– Расскажи, пожалуйста, как вы жили. – Обыкновенно. Как все. Папа. Мама. Я и Долэг. И еще дедушка был… он мне корабли показывал. Рассказывал, откуда они и что везут. …и что оставляют на берегу бухты. А потом старик, надо полагать, умер, и связь с контрабандистами разорвалась. Денег не стало… – Я еще думала, что однажды уплыву. – Куда? – Куда-нибудь. Глупо, да? Нет. Но если просто сказать, то решит, что Урфин опять издевается. – Мне тоже хотелось убраться на край мира. Там бы не нашли. У меня и план был. Пробраться на корабль. Спрятаться в трюме. Сбить ошейник. И затеряться в другом городе, где никто меня не знает. Я стал бы свободным человеком. Не отвернулась. И не отшатнулась. А в глазах не отвращение. Жалость? И проклятая метка вдруг вспыхивает. Болезненная алая точка за ухом как напоминание о том, кто он есть. Как-то Урфин не привык, чтобы его жалели. – Почему вы не сбежали? – Потому что не хотел бежать один. А вдвоем не вышло. Но это не тот разговор, который следует продолжать. Подзорная труба слишком тяжела для девичьих рук, и Урфин долго ищет треножник, который совершенно точно где-то был, но где, он не помнит. Как-то выясняется, что давно пора было бы навести порядок. Вот зачем ему медвежий капкан? Хорошо, что не взведенный. Или свирель… свитки, кажется, что-то полезное. Звездный атлас. И мешок овса, изрядно облюбованный мышами. Но треножник все-таки находится. Окно расположено так, что смотреть в него сидя не выйдет, хотя Тисса и не верит. Она вертится, пытаясь найти подходящую, пристойную позу на лежаке, но в конце концов любопытство побеждает. – Вы это нарочно! – ворчит, прилипая к трубе. – Ух ты… и вправду как на ладони. Там строят что-то! Склады, пострадавшие при пожаре. – А люди совсем не маленькие даже… у дедушки была труба, но старая. И видно было не все… Из складок меха выглянула ножка. Узенькая ступня с поджатыми пальчиками, тонкая щиколотка и мягкая линия голени. – И что ты видишь? Тянуло пощекотать ступню. Или дернуть за косу… ну, за ленту, которая из косы выглядывала. Лента бы выскользнула, волосы рассыпались. – Мм… йолы[3] вижу. Рыбаки. – Почему? – Ну… йолы обычно рыбаки используют, особенно когда паруса не ставят. Сейчас как раз сезон на сельдь. Наверное, улов привезли. Галера еще стоит… нет, две… северяне. Они, как правило, меха везут. А баркентина, наверное, с юга… ага… чай привезла. Или пряности. Еще не разгружалась, но по осадке груз легкий. Ткани еще могут быть… Надо же, какие знания. Дедушка научил? – Странно… – Она перевернулась на бок, словно от перемены позы что-то менялось. – Что странно? – Ну… такое… там барк стоит. Древний совсем и… – Подвинувшись, Тисса указала на трубу. – Видите? Не в самом порту. В заливе. Вон там… Барк был виден. И вправду древность. Даже издали корабль выглядел ненадежным, готовым рассыпаться от любого мало-мальски серьезного удара волны. – …по флажкам если… они вывесили, что идут на Юг. И с грузом мехов. – И? – А вы смеяться не станете? Вот когда эти зеленые глазищи были так близко, Урфину становилось совсем не до смеха. – Мех – ценный груз. А у этого в трюмах наверняка сыро… плесень… и меха пострадают. – Тисса облизнула губу. – Еще по осадке… меха легкие. А этот… Урфин пригляделся: точно. Едва ли воду бортами не черпает. – Не понимаю. Зато он понял прекрасно. Меха – золотая марка. Высокие пошлины. Склочные торговцы, с которыми никто не хочет лишний раз связываться. Груз не тронут. – Ребенок, ты чудо… но теперь мы очень и очень спешим. Глава 11 ЛОСКУТНАЯ – Я жду с минуты на минуту гонца. Взгляни на дорогу, кого ты там видишь? – Никого. – Мне бы такое зрение – увидеть никого, да еще на таком расстоянии.{15} Диалог дамы с дозорным Тиссу обняли. Поцеловали в макушку. Обули. Обернув соболями – шаль волочилась по земле, как мантия, – потащили прочь. И что это значит? Она опомнилась, лишь оказавшись в уже знакомой комнате. – Вы оба ждете меня здесь. – Их неугомонное сиятельство переодевались быстро и не думая о том, что леди не должна видеть… хотя успокаивает что синяки почти сошли. А шрамы вот остались и тот, который за ухом, наверняка тоже. – Запоминай. – Урфин протянул руку, и Тиссе пришлось завязывать манжеты старой рубашки. Он опять собрался в город? Мало было? – Если дядя потом спросит, то я неотлучно был при тебе. Ясно? Нет. – Да. Со вторым рукавом Тисса справилась быстрее. Пуговицы на жилете сам застегнул. – Я вернусь через час или два… скоро, в общем. Гавин, присмотри. И развлеки. Еда есть. Вода тоже. Все, радость моя, скоро буду. Поцелуй на удачу. И этот невозможный человек наклонился, а Тисса, ошалев от происходящего, не нашла ничего лучше, кроме как поцеловать его в щеку. – И как это следует понимать? – спросила она, когда в двери с оглушительным скрежетом повернулся ключ, и Гавин вздохнул: – Их светлость запретили лорду выходить из замка. Но, наверное, что-то случилось… …из-за Тиссы. Тот корабль что-то значил. И теперь ей придется врать не только тану, но и старому лорду. Обучение плохому проходило крайне интенсивно. – А запирать зачем? Тисса подошла к двери и подергала за ручку, убеждаясь, что ей не почудилось: дверь определенно заперта. – Если, – Гавин сглотнул и отступил, – если кто-то вдруг будет вас искать, то он подумает… решит… что вы и мой лорд…