Мне тоже. Но я никому ничего не обещала, поэтому и сдерживать себя не буду. Магнус разглядывал клеймо долго. Трогать не стал, за что Урфин был премного ему благодарен. Болело. От макушки до пяток, и пятки, что характерно, тоже болели. Но клеймо ощущалось особо – дергающая огненная метка. И огонь продолжал вгрызаться в кожу, хотя Урфин знал, что такое невозможно. Хотелось содрать клеймо, неважно – со шкурой, с мясом, хоть бы до смерти, лишь бы насовсем. Магнус не позволит делать глупости. – Повезло, что не на лбу. – Шутить не получается. И рука сама тянется к шее. Не трогать. Забыть. Столько всего забыть получалось, так неужели эту пакость из памяти не выкинуть? Подумаешь, еще один шрам. – Ерунда. – Не ерунда. – Магнуса не проведешь. – Ты и сам это знаешь. Себе нельзя врать, мальчик мой. И еще по голове погладил, отчего вовсе тошно стало. Не надо его жалеть! – Я лично его искать буду, – пообещал дядя, руку убирая. – А как найду, то долго говорить станем… Он мечтательно зажмурился, и от улыбки его, безумной, такой, которую Урфин давненько уже не видел, стало не по себе. А если сорвется? Тот, кто напал, – просто идиот. И потому, что напал. И потому, что живым выпустил. Ложная цель, на которую нельзя отвлекаться, как бы ни хотелось. Месть местью, но позже. Да и не нужна Урфину помощь: сам управится. – Ты не прав, дорогой. Он не тебя обидел. Он семью обидел. Такое не спускают. Урфин и не собирался спускать. Опыта у него, конечно, поменьше, чем у дяди, и надо как-то упущенное наверстывать, раз уж случай подвернулся. – И если уж о семье речь, то ты когда решение примешь? – поинтересовался Магнус, разминая пальцы. Суставы похрустывали, именно из-за звука многие считали эту дядину привычку омерзительной. – Я просто не уверен, что в этом есть смысл… – Не уверен он. Ломаешься, как девка на сеновале, глядеть тошно. Ладно, Ушедший с тобой. Надумаешь – скажи. А сейчас закрывай глаза и вспоминай. Вспомнить Урфин был бы рад. Он и пытался. С того самого момента, когда, проснувшись, понял, что с трудом может пошевелиться. Вот только события последних дней перемешались. Он помнил пожар на складах. И казнь тоже, но как будто случившуюся одновременно с пожаром, хотя разум подсказывал, что между событиями прошло изрядно времени. Какой-то бордель, явно из дешевых. И нищего, который тянул руку. Руку помнил особенно четко – темную, с длинными желтыми когтями. – Глаза закрой. – Дядя сел рядом. Закрыл. Свет все равно пробивается сквозь веки, отдаваясь чередой обжигающих вспышек в голове. – Давай с того момента, как очнулся. Подробно так. Как лежал? – На спине. – Точно? – Да. Был холод, идущий снизу. И чтобы перевернуться на бок, пришлось повозиться. – Нехарактерная поза. – Голос дяди теперь доносился словно бы издалека. – Синяки у тебя и спереди, и сзади. Значит, когда били, ты лежал на боку. Не морщись. Это тебе за дурость, чтоб в следующий раз задницу прикрывал, когда в дерьмо лезешь. Руки и ноги чистые – защищаться не пытался. В отключке был? Наверное. Тогда потом перевернули. Убедиться, что живой? И поставить клеймо. Неужели этот удар по голове был настолько силен? Кожа содрана, но… череп цел. И если так, то Урфин должен был бы продержаться хоть сколько-то. – Запах. – Из темноты проступила утраченная часть мозаики. – Я очнулся, потому что воняло. – Чем? Ответ был очевиден, хотя и странен. – Нюхательная соль. В этом Урфин совершенно уверен. – …и сердце колотилось. Как никогда прежде. Меня вырвало. Там. Кислый вкус во рту. И подгибающиеся руки. Попытки встать на ноги. Кровь на пальцах. Долгая дорога… такая долгая, что Урфин был почти уверен – не дойдет. – …за мной кто-то шел. Наверное. Я не уверен. Не было угрозы… просто шел. Знание сформировалось. – Присматривал. Кто и зачем? – Если не примерещилось, – добавил Урфин, поскольку тем своим ощущениям доверял с весьма большой натяжкой. – Не примерещилось. – Дядино присутствие воспринималось четко. Урфин, пожалуй, мог бы и выражение лица вообразить до мельчайших подробностей. – Интересно получается… Он все-таки коснулся шеи, и Урфин заставил себя выдержать прикосновение. – Спокойно. Если бы тебя не подняли, был бы трупом. Пьяная драка. Ограбление. Одно из тех, которые случаются, когда кто-то лезет не туда, куда надо. Такие расследовать бессмысленно. Они так думают. Дядя бы не отступил. Уж он-то умеет по следу идти. Неважно, сколько на это уйдет времени и крови. – Это не Тень. Он умнее. Он бы тебя аккуратней убрал. – Магнус повторял собственные мысли Урфина. – Работорговцы? За «Красотку» и «Золотой берег»? Оттого и клеймо? – Поставили бы на видном месте. Да и эти меня скорее распяли бы. Или убрали без следов. В протекторате много шахт, озер и провалов. Море опять же. Камень к ногам, и прощай, будущий лорд-дознаватель. Или как вариант – медленная смерть в корабельном трюме, такая, чтобы хватило сил над ошибками подумать. Но тогда кто? И главное, как так получилось, что его настолько чисто взяли? – Это… личное. – Клеймо на шее самый верный признак того. – И дурное. Личное и дурное… Робкий стук в дверь оборвал нить мыслей. – Там… – Гавин глядел исключительно на пол, словно чувствовал за собой вину, хотя он-то был ни при чем. – Ее светлость вас желают видеть. А ей кто донес-то? В гостях у Урфина бывать мне не доводилось. И следовало признать, что устроились их сиятельство с комфортом. Неброско. Уютно. Один камин в полстены чего стоит. А вот растения в каменных кадках полить следовало бы. Интересно, эти кусты ему часом не Кайя приволок? Если так, то заревную… впрочем, одного взгляда на Урфина хватило, чтобы, во-первых, проникнуться жалостью, которая зело мешает воспитательному процессу. Во-вторых, осознать – романтикой в ночных похождениях и не пахло, что было довольно-таки обидно: если уж получать, то за дело. В-третьих, призадуматься – не является ли нынешнее плачевное состояние для их сиятельства нормой. Это какой патологической невезучестью или неуемной жаждой приключений обладать надо, чтобы за последние месяцы столько раз вляпываться? – Ну? – поинтересовалась я, давя в себе змею сочувствия. – Что на этот раз? – Ничего, – неправдоподобно соврал Урфин, заворачиваясь в меховое одеяло. – Отдыхаю. А зелень под глазами, стало быть, от переизбытка здорового сна. Сержант хмыкнул, соглашаясь с моими выводами. – Иза, а давай в другой раз поговорим? Предложение мне не понравилось, и я выдвинула встречное: – Признавайся сам. Не то хуже будет. – В чем?