Тр-тр-рррр. Брызнуло кровью, подавился криком магнитофон, кто-то с грохотом упал вместе со стулом, звякнуло битое стекло, и через пустые окна дохнуло темной ночью… – Аллах акбар! Пожилой ломанулся вперед, ловко перескочил через труп, сунул ствол в большую комнату. Лазер нашел человека тридцати с чем-то лет, бородатого – он был в трусах, тянул руку к лежащему на диване «стечкину». – Руки! Человек замер, потом демонстративно отодвинул руку от понтового «стечкина». Медленно встал. Выпрямившись во весь рост. – Нохчо ву? – спросил он. – Со нохи ю. Появились еще чеченцы. – Я Асламбек Мураев, – сказал он. – И что с того? … – К стене, руки за голову. – Вы чего… Чеченцы молчали. – Да вы чего. Я же нохча как и вы! – Какой ты нохча, – сказал один из боевиков, – ты национальный предатель. Руки в гору, если жить хочешь, да… Мураев понял, что лучше не спорить. – Смотри, пожалеешь. – Заткнись… Пожилой прошел к окнам, отодвинул занавески – за ними была решетка, примета нового времени, выглянул. Включил рацию… – Мирза, два… – Три. Контрольная цифра была пять – даже в обмене нужно соблюдать осторожность. – Что на улице? Чухнули? – Нет. Водка пьют… – Мы выходим. Паси улицу. – Ишт ду. Старший повернулся к своим. – Выходим. Али, этого опекаешь… – Дик ду. Один за другим шагнули в темноту из расстрелянного дома, в котором поселилась смерть. Впрочем, теперь везде была смерть… «Паджерик» завелся с полпинка, даром что говорят, что он на паленом топливе не очень. Мураева положили между рядами сидений и поставили на него ноги… – Мирза, мы в машине. Слезай с верхотуры, подхватим тебя… – Уже иду. Двери в доме они закрыли – утром кого-то ожидает большой сюрприз. Того мяса, что осталось в доме, на трех монстров точно хватит… Прошлое Россия, Москва За несколько дней до Катастрофы Москва – хороший город, да[8]. Всего в ней много – баб, денег, тачек, стволов. Только клювом не щелкай, да. И будь чеченцем, то есть волком. Как там… Женщина в стране гористой За живот свой ухватилась, В ту же ночь неподалеку И волчица ощенилась. Воет стая, прославляя Двух родительниц в горах — Так рождается вайнах! Ветер мечется в ущельях… Но в ущелье жить некомфортно, там только селяне живут. Настоящий вайнах едет жить в Москву. Вот тут – все к его услугам. Бабки, телки, стволы, красивая жизнь. Русаки же слабые, сильные только некоторые из них. А вайнахи – монолит. Салахуддин Мураев происходил из уважаемого, авторитетного тейпа, которому в республике были все дороги открыты. Всего их было четверо братьев – Али, Лом-Али, Муса и Салахуддин. И отец каждому наметил дорогу. Али пошел учиться в милицейскую школу, Лом-Али на юридический, Муса пошел строительством заниматься, чтобы бизнес делать. А вот Салахуддина, так как он был похож больше на русского, чем на чеченца, и у него русский язык был лучше, чем у братьев, он даже стихи Пушкина наизусть читал, отец отправил в Москву, поступать на экономический. Но это было только прикрытием – на самом деле отец потратил немало денег, чтобы Салахуддина приблизила к себе власть. И ввела в круг тех людей, которые делают деньги не бизнесом, а деньги из денег. Это высший пилотаж, выше просто не бывает. Кто так умеет, тот главнее любого мента или бизнера. Умно поступил отец. И с сестрами он поступил умно – Амина замужем за одним из чиновников, близким к Рамзану, а Карину он отправил в Лондон учиться. А то мало ли что… Умно поступил отец. В этот день Салахуддин проснулся поздно… башка болела, гульнули вчера. Посмотрел на кровать… кто это рядом с ним спит? Мысли ворочались тяжело, как жернова… ага, Дашка ее зовут. Новая его постоянка… у него две постоянки, эта третья будет. Приличная… вчера чуть не подрались, она его из клуба хотела увезти. Готовить еще умеет… надо ее жижиг-галныш научить готовить. А может, и не надо… Зачем ему три телки только в постоянках? Ну, потому что он чеченец и потому что русские шлюхи сами на него вешаются. А чего бы не вешаться. Тридцать лет, «Порш Каейнн», и выглядит… чеченцы ведь красивые, как женщины, так и мужчины. Русисты их черными называют, а на самом деле как-то исследование было, которое установило, что чеченцы – эталон белой расы. Понятно, почему русисты так их называют – из зависти… Надо вставать. Побрел в ванную, в ванной сунул голову под кран с холодной водой. Нет, все-таки лишнего вчера хватили. Он еще нюхнул… с этим завязывать надо. Отец узнает – отправит в горы овец пасти, а если Ибрагим узнает – прибьет. У Ибрагима такие дела варятся, он с самим Адамом в деснах, выше уже некуда. И людей он в строгости держит за наркоту… Лучше не думать. Приперлась Дашка, попробовала ласкаться, он отстранил ее. Сказал: – Иди кофе свари… Все-таки с русскими хорошо, лучше, чем со своими. Со своими головняки – у каждой есть брат, папа, дядя, можно и кровников себе на хвост намотать. Да и их кровники могут с тобой разобраться. А за русскими нет никого. Мать еще скажет – сама виновата, с черным гуляла, вот и нагуляла. В Гудермесе за «нагуляла» его зарежут, потом пойдут резать родственников. А русские всегда «сами виноваты». Но все равно рано или поздно придется жениться на своей. Иначе никто не поймет. Мужчина должен нарожать детей своей нации, продолжить род. Немного придя в себя, он поплелся на кухню – квартиру ему купил его тейп, не он сам. Дашка сварила кофе и сейчас что-то делала на плите, вид сзади ему понравился, и он подумал, что с женитьбой на своей и деланьем детей можно и повременить…