А вопрос с вином все еще не решен… и с главным залом… С птицами… С дорожками, посудой… меню… размещением слуг… …лечебницей… И встреча с главами гильдий уже завтра, а я так и не решила, о чем буду говорить. Нет, я знаю о чем, но не знаю как. Не умеет наша светлость, несмотря на исключительный ее разум, речи писать. Кайя будет со мной, и это успокаивает, но… надо, чтобы они хотя бы подумали над моими предложениями. А значит, предлагать следует кратко и внятно. – Леди! – Лаашья вдруг шагнула вперед и так резко, что я едва не врезалась в ее спину. Спина была не по-женски широкой. Рубашка прилипла, обрисовывая мышцы, и перекрещенные ремни ножен смотрелись весьма уместно. Как и ножи в руках. – Уймите свою дикарку. – Этот голос заставил меня вздрогнуть. И начало завтрашней проникновенной речи вмиг выветрилось из головы. – Не смешите достойных людей. – Лаашья, это леди Флоттэн. Она не причинит мне вреда. Физического. Леди не дерутся. Они копят яд, а затем отрыгивают его на собеседника с очаровательнейшей улыбкой. Ножи исчезли. Лаашья отступила, но, как мне показалось, не слишком поверив, что леди Флоттэн не представляет угрозы. – Доброго дня. – Я решила быть вежливой. Ингрид последовала примеру, но осталась милостиво незамеченной. – Вряд ли. – На леди Флоттэн был наряд из черного крепа с кружевной отделкой. Широкие юбки. Идеальных очертаний талия в оковах корсета. Массивный воротник, подчеркивающий тонкость шеи, и гагатовый фермуар с вкраплениями бриллиантов. – День, омраченный встречей с тобой, по определению не может быть добрым. Что ты творишь? – Где? – Здесь! Полагаю, речь идет не о коридоре. Здесь только ковры сняли для большей их сохранности. Кстати, надо будет и о мужском крыле распорядиться. Красота красотой, но ведь заблюют же… – Могу я узнать, что конкретно вам не нравится? Я не издевалась… разве что самую малость, понимая, что леди Флоттэн не нравилось все, начиная с нашей светлости и ею же заканчивая. Подозреваю, в глазах очаровательнейшей благотворительницы я была воплощением всех казней египетских. И меня это до невозможности радовало. Леди Флоттэн молчала. Веер в ее руке раскрывался и закрывался с опасным шелестом. И я обратила внимание, что спицы веера очень тонкие. Острые. Опасные на вид. Лаашья успеет ударить раньше, но… труп почтенной вдовы накануне бала – это не то, что придаст мероприятию нужную изюминку. – Конечно, я благодарна вам за все то, что вы делали для протектората. – Я говорю, глядя в ее глаза, блеклые, злые, как сама зима. – Но теперь я готова освободить вас от этой непосильной ноши. В вашем возрасте следует себя беречь. Сказала и укол совести ощутила. Не надо становиться похожей на них. Леди Флоттэн наклонилась ко мне и прошелестела: – Ты – маленькая дрянь, которая думает, что ей все сойдет с рук лишь потому, что она умеет ублажать мужчину… а он слишком бесхребетен, чтобы указать тебе на место. Вот Кайя она зря трогала. – …но найдутся другие неравнодушные люди. – Не сомневаюсь. – Я выдержала ее взгляд и нашла в себе силы улыбнуться. – И все эти милые люди забыли, что являются лишь гостями. По-моему, крайне невежливо со стороны гостя вести себя так, как ведете вы. Посему, будучи хозяйкой в этом доме, я прошу вас избавить меня от вашего бесценного общества. И все-таки хорошо, что Лаашья рядом. С ножами… да и в принципе… определенно леди Флоттэн желала бы моей смерти. Медленной. Мучительной. И чтобы побыстрее. Не дождутся. Достали. – Ты меня… выставляешь из замка? – прозвучало с некоторым удивлением, словно дама только сейчас осознала возможность подобного исхода. – Да. Уж будьте так любезны. И совесть на сей раз молчит… Очередной порции яда наша светлость дожидаться не стала, у нее имелись еще дела. Вряд ли леди Флоттэн привыкла к подобному обращению… лишь бы веер в спину не метнула. Я прямо чувствую, как между лопаток кожа чешется, небось от взгляда ласкового. – Ты… – донеслось в спину. – И твоя маленькая шлюха… еще до весны вас не станет. – Вы мне угрожаете? – Оборачиваться я не стала. – Я тебя предупреждаю. – Спасибо. Она просто сказала. Со злобы. От невозможности промолчать и съесть унижение, которое обычно выпадало на долю других. И на самом деле она ничего не знает о весне, о планах Кайя, о том, что нельзя полагаться только на чужую помощь. Надо дотянуть до бала, а потом мы уедем. И моя на Мюррея злость уже почти прошла. В конце концов, вряд ли он хуже этих, а если и вправду даст Кайя свободу, то я всем сердцем полюблю сего замечательного человека. – Ты сильно рискуешь, Иза. – Ингрид коснулась моей руки, привлекая внимание. Пальцы у нее были холодные. Неужели боится? – Многие сочтут тебя… несправедливой. Осудят. Плевать. Я не собираюсь и дальше глотать оскорбления. – У тебя и без того врагов хватает. Не давай лишнего повода. Прости, Ингрид, но на сей раз твой совет неуместен. Врагов не станет меньше, если я проявлю слабость. Скорее уж они окончательно обнаглеют. – Акуно, позаботься, пожалуйста, чтобы покои леди Флоттэн тоже задействовали в подготовке бала. Думаю, там прекрасно разместятся человек сорок… – Да, ваша светлость. Как мне показалось, карлик улыбнулся. Урфин точно знал, что эта женщина примет его приглашение хотя бы затем, чтобы удовлетворить собственное любопытство. И поиздеваться, если случай выпадет. Когда-то она ему нравилась… больше, чем просто нравилась. Все ошибаются. – Вы так на меня смотрите. – Леди Лоу протянула руку, позволяя поцеловать. Шелковая перчатка холодна, как змеиная кожа, и все же это ее прикосновение в чем-то нежное, двусмысленное. Ей хорошо такие удаются. – Любуюсь, – честно ответил Урфин. Она и вправду стоила того, чтобы на нее смотреть. Смена облика ей не повредила, наоборот: лишенное привычного слоя пудры лицо больше не походило на маску. Собственные волосы Лоу – бледное золото, в котором проблескивает роса алмазных капель. И сетка, их удерживающая, незаметна. Золото с золотом сливается. Прическа выглядит небрежной, но эта иллюзия. Все в ней – обман. – Ваше внимание мне льстит. Легкая улыбка с оттенком грусти. И очередное, уже явно неслучайное прикосновение. – Да неужели? Мне казалось, вы меня ненавидите. – Мне жаль, что мы тогда друг друга неправильно поняли. – Она умела говорить тихо, заставляя прислушиваться к каждому слову, наклоняться из опасения упустить что-то важное. Урфин помнит. И взгляды из-под ресниц, с тоской, с мольбой о защите. Разве можно отказать? Ей нравилось смотреть, особенно в зеркала, которые с готовностью отражали ее совершенство. Или на худой конец в чужие глаза – в них она ловила восхищение. И, лишенная его, бледнела. Поэтому и таскала за собой девочку-тень. Та и сейчас сидела на соседней скамье, неслышимая, невидимая… раньше у Урфина получалось забывать о ее присутствии. Сейчас он с трудом притворялся равнодушным. – Но мы еще можем все исправить? – Конечно, можем. – Урфин убрал ее руку с плеча. – Начнем с моей невесты… – Твоей невесты… ты так быстро обзавелся невестой. А когда-то говорил, что никто, кроме меня, тебе не нужен. Помнишь, обещал сделать что угодно, лишь бы я была счастлива? Ты так легко раздаешь обещания. – С тебя пример беру.