Леди Лоу отстранилась, скорее позволяя разглядеть себя. В этом платье из тонкого, слишком уж тонкого кашемира, она выглядела раздетой, хотя никто не мог бы упрекнуть, что платье открывает больше дозволенного. Скорее уж память дорисовывает то, что скрыто. И Урфин удавил бы память, если б мог. – Оставь Тиссу в покое. – Иначе? Очередная игра, в которую его вынуждают ввязаться. – Просто оставь в покое. Дорогая, я знаю, что ты – злобная тварь и ненавидишь меня столь же искренне, сколь я тебя презираю, но при этом забываешь один момент. Я – не Кайя. Меня не остановит ни то, что ты по какому-то недоразумению считаешься женщиной, ни то, что я с тобой когда-то спал. Не поняла. Слишком уверена в себе, в отце, в могуществе рода, в непоколебимости своего положения. – Ты по-прежнему неравнодушен. Почти приглашение. – И мы могли бы заключить союз… ты бы помог исправить ошибку, которая случилась по твоей же вине. А я… я бы тоже что-нибудь для тебя сделала. Рука касается бедра и на бедре же остается, но медленно скользит вверх. – Ты меня хочешь. – Конечно, – глупо отрицать очевидное, – ты красивая женщина. И я с превеликим удовольствием отымел бы тебя еще раз. Или два. Или как получится, но, видишь ли, есть один… нюанс. От таких, как ты, всегда есть риск подцепить что-нибудь нехорошее. А у меня сейчас здоровье слабое. Дядя беречься велел. От пощечины Урфин увернулся и руку перехватил, сжал крепко, позволяя ощутить силу. – Пожалеешь. – Леди Лоу продолжала улыбаться и смотрела прямо в глаза. – Мне еще не отказывали. – Неужели? А мне показалось, что я и здесь не первый. – Не хотелось бы тебя разочаровать, но ты нигде не первый. Или ты думаешь, что одна женщина чем-то лучше другой? Не будь таким наивным. Мы все умеем притворяться… Он не стал уклоняться от поцелуя. Нежного, по-девичьи робкого. Ядовитого. – Радость моя, – Урфин вытер губы, – ты никогда не думала о том, что будет с тобой, если ты перестанешь быть такой… красивой? – Угрожаешь? – Нет. Просто с женщинами вроде тебя порой случаются… всякие неприятности. – Какие же? – Сифилис… красная рожа… это когда кожа шелушиться начинает и облезать. Или вот серая гниль, от которой выпадают волосы, зубы, а внутренности превращаются в кисель. В городе сейчас настоящий рассадник болезней, а твои друзья далеко не все разборчивы в связях. Я волнуюсь. – Как мило с твоей стороны. – Леди Лоу вытащила из корсажа свернутые трубочкой листы. Тончайшая бумага, почти прозрачная, такую используют для снятия копий, и бледные чернила. Запах духов, пыльца золотой пудры. Красная ленточка. Она тщательно готовила этот подарок, и принимать его – безумие. – Возьми. В благодарность за заботу… мне кажется, ты оценишь. Письма. Копии. И самое разумное – отправить их в камин. – Жаль, конечно, что остальные Гийом унес с собой. Там много интересного… Леди Лоу махнула рукой, подзывая тень, которая с радостью кинулась к ногам подруги. – Знаешь, – леди Лоу коснулась светлых волос тени, и та засияла от счастья, – я никак не могу избавиться от мысли, что вот таким ты был бы удобнее в использовании… возможно, когда эта издохнет, я куплю себе мальчика. Светловолосого. Синеглазого… Урфин все-таки сбежал. От этого смеха, от пустого взгляда тени, в котором не было ничего, кроме безграничной любви к одному-единственному человеку, от собственного страха. Он врал, когда говорил, что не помнит кокона. Свет. Вспышка за вспышкой пробивается сквозь сомкнутые веки. И невозможно высчитать ритм. Урфин начинает, но сбивается. Гул, который нарастает, подавляя способность двигаться, чтобы оборваться в тишину, в звук, ощущаемый скорее разумом, чем ухом. Движение в неподвижном мире. И пространство безгранично расширяется… нет больше ни верха, ни низа. Ничего. Включая самого Урфина. И писем. С первых слов становится ясно, чьи они. У девочки аккуратный почерк. Буква к букве. Строка к строке. Не стоит читать чужие письма, особенно такие… нежные. И по-девичьи глупые. Бестолковые, как она сама. …я умоляю вас забыть мое имя… …и более никогда не беспокоить меня, если в вашем сердце есть… У Гийома нет сердца. И писем других не существует. Скорее всего. Имейся у Лоу что-то посерьезней, она бы не отказала себе в удовольствии поделиться. А если так, то… Что делать? Потребовать объяснений? Или забыть? Забыть не получится, а притвориться можно. Хотя бы попробовать. Решить на месте. Урфин вошел без стука, нарушая очередное правило, но к проклятым мирам все правила. Тисса стояла вполоборота в шали из желтого шелка поверх сорочки. Руки подняты. Поддерживает копну волос, смотрит в зеркало, не замечая Урфина. У ног ее – смуглый парень, которого тотчас захотелось убить просто за то, что он здесь и сидит. – …а талию предлагаю сделать чуть более завышенной. И не следует бояться декольте… …всего-навсего портной. Изольда его рекомендовала, но Урфин не предполагал, что этот портной настолько молод. – Здесь… – Если бы парень коснулся Тиссы не деревянной палочкой, но рукой, Урфин бы эту руку сломал. – …Пустим атласную ленту. Сзади – три складочки и небольшой шлейф, который можно украсить… – Шлейф. – Урфин понял, что еще немного, и он все-таки потеряет контроль над собой. – Шлейф – это хорошо… Тисса обернулась. И ее взгляд, ее улыбка развеяли наваждение. Письма… это глупость, повторения которой Урфин не допустит. А Гийом в любом случае не жилец. – Мы… закончили? – спросила она. – Да, леди. – Портной, поднявшись с колен, поклонился. – Но вы все-таки подумайте хорошо. Отказаться вы всегда успеете, а вот сшить бальное платье за несколько дней будет сложно… Он ушел в спешке, забыв на ковре несколько булавок, белый лист с наброском и ленту. Кажется, испугался. И улыбка Тиссы тает. А в глазах появляется беспокойство. Нельзя напугать ее еще больше. Спрячется. И будет снова вежливой, тихой, неживой. – Что с вами? – Ничего. Вспомнилось… неприятное. – Не надо вспоминать неприятное. – Она подошла и коснулась щеки. – У вас кровь идет. Точно. Опять льется из носа, а Урфин и не заметил. Вид у него сейчас наверняка жалкий. Защитник… себя защитить не способен. – Идемте. Вам надо прилечь. – Тисса, придерживая шелковую завесу. – Урфину отчаянно хочется, чтобы та съехала, – берет его за руку. И вырываться, возражать нет желания. Козетка для него тесновата, но если перекинуть ноги через гнутый бортик, то вполне терпимо. – Запрокиньте голову, пожалуйста. Я сейчас. Отсутствует она недолго и возвращается с миской холодной воды. Переоделась. И невольная мысль мелькает, что халат держится на одном пояске, который легко развязать. И девочка не станет сопротивляться. Она не поймет даже, что происходит, но… это подло. Отжав хвост полотенца, Тисса пристраивает его на переносицу и пытается зажать пальцами, но силенок у нее маловато. И Урфин сам сдавливает нос. Она же вытирает кровь, осторожно, точно опасаясь причинить боль. – Не испугалась? – Голос гнусавый, отчего самому смешно становится. – Нет. У папы тоже часто такое случалось. Ему много раз нос ломали. И сосуды стали слабыми. Лопались… мне не следовало оставаться наедине с… ним. Но позвать было некого… – Я не сержусь. Уже – нет. Вопрос, как надолго хватит. – Вы бы не возражали, если бы я… наняла компаньонку? Та женщина, которая учит Долэг манерам. Она вдова и очень милая. Она согласилась бы… если, конечно… Самому следовало бы подумать. Идеальный вариант с его-то характером. А еще лучше запереть. Чтобы решетки на окнах. И замок на двери. Лучше два. Постоянный присмотр, конечно. Только вот… когда Урфина самого запирали, он душу готов был отдать, лишь бы выбраться. Нет, цепь – не выход. А что тогда?