В платье. И платье было таким, что Тисса долго раздумывала, имеет ли она вообще право его надевать. Муар и кружево. Два оттенка белого дополняют друг друга. Простой покрой, в чем-то строгий даже. Ни бантов, ни лент, и единственной кокетливой уступкой моде – паутинка воротничка, что крепился к платью на жемчужных пуговках. Они же украшали рукава и сетку, под которую пришлось убрать волосы, – платье требовало открытой шеи. В этом наряде Тисса выглядела более взрослой. И совсем не такой, как она привыкла. Но смотрели на нее не из-за платья… вернее, из-за него тоже, обсуждая, во что обошелся наряд. И чем Тисса его заслужила. Наверняка удивлялись тому, какой стала, но без восхищения – реальность и мечты во многом расходятся. Оставалось идти, гордо подняв голову и никого вокруг не замечая. Но как спрятаться от людей среди толпы? И не только взгляды, но и слова настигали Тиссу. – …совратил… – …и прилюдно, представляете… а потом, говорят… – …какой позор… Им нравится ее обсуждать. От разговоров, а не от жары на щеках вспыхивает румянец, в глазах появляется жадный, какой-то животный блеск. И люди тянутся друг к другу, желая поделиться новостью. – …их видели даже на лестнице, где… ни стыда… – …ни совести. – Тан опять подобрался незаметно. – Представляешь, даже на лестнице. Как ты думаешь, нам понравилось бы на лестнице? – Не уверена. – Рядом с ним Тисса могла улыбаться. – На лестницах всегда сквозняки. – И свидетелей много. Вид у тана был донельзя серьезный, но Тисса по глазам видела, что ему весело. А все вокруг замолчали. И смотрят так… выжидающе. Им нужен новый повод? Урфин готов его дать. – Ты и вправду очень взрослая в этом платье. – Он целует раскрытую ладонь, в очередной раз нарушая все правила, что не ускользает от глаз общества. – А перчатки мне не нравятся. Холодные. – Так положено. – Если положено, то я потерплю. Терпения его надолго не хватит. А руку отпустить не спешит. И хорошо, потому что Тиссе нужна опора. Следовало признать, что в мечтах балы куда как приятней. И все-таки как они смотрят… лед и то теплее взглядов. – Не вздумай давать слабину. – Урфин держался так, словно не видел в происходящем ничего особенного, да и происходящего не видел. – Они ждут от тебя слез. А ты улыбайся. Зли людей. Это весело. Тисса не была уверена, что сумеет получить удовольствие от такого веселья. Урфину идут темные тона. И нынешний наряд выделяется среди прочих простотой. Ни камней, ни украшений, пуговицы и те костяные. – Не говори, что я похож на приказчика. Не похож. Приказчики другие. Они подобострастны с теми, кто имеет деньги, и жестоки, порой намеренно, со всеми остальными. У приказчиков волчьи глаза и сладкие улыбки. Тисса помнит, как они приходили разорять замок. – Нет. Ты похож на себя. А еще немного на дракона, если бы тому вздумалось принять человеческий облик, и Тиссе странно, что никто, кроме нее, не замечает этого сходства. Наверное, потому, что люди уверены: драконов не существует. – Куда ты меня ведешь? Среди колонн, людей и ледяных животных легко потеряться. – Танцевать. Люди ждут. – Я не… умею. – Умеешь. Я знаю. Не думай о том, что на тебя смотрят. Как? – Слушай музыку, – подсказал Урфин. Павана.{26} Медленный, тягучий напев. Медовый танец, обманчиво простой в своей неторопливости. Скользящие шаги и тени в зеркалах, которые норовят передразнить Тиссу. Павана требует изящества. И непринужденности. Той легкости движений, которая выдает истинных леди или же достигается многими часами тренировок. Лань горделивая… Хотя бы не сбиться с шага… и фигура сменяет фигуру. Слушать. Считать. Все получится. Получается. Наверное. – Видишь, не так и страшно, – сказал Урфин, когда музыка смолкла. – А теперь поклонись гостям, и я разрешу тебе сбежать. И тут Тисса осознала, что произошло. Она не просто танцевала павану. Первый танец вечера. И других пар не было. – Спокойно, ребенок. Улыбайся шире, людей это бесит. – Вы… мы… почему? Оркестр заиграл аллеманду,{27} но, к счастью, их сиятельство сочли долг исполненным. – Ну на кого-то надо было возложить почетную обязанность. – А взгляд лукавый. Наверняка он знал, что придется открывать танцы, но почему не предупредил? – Не хотел тебя напугать. Ты слишком серьезно все воспринимаешь. Идем. – Куда? – Мм… в укромное место. Надо же дать повод для сплетен. Его уже дали. Только что. И Тисса почти не переживает. Как-то у нее силы закончились переживать. – Мне надо кое о чем рассказать. Нельзя хватать леди за руку! И тянуть ее за собой, заставляя идти неприлично быстро… ему легко, а у Тиссы платье… прямая юбка не предназначена для того, чтобы в ней бегать. И кружева очень хрупкие… и потом скажут наверняка, что ее волоком волокли. Возможно, за волосы, как дикари… Стало смешно. И Тисса, кажется, поняла, куда они идут. Среди арок, украшенных мерзлыми розами, кованых ворот и металлических лоз, на которых стояли сотни свечей, скрывались ниши. Укромные, укрытые тенью, они были той частью замка, которой он не спешил делиться со многими. И лишь оказавшись внутри, можно было оценить сумрачный их уют. Леди Льялл уверяла, что порядочная девушка не позволит увлечь себя в подобное место… Лорд Андерфолл искал встречи с того самого дня, когда рисунок был окончен, а документы подписаны и заверены должным образом. Урфин вежливо уклонялся. Вот только лорд Андерфолл привык доводить задуманное до логичного финала. И, заступив дорогу, поклонился: – Доброй ночи… Урфин. Безмерно счастлив увидеть вас. – Не могу сказать о себе того же. – Позвольте представить свою дочь Амелию… Она и вправду столь хороша, как о ней говорили. Вот только взгляд на этом детском личике знакомый до безумия. Тисса беззвучно вздохнула: вот бестолковый ребенок. – …и просить вас уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени. – Я спешу. – Леди нас простит. Верно? Простит, конечно. Она всех прощает. И шелковая ладошка выскальзывает из пальцев. Во взгляде растерянность, и Урфин не выдерживает, касается мизинцем носа. – Я скоро, радость моя. Никуда не уходи. Главное, из поля зрения не выпускать, потому что неспокойно. Слишком много вокруг… всяких. Смотрят. Раздевают глазами. И руками не отказались бы, появись такая возможность. Лорд Андерфолл не исключение. Он немолод. Толст. Три подбородка на кружевном жабо. Щеки обвисли, налились краснотой, которая говорит, что с сердцем у лорда нелады. На лбу и веках – красные веточки сосудов. Виски блестят испариной. Губы лоснятся. Но лорд богат. Он не боится демонстрировать богатство. Бархат и парча. Золотое шитье. Широкая цепь с медальоном, центр которого украшает огромный рубин. И цепи поменьше, пришитые к сюртуку. Перстни. Браслеты. И лорнет на ручке из слоновой кости.