Я не могу выбросить этот разговор из головы до конца дня. Лука не говорит мне, о чем они с Анной говорили несмотря на то, что я спрашивала его, зная только то, что он отправил ее домой после их разговора. Он также приказал своему водителю отвезти Катерину в дом Росси, заверив ее, что Франко должен вернуться к вечеру. После этого он оставляет меня, уходя допрашивать остальных членов охраны, а Рауль остается приглядывать за мной. Он не упоминает о нашем разговоре этим утром и вообще мало что говорит мне, кроме как, что вернется сегодня вечером и останется в пентхаусе, не подниматься на крышу или вообще выходить наружу. Последнее меня немного раздражает, но я не обращаю на это внимания. Я не собираюсь быть слабачкой, но не могу отрицать, что дела идут лучше, когда мы с Лукой не ссоримся. Квартира кажется огромной и пустой без Катерины и Аны, и я действительно не знаю, что с собой делать. Измученная прошлой ночью, я решаю вздремнуть. Я хотела бы вернуться в свою комнату, и, поднимаясь по лестнице, я говорю себе, что собираюсь, но, как будто у моих ног есть собственный разум, я обнаруживаю, что иду к комнате Луки. Простыни все еще пахнут нами, моим мылом и его одеколоном, на них все еще ощущается слабый аромат наших теплых тел, и я утыкаюсь лицом в подушку, чувствуя себя более потерянной и сбитой с толку, чем когда-либо. Мою кожу покалывает при воспоминании о том, что мы делали прошлой ночью, и я не знаю, как примирить это с моим убеждением, что я не должна любить такого мужчину, как Лука. И потом, конечно, есть проблема в том, что он верит, что не может любить меня. Когда я наконец засыпаю, мои сны превращаются в хаос: смесь ужасающих сцен, как я убегаю от людей с оружием, оказываюсь связанной, в ловушке, не в силах убежать, которые сменяются проблесками того, как я сплелась с Лукой, тяжело дыша и постанывая, когда он заставляет меня кончать снова и снова, а затем растворяюсь в воздухе, как только я выкрикиваю его имя. Я просыпаюсь, чувствуя себя разбитой и дезориентированной, где-то в середине дня. В комнате слишком жарко, солнце светит через окно прямо на кровать, и я медленно сажусь, убирая с лица спутанные волосы. Прямо за дверью стоит длинная плоская коробка, белая, с огромным черным бантом, обернутым вокруг нее и искусно завязанным сверху. Должно быть, кто-то оставил это, пока я спала, и после прошлой ночи мысль о том, что кто-то заходит в спальню, пока я сплю, заставляет меня нервничать и тревожиться. Но Рауль наблюдает за квартирой, а это значит, что, когда Лука дома, служба безопасности не допустит ни малейшего промаха, и я надеюсь, что, когда он сказал, что допрашивал их, он имел в виду слова, а не что-то более жестокое. Я осторожно встаю с кровати и босиком тащусь по деревянному полу к коробке. Она кажется легкой, когда я беру ее в руки и кладу на кровать, дергая за бант, пока он не развязывается и прозрачная черная лента не падает на темно-серое пуховое одеяло. Внутренняя часть коробки заполнена бумагой с золотым отливом, и я раздвигаю ее, чтобы увидеть лежащее там платье с бирками с надписью "Александр Маккуин". Когда я беру его в руки, я не могу сдержать вздоха. Благодаря Луке, в моем шкафу теперь полно дизайнерской одежды, но я никогда не видела ничего прекраснее этого платья. Оно сшито из красного шелка, мягкого и хрупкого, как крылышко бабочки, с маленькими бело-золотыми шифоновыми цветочками, разбросанными по пышной юбке длиной до колен. Каждый лепесток идеально огранен, в центре каждого цветка по маленькому кристаллу, и выглядит так, как будто они парят над колышущимся шелком. Вырез глубокий, даже просто взглянув на него, я могу сказать, что он заканчивается примерно у моих ребер, с широкими присборенными бретелями на плечах. Это носимое произведение искусства, и я не могу представить, куда я на самом деле собираюсь его надеть или почему оно здесь. Я даже не могу выйти из квартиры, не говоря уже о том, чтобы выйти куда-нибудь, достойно этого платья. Мне почти грустно от этого, потому что оно так невероятно великолепно. В коробке лежит бело-золотой конверт, и я осторожно кладу платье, не уверенная, что у меня вообще хватит смелости его надеть. Не то чтобы оно было таким уж смелым, за исключением выреза, но оно такое красивое и нежное, что я почти боюсь к нему прикасаться. Протягивая руку к конверту, я открываю его и нахожу внутри открытку, написанную жирным почерком на бумаге кремового цвета. София, Несмотря на то, что мы муж и жена уже неделю, я ни разу не пригласил тебя на настоящее свидание. Поскольку это так запоздало, я подумал, что тебе следует заказать что-нибудь исключительно красивое для этого случая. Встретимся на крыше в 9 вечера… ни секундой раньше. Твой муж, Лука Мои пальцы немеют, и я чуть не роняю открытку от шока. Я перечитываю ее снова, а затем в третий раз, не в силах до конца поверить в то, что там написано. У нас с Лукой была отличная ночь, конечно. Горячая, страстная, несомненно, движимая тем фактом, что я была так близка к смерти. Ну и что? Я не могу представить, чтобы Лука приглашал кого-нибудь на свидание. Ну, если я подумаю об этом, то, наверное, могу, но не в моем представлении о свидании. Когда я думаю о свиданиях с Лукой, я думаю об итальянских виллах и полетах на вертолете, о той невероятной романтике, которую вы видите в отеле "Бачелор", о том, что ничто не длится вечно. Какая-то часть меня не может представить, что мы с Лукой пойдем в кино и поужинаем в каком-нибудь милом хипстерском баре, том месте, где я всегда представляла свидания, в те редкие моменты, когда я вообще представляла это. Но вот оно, черным по белому, по общему признанию, написанное плавным почерком на открытке, которая выглядит как приглашение на свадьбу, вместо напечатанного текста. И все же… это Лука, мой муж, приглашает меня на свидание. Я не знаю, то ли дело в страстном сексе, который у нас был прошлой ночью, то ли в том факте, что нам удалось провести целых два разговора, не переросших в ссору почти за столько же дней. Тем не менее, я все еще чувствую покалывание от волнения вместо страха, которого я ожидала. Единственное, о чем мне даже немного грустно, это то, что я не могу просто позвонить Ане и попросить ее приехать. Обычно я бы попросила ее помочь мне собраться, но я даже не могу написать ей, чтобы рассказать об этом. Тем не менее, даже это не разжигает той раскаленной ярости, которую я бы почувствовала пару недель назад. Может быть, я просто привыкаю к этой новой квартире и связанными с ней ограничениями, или… Неужели так сложно понять, почему это так? Я чувствовала себя такой подавленной приказами Луки потому, что, если я говорю правду, так оно и есть, но после того, как я посмотрела в дуло пистолета, который держал человек, который, несомненно, хотел моей смерти, трудно спорить, что он был неразумным. Угроза Братвы явно не под контролем. А что касается того факта, что брак с ним должен был уберечь меня от всего этого… Если я и верю во что-то, так это в то, что Лука хочет остановить эту угрозу так же сильно, как я или кто-либо другой. И даже если наш брак не заставил Виктора прекратить эти нападки, он уберег меня от Росси. Я могла бы просто рационализировать все это. Мой мозг, возможно, просто помутился от такого количества оргазмов. Но я не могу отрицать, что в моем животе порхают бабочки при мысли о том, что Лука, возможно, запланировал на сегодняшний вечер, и это не имеет ничего общего со страхом. Остаток дня невозможно сосредоточиться на чем-либо другом. Я принимаю душ, чтобы освежиться после дневного сна, и начинаю собираться примерно за час до того, как должна встретиться с Лукой наверху. Я говорю себе, что у меня нет никаких особых причин для того, чтобы каждый дюйм моего тела был свежевыбрит или чтобы я надела под платье кружевные розовые стринги, но, стоя перед зеркалом и завивая волосы, я знаю, что это не совсем так. Я хочу, чтобы Луке понравилось то, что он увидит, если он снимет с меня это платье сегодня вечером. После того, как я так долго красила волосы в блондинку, все еще странно видеть, что они вернулись к моему естественному глубокому, насыщенному каштановому цвету, но я не могу отрицать, что мне он действительно идет лучше. Бледно-русый оттенок смыл мой оливковый оттенок кожи, но оттенок красного дерева, который мне придал стилист, а также смесь более светлого и темного бальзама, который она нанесла, делают мою кожу почти сияющей. Мои темные глаза кажутся еще больше, когда я накладываю кремовые и золотистые тени для век в тон маленьким цветочкам на платье. Эффект только усиливается. Я никогда не была экспертом по красоте, но как только я заканчиваю наносить тушь и подкрашиваю губы красным в тон платью, я должна признать, что выгляжу прекрасно. Достаточно красива для кого-то вроде Луки. Достаточно красива, чтобы постоять за себя. Если Катерина всегда выглядит как королева, я выгляжу как принцесса. Белль собирается на свидание со зверем, сразу после того, как она поняла, что, возможно, он не так уж плох, в конце концов. Я знаю, что, возможно, скатываюсь по опасному склону. Тот, который может закончиться разбитым сердцем или чем похуже. Но я чувствую себя беспомощной, чтобы остановить это. Теперь, когда мы с Лукой начали, я хочу знать, к чему это приведет. Это опасно похоже на то, что я представляю, должно быть, в погоне за кайфом. Ровно перед девятью часами я направляюсь к лестнице, ведущей на террасу на крыше. Я стараюсь не подниматься по ней, пока часы не переключатся. Затем я осторожно поднимаюсь по ним в своих босоножках от Louboutin на высоком каблуке, осторожно прикасаясь к бриллиантам в ушах. Было странно надевать бриллианты, чтобы подняться на крышу. Конечно, я все еще ношу изящное ожерелье моей матери, которое я никогда не снимаю, которое всегда выглядит маленьким и незначительным рядом со сверкающими дорогими украшениями, которые у меня есть от Луки. Но это не то платье, с которым я могла бы надеть жемчужные заклепки или серебряные обручи. Если когда-либо и было платье, созданное для бриллиантов, так это то самое. Я толкаю дверь, ведущую на крышу, и выхожу на террасу. А затем, когда мои глаза привыкают, у меня отвисает челюсть, когда я смотрю на открывшееся передо мной зрелище. СОФИЯ Половина крыши всегда была бассейном и баром, а на другой половине есть камин и яма с креслами для отдыха и факелами тики. Но в этот момент часть крыши, предназначенная для камина и гостиной, была преобразована. Камин горит, весело потрескивая, и все сидения убраны. Вместо этого на деревянной поверхности террасы расстелен толстый ковер, на нем установлены железный стол в стиле кафе и два стула. В центре горят свечи и расставлены приборы, готовые к рассаживанию гостей. Вокруг камина и по краям террасы расставлены ящики для цветочных горшков, полные цветов, так что получается настоящий взрыв красок. Воздух наполнен их ароматом, вся сцена освещена мерцающими волшебными огоньками, развешанными повсюду. Это похоже на фотографии парижских кафе под открытым небом, которые я видела, за исключением того, что это только для нас. Только для нас с Лукой. Он стоит у камина, безукоризненно одетый в сшитый на заказ костюм, и я слышу, как откуда-то тихо играет струнная музыка. Он улыбается, когда мне каким-то образом удается подойти к нему, несмотря на мой полнейший шок. В конце концов, я была права. Это самое неожиданное, похожее на сказку свидание, которое я только могла себе представить. Это точно не ужин и не кино. Но мне все равно. Я чувствую себя совершенно потрясенной, и когда я останавливаюсь перед Лукой, все, что я могу делать, это смотреть на него снизу вверх. — Ты сделал все это? — Удается мне, наконец, перейти на шепот. — Наше… свидание? — Ну, я попросил кое-кого прийти и сделать это, — говорит Лука, в уголках его глаз появляются морщинки от улыбки. — Но да. Я сказал им, чего я хочу. Тебе нравится? А платье? — Да…да, конечно, — выдавливаю я. Его зеленые глаза не отрываются от моих, в них такое выражение, как будто он надеется на мое одобрение, что в принципе кажется безумием. Почему Луку должно волновать, нравится мне что-либо из этого или нет? Он всегда кажется таким человеком, который идет по жизни, предполагая, что все вокруг него довольны всем, тем более тем, что он делает. — Все прекрасно. Платье красивое. — Хорошо. — Лука улыбается и тянется ко мне, притягивая в свои объятия. Я вдыхаю, когда чувствую, как его руки обхватывают меня, прижимая к его сильному, твердому телу, и когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, мое сердце учащенно бьется в груди. Его губы на моих кажутся электрическими, словно миллион искр танцуют по моей коже, и я ничего не могу с собой поделать. Я наклоняюсь, мои руки обвиваются вокруг его шеи, все мои страхи и сомнения на мгновение исчезают. Я знаю, что они вернутся, я знаю, что ничто не может изменить то, как мы не подходим друг другу, но в этот момент остановиться невозможно. Запах цветов и древесного дыма наполняет мой нос, нас окружают мерцающие огни, когда руки Луки разглаживают шелк моего платья, и я чувствую, как моя кровь разогревается от желания, когда его язык проводит по моей нижней губе, побуждая меня открыть рот и позволить ему поцеловать меня глубже. К тому времени, как он отстраняется, я задыхаюсь, вкус его рта все еще на моих губах, и я смотрю на него в оцепенении. — Ужин будет подан через минуту, — говорит Лука, беря меня за руку. Я чувствую, как мое обручальное кольцо вдавливается в его ладонь, когда он ведет меня к маленькому столу, стулья расположены так, что мы сидим рядом, а не напротив друг друга, когда занимаем свои места. Я оглядываюсь и мельком замечаю официанта в черном костюме, незаметно проходящего по палубе у буфета, где он, должно быть, хранит еду. Конечно же, как только мы садимся, официант приносит две маленькие тарелки и ставит их перед нами вместе с бутылкой красного вина. — Салат с весенней зеленью, козьим сыром, прошутто и горчичным соусом, — говорит он таким серьезным голосом, что мне почти хочется рассмеяться, протягивая Луке пробку от вина, чтобы он понюхал. Это все равно что пятизвездочный ресторан, но на частной крыше, в полном одиночестве. — Это совсем как те рестораны на открытом воздухе, в которые я хотела пойти в Париже, — тихо говорю я, берясь за вилку. — Это все похоже на что-то из фильма или сказки. — Я знаю, — говорит Лука, бросая на меня взгляд. — Я спросил Ану, какое свидание было бы идеальным для тебя, учитывая наши ограничения прямо сейчас. Что я мог бы сделать, не выходя из квартиры. И она рассказала мне о твоих планах поехать в Париж после окончания учебы. Планы, которые, конечно, разрушил наш брак. Его голос звучит почти извиняющимся. Я не могу до конца осознать это, когда он наливает нам вино, огоньки отражаются от бокала, когда он протягивает его мне. — Итак, ты попытался привести Париж ко мне? — Звучит нелепо, но, в конце концов, почему бы и нет? У Луки больше денег, чем у Бога. Он может делать все, что захочет. И по какой-то причине, после всего, он решил, что хочет сделать это для меня. — Да. — Лука мгновение наблюдает за мной. — Ты знаешь, я никогда раньше этого не делал. Я моргаю, глядя на него, на мгновение сбитая с толку. — Не ужинал на крыше? — Нет. — Лука смеется. — Не делал свиданий. — Что? — Честно говоря, я была всего на нескольких, но я знаю прошлое Луки. Он переспал с большим количеством женщин, чем целая армия мужчин, и у него никогда не было свидания? — Как это возможно? — Я не хожу на свидания, — просто говорит он. — Я знаю, ты не хочешь слышать обо всех женщинах, с которыми я был. Я говорю это не для того, чтобы бросить тебе это в лицо. Но все эти женщины были теми, кого я подцепил на ночь. Кого-то я встречал на ужинах, кто-то привлек мое внимание в баре, кто-то сидел напротив меня в театре. У меня никогда не было проблем с поиском женщин, которые хотели пойти со мной на свидание, но я никогда не приглашал ни одну на свидание. — Не поужинать? Не просто выпить? — Я не могу поверить в это. — Серьезно, у тебя в жизни первое свидание? — Да. Из всех вещей, которые, как я думала, он мог бы сказать мне сегодня вечером, это не было одной из них. — Ты знаешь, что это не совсем обычное свидание, верно? — Я так и предполагал, — ухмыляется Лука. — Но я не обычный мужчина. — Я знаю. — Боже, неужели я сейчас скажу это… — Значит, я была девственницей, а ты был девственником, но в свиданиях? — И я начинаю смеяться. Ничего не могу с собой поделать. — Мы просто удивительная пара. — Могло быть и хуже. — Губы Луки кривятся, когда он пододвигает ко мне мой бокал с вином. — Что, по-твоему, нормальное свидание? — Поужинать где-нибудь не слишком дорого. Может быть, бургерами. Кино. Или, в зависимости от того, какие у тебя отношения, можно приготовить пиццу дома и посмотреть что-нибудь по телевизору. Или, может быть, поиграть в настольную игру. — Я пожимаю плечами. — По крайней мере, это то, что я видела у Аны и ее парней. Я была всего на нескольких свиданиях. Я тоже не совсем эксперт в этом. — Что ж. Может быть, мы сможем научиться вместе. — Лука поднимает свой бокал. — За что мы должны выпить на нашем первом свидании? Я совершенно потеряла дар речи. Я поднимаю свой бокал, но не могу подобрать ни единого слова. — За попытку, — мягко говорит Лука, прикасаясь своим бокалом к моему, и мое сердце трепещет в груди так, как никогда раньше. Я делаю глоток вина. Оно вкусное, насыщенное и фруктовое, как раз нужное количество сухого, и, накалывая вилкой кусочек салата, я размышляю, во что это могло бы превратиться. Какой могла бы быть жизнь с таким мужчиной, как Лука, если бы я позволила себе наслаждаться ею. Ясно, что простого выхода из этого нет. Даже если Росси и Братва больше не представляют угрозы, Лука ясно дал понять, что не намерен так просто отпускать меня. И после вчерашней ночи я знаю, что он будет еще менее склонен это делать. После вчерашней ночи я уже не так уверена, что хочу уходить. Еда вкусная, лучше всего, что я когда-либо пробовала, за исключением, может быть, еды на нашей свадьбе, но с таким же успехом это могло быть сделано из песка, учитывая, как мало мне это понравилось, я даже почти не помню, что подавали. Я чувствую, что понемногу расслабляюсь, когда официант приносит следующее блюдо: набор маленьких тарелочек с различными блюдами на них.