— Было бы здорово. — Я начала складывать свои записи. — Я свободен в субботу после обеда. Мы могли бы снова здесь поработать, — сказал он. Как будто у меня были планы. — Конечно. — Ладно. — Финн встал, и я, стряхнув свое странное нежелание уезжать, последовала его примеру. — Я отвезу тебя домой. Глава 8 Хотя я была благодарна Элоизе за помощь с еще одним факультативом, мне пришлось признать, что я понятия не имею, как быть ассистентом по звуку. Но, по всей видимости, это не имело значения, если на должность претендовала будущая сводная сестра Элоизы Фейвезер. Этот факт, как и обещание, что я быстро учусь, привели к тому, что на следующий день после занятий я вместе с Элоизой пришла на ее репетицию. Благодаря очень профессионально выполненным плакатам, развешанным по всей школе, я знала, что предстоящим спектаклем будет «Наш городок» (пьеса в 3-х действиях американского прозаика и драматурга Торнтона Уайлдера, написанная в 1938 году и в том же году удостоенная Пулитцеровской премии — прим. пер.). Судя по вчерашней дискуссии Элоизы с отцом, она была исключительно счастлива из-за этого, поскольку ей удалось отговорить своего режиссера — нашего преподавателя по английской литературе мистера Дрэйпера, — от запланированного показа «Почтигорода» (пьеса американского драматурга Джона Кариани — прим. пер). По ее словам, проблема «Почтигорода» заключалась в том, что эта пьеса была разбита на девять частей и потому предоставляла Элоизе меньше времени для того, чтобы блистать на сцене. Роль Эмили Уэбб-Гиббс явно делала Элоизу счастливой, и до той беседы Элоизы с Тео за ужином я не понимала, почему она не стремится к карьере актрисы. Элоиза не хотела становиться юристом, но Тео, как любой успешный отец, хотел гарантированной успешности для своей дочери. Игра в театре не могла ей этого обеспечить, поэтому Элоиза стремилась к тому, чем еще была увлечена, — к медицине. У нее были грандиозные планы: она хотела поступить на медицинский факультет Гарварда и стать онкологом. То было еще одной нашей общей чертой — при выборе будущей профессии на нас оказало влияние прошлое наших родителей. — Сегодня просто наблюдай и запоминай сколько сможешь, — сказала Надя, когда Элоиза представила нас друг другу и вышла. Оказалось, что Надя, которая отвечала в газете за графику, была еще и звукорежиссером в театре. — Отлично, — кивнула я, подумав, что это занятие едва ли отнимет у меня много времени. Но зато оно будет здорово выглядеть в резюме. Я встала рядом с Надей. Ее красивое лицо было обрамлено ярко-зеленым хиджабом, который подчеркивал ее большие темные глаза. У нее были самые длинные ресницы, которые я когда-либо видела. Пока актеры готовились к репетиции, я старалась запоминать все, что она делала. Мы ставили «Наш городок» в прошлом году в Арройо Гранде, поэтому пьесу я знала достаточно хорошо. Судя по всему, сегодня они репетировали третье действие. Парень, игравший помощника режиссера, был довольно хорош, но я с нетерпением ждала появления Элоизы. Это была сцена похорон Эмили, когда она появлялась на кладбище, чтобы сесть рядом с остальными родственниками умершей, включая ее мачеху. Увидев Элоизу, я замерла и, когда она села рядом с миссис Гиббс, чтобы поболтать с ней о своем муже Джордже и их ферме, наклонилась вперед, чтобы лучше слышать ее. Когда она резко остановилась и сказала: «Живым не понять», а после начала рассказывать, какой далекой чувствует себя от живых, одиночество в ее голосе захватило меня целиком. Все действие я не могла оторвать от нее глаз. Пока остальные запарывали свои реплики или читали их слишком пафосно или плоско, Элоиза не пропускала ни слова. Реалистичность ее игры пленяла. Когда мальчик, играющий ее мужа, бросился на могилу жены, после чего она повернулась к мачехе и сказала: «Они не понимают, верно?», по моим рукам побежали мурашки. Появился помощник режиссера, монолог которого завершал пьесу, и мистер Дрэйпер, хлопнув в ладоши, выдернул меня из мира, в который меня перенесли. — С самого начала! — крикнул он. — Некоторым из вас предстоит еще много работы! Элоиза, ты была бесподобна! И это правда, с изумлением осознала я. — Она хороша, да? — улыбнулась мне Надя. Я кивнула, все еще не веря, что Элоиза оказалась настолько чертовски талантливой. — Да. — Что касается тебя, помощник звукорежиссера… Ты не обращала внимания на то, что я делала, да? — Да, — поморщилась я. — Извини. — Ничего. Ты ведь впервые на спектакле Элоизы. Ты прощена. Я усмехнулась и стала изо всех сил пытаться запоминать, что она делает, но я все еще была под впечатлением. Элоиза казалась слишком юной, чтобы быть такой сильной актрисой, и я могла только догадываться о том, что помогает ей так правдоподобно играть — актерское мастерство или собственный опыт. Я знала, что Элоиза прошла через нечто ужасное, но увидев ее уязвимость, впервые поняла, что она так и не оправилась после потери матери. Обхватив плечи руками, я безучастно уставилась на звуковое оборудование Нади. И вдруг мне стало неловко от осознания собственного эгоцентризма. После переезда в Массачусетс меня волновало только одно: как это сказалось на мне… как меня ранила эта ситуация. Я ни разу не подумала, что она могла ранить кого-то еще, и тем более Элоизу. *** После репетиции за нами приехал Джил, и мы с Элоизой тихо сели в машину. Когда она подошла ко мне у школьных ворот, мне показалось, будто я смотрю на абсолютного другого человека, совсем не похожего на того, с кем утром я зашла в школу. История заключалась в том, что я совсем не знала Элоизу и потому строила у себя в голове предположения на ее счет. Некоторые вещи для меня по-прежнему оставались загадкой — вроде ее отношений с Финном, хотя в тот его редкий момент откровенности об их матерях мне многое стало понятно, — но я считала, что по большей части поняла ее суть. Привилегированная, отчужденная, высокомерная, принципиальная, честная, решительная, мотивированная, добрая к друзьям, избалованная, счастливая, очаровательная папина дочка. Теперь я уже не была в этом настолько уверена. Я подумала, что для начала нужно отбросить «счастливую» и «очаровательную» и добавить «печальную» и, возможно, «одинокую», наряду с «исключительно талантливой». Теперь, узнав, что в ней есть печаль и ранимость, я заинтересовалась ей. Что немного напоминало причины, по которым мне был интересен Финн. Привлечена печалью. Ха. Даже не знаю, как это характеризовало меня. — Ты очень талантлива, — сказала я в тишине машины. Мои слова выдернули Элоизу из грез, и она приподняла бровь. — Извини? — Я сказала, что ты очень талантлива. Она закрыла глаза, скрывая их выражение. — Спасибо. — Тебе стоит поступать не в медицинский, а в Тиш. (Школа Искусств Нью-Йоркского университета — прим. пер.) Она невесело улыбнулась. — Если бы папочка настоял на своем, это был бы юридический. Я нахмурилась. — Но он так явно поддерживает тебя. Элоиза сморщила нос и отвернулась к окну. — Хм-м. Что значило это «хм-м»? Неужели в реальности Тео не поддерживал дочь, а все их разговоры за ужином были простой показухой? Что я упустила из виду? — Ну ничего, зато теперь у него будет юрист в семье, — пробормотала Элоиза в окно. От ее комментария меня затопило беспокойство. Возможно, я все это время была права? Возможно, поведение Элоизы в нашу первую встречу было вызвано неприязнью ко мне? Она же не думает, что я собираюсь украсть поддержку и привязанность ее отца, да? Это я-то! Которая не доверяла ему. Да и вообще никому, если на то пошло. — Мы с Финном встречаемся с четырнадцати лет, — произнесла Элоиза. Я моргнула, сбитая с толку ее внезапным заявлением. — Оке-ей. Она посмотрела на меня — все так же отстраненно и безэмоционально. — Два года. Наши отношения нерушимы. Э… Меня предостерегали насчет бойфренда?