричества, воспроизведенной так близко. Она ощущалась необычно – совсем не так, как природная молния, и вовсе иначе, чем электричество на поверхности проводов. В этом клубке из мелких разрядов чувствовалось что-то отличное от собственного опыта, но странно знакомое – будто виденное когда-то давно, но надежно забытое. Однако чтобы вспомнить, казалось, надо просто протянуть руку… – Максим, ты что делаешь? – шикнул брат, обеспокоенно глядя, как я чуть поднялся и медленно повел руку над столом в сторону чужого клубка из электричества. И даже Го Дейю отклонилась назад на секунду, но почти сразу же горделиво приосанилась и угрожающе повела своей рукой в мою сторону, будто пугая. А мне так было даже легче – чтобы подхватить комок молний из руки испуганно пискнувшей китаянки и спокойно вернуться на свое место, задумчиво рассматривая овеществление чужой Силы уже в своих руках. – Интересно, – задумчиво ответил я, прислушиваясь к ощущениям. Казалось, клубок покусывал кожу – словно небольшой зверек, яростный и непокорный, оказавшийся пойманным, но при этом неспособный навредить обидчику. В нем чувствовалась чужая воля – агрессивная и враждебная, и принимать эту Силу внутрь себя не хотелось. Хотя, бесспорно, это можно было сделать. Только куда этот клубок энергии теперь девать? Я обеспокоенно посмотрел по сторонам, решая, как лучше от него избавиться. Во двор выкинуть – так… а какой оно мощности? В небо отправить? Угу, с Никой в одной комнате – а потом еще за один самолет платить… или космическую станцию… Изумленные лица Федора и Ники точно показывали, что они мне тут не советчики, а Го Дейю и вовсе предпочла отодвинуться максимально далеко, вжавшись в стену и глядя, как на неведомое чудовище. Кстати, точно! Зажегшись идеей, я перекинул комок чужой Силы на левую ладонь, а правую запустил внутрь кармана пиджака. С некоторых пор все свои перстни я предпочитал носить с собой – раз некоторые люди хотят бояться моих перстней, а не меня, то зачем их лишать такого приятного заблуждения? Словом, перстень Юсуповых нашелся не сразу, но и не так поздно. А надеть его на палец без помощи второй руки не представляло сложности. Призванный моей Силой, мелкий электрический дракончик соткался из десятка искр над перстнем, и под треск разрядов, бивших от него к коже, с привычной деловитостью уселся на пальце и расправил крылья. – Ну, угощайся, – с интересом подвел я к его мордочке клубок чужой энергии и принялся наблюдать за поведением символа рода, который я не считал своим. На краю сознания была версия, что облики Силы, свидетельствующие об истинности перстней, декоративны и не должны обладать волей и способностью действовать. Но куда сильнее звучало в сознании любопытство, требующее это проверить или опровергнуть. Потому что символ рода – это скучно и протокольно, а вот персонально этот крылатый дракончик принадлежал лично мне – и я чувствовал в нем нечто большее, чем просто иллюзию, которыми Федор порой пугал сестер (и они его), пока испуганные завывания Брунгильды не вызывали отца, дипломатично демонстрировавшего ремень. Дракончик, казалось, с подозрением покосился на клубок из чужих молний. Затем словно заинтересованно принюхался и с урчанием, скрывшимся в треске крошечных разрядов, вцепился в чужую Силу, выдрав из нее изрядный шмат, повисший разрядами на его пасти, пока не был проглочен. А сам клубок на левой руке изрядно скукожился и побледнел. – Ты смотри, какой аппетит! – удовлетворенно произнес я, отмечая, с каким энтузиазмом тот поглощает угощение. И – показалось ли? – еще и растет при этом. – Надо будет дать ему имя, – констатировал я, удовлетворенно отряхивая левую ладонь от остатков чужой техники. Дракончик недовольно покосился на пустую ладонь, а затем заметил китаянку и словно в предвкушении замер, напружинившись для прыжка – кончики крыльев аж трепетали, рассыпаясь разрядами, от нетерпения. Го Дейю пискнула и закрыла глаза. – Все, хватит, – пресек я ужин и снял перстень. Над рукой, разочарованно крутанувшись в воздухе напоследок, растаяло в вспышке прогоревших искр призванное существо. – И стол попортил… – Все же не обошлось без накладок. Вся столешница была в мелких пережженных черточках. Обернулся на комнату и слегка оторопел – занятия с крылатым созданием отвлекли непростительно много внимания. Иначе и не объяснить, как я мог проглядеть, что Федор зажмурил глаза, обнял себя руками за плечи и дрожит всем телом, а вокруг него вьется коричневая дымка защиты, обнимая не только его тело, но и охранника, что стоял подле него и равнодушно смотрел в мою сторону – без пренебрежения или осуждения, а просто отслеживая возможные действия. Ника отложила нож на стол и спрятала руки за спиной, отступив назад к двери и глядя весьма настороженно. – Федор, что-то не так? – неловко уточнил я, убирая клятый перстень обратно. Потому что сейчас уже понимал, что именно «не так» – равно как и то, что иную ипостась этого самого дракона брат наверняка мог видеть над своим городом. Разрушающую и беспощадную, сжигающую людей живьем и сокрушающую строения в грохоте и сиянии бесконечной грозы. Я отдавал себе отчет, что семья знала мое происхождение – равно как и то, что оно было мне прощено, словно болезнь или врожденный недостаток. Но я обязан был думать перед тем, как что-то делать – и в этом была моя вина. – Федор, это мой дракон, – тут же произнес я мягко и виновато, – он никогда тебя не обидит. Честное слово. Справа дернуло ветром от резкого движения, рухнул опрокинутый табурет, и ощущение неприятностей стегнуло по нервам еще до того, как я поднял взгляд. За чуть побледневшей Никой, крепко удерживаемой за плечо китаянкой, что уже успела скинуть лапки и подхватить в правую руку нож со стола, виделось полубезумное лицо Го Дейю с расширенными от адреналина и страха зрачками. Лезвие ножа лежало острием прямо на ложбинке над ключицей Ники, обратным хватом: чуть дернется – и клинок погрузится в тело. Глядя на меня, китаянка нервно произнесла что-то грозное и требовательное, ступив на шаг назад и потянув за собой девушку. – Ника! – испуганно дернулся, вынырнув из собственных страхов, Федор. Защита же вокруг него заклубилась еще плотнее. Я поднял руку в успокаивающем жесте и ответил на его перепуганный взгляд спокойным, выражая и позой и отношением, что беспокоиться совершенно незачем, а затем строго посмотрел на Нику: – Ника, приготовь нам китаянку. И растерянность в глазах девушки моментально сменилось сосредоточенностью. По глазам резко ударила вспышка, а как только она истаяла, оставив после себя болезненные разводы на сетчатке, Го Дейю уже висела над полом с заломленной назад рукой, перехваченная за шею Еремеевой, что-то вкрадчиво шептавшей ей на ухо. Нож валялся на полу, а перед девушками плыло цветастое полупрозрачное свечение, отражающее обеих, будто в зеркале. Только если зеркальная Еремеева оставалась прежней, то облик Го Дейю стремительно старел… Будто в один миг проходили годы и десятилетия – и кожа прекрасной девушки прямо на глазах бледнела, покрывалась морщинами и становилась болезненно прозрачным покровом, под которым просвечивали синие вены. И даже рост девушки – и тот становился меньше, пока в отражении не повисла древняя, немощная, никому не нужная седая старуха в костюме горничной, дрожащая от ужаса. Сама же китаянка в реальности оставалась по-прежнему молодой, но отражение словно парализовало ее разум. Ника постаралась аккуратно поставить Го Дейю на ноги, однако та все равно упала, не способная от страха стоять на месте. Китаянка в панике забилась в ближайший угол и принялась ощупывать, завывая и всхлипывая, словно не веря, бархатистую кожу и здоровые, словно шелковые, волосы… На все это дело с удовлетворением смотрел Федор, со смаком пережевывая бутерброд с бужениной и ласково поглядывая на Нику. Никакой защиты вокруг него уже не вилось, а взгляд не отражал и тени тревоги или беспокойства. – Очень, очень вкусно, – прокомментировал он, прихлебывая чай. – Мм!.. Чудо! Век бы кушал. Ника смущенно шаркнула ножкой.