Она имела право поступать так, как читала нужным. По-взрослому. Ей уже двадцать, и следует признать, что эти годы прожиты зря. И осталось не так много времени, чтобы сделать мир лучше! А тетушка все говорила и говорила. Про бал, который был конечно же восхитителен, – но у тетушки Бетти все балы восхитительны! Про их светлость – причем Меррон не очень поняла, которую именно. Главное, что с привычным восторгом. Про гостей… про чью-то там свадьбу, случившуюся так неожиданно, что все очень удивились, потому как ждали другой невесты… но тетушка все равно рада за молодых, ведь свадьба – это очень важно. И поэтому крайне неосмотрительно проводить ее вот так, без подготовки… свадьбу Меррон тетушка подготовит сама. Не следует сомневаться, что рано или поздно найдется тот, кто оценит Меррон по достоинству. Тянуло встрять в тетушкину речь, сказав, что один такой нашелся, только все равно потом ушел. Оно и к лучшему, потому что Меррон не представляла себе, как следовало вести себя после того, что было. Зато теперь она женщина. Правда, зеркало не показывало никаких изменений, но осознание собственной исключительности – Меррон сделала то, на что ни одна слабая духом девица не решилась бы, – грело душу. А согретая душа требовала отдыха. И тетушка Бетти согласилась, что сон – лучшее лекарство от всех неприятностей. Почему-то она считала, что Меррон переживает из-за отсутствия женихов. Ха! Засыпала она с чувством выполненного долга и осознанием скорых перемен в жизни. К сожалению, перемены оказались слишком уж скорыми и вовсе не такими, как хотелось Меррон. Ее разбудила Летти, верная тетушкина камеристка, которая втайне Меррон недолюбливала, считая взбалмошной, наглой и неблагодарной девицей, способной лишь изводить тетушку капризами. Но сейчас Летти улыбалась так, что Меррон заподозрила неладное. – Скорее, леди, скорее… вам надо умыться… одеться… Даже сделала вид, что не замечает, что Меррон опять от ночной рубашки избавилась. И платье подала лиловое, с тремя рядами оборок по лифу – портной настоятельно рекомендовал их как альтернативу ватным вкладкам, которые Меррон наотрез отказывалась использовать. У платья было два ряда позолоченных пуговиц и крупный бант на том месте, где у нормальных женщин имелась задница. – Садитесь, я вас расчешу… И расчесывала быстро, умело, почти не дергая. А раньше постоянно жаловалась, что, дескать, не нарочно, просто волос у Меррон густой и непослушный. Лиловая лента для волос. Тетушкины любимые духи… все это было в высшей степени странно. – Что происходит? – Тетушка ждет тебя… И не одна. В крошечной гостиной – комнаты тетушке предоставил кто-то из ее многочисленных поклонников, ухаживания которых благочестивая вдова принимала со сдержанным достоинством, – милейшая Бетти поила чаем Сержанта. Вот уж кого Меррон не ожидала увидеть. Он смешно смотрелся в этой комнатушке среди розовых подушечек, белых фарфоровых кошек и пасторальных картин. Сам серый. Блеклый какой-то. И мрачный донельзя. А Бетти мрачности не замечает. Щебечет… сахар, сливки, малиновое варенье… в их поместье замечательная малина растет. Ягоды – с кулак. А уж сладкие до невозможности и очень полезные. – Добрый день. – Меррон решила, что будет вежливой хотя бы для того, чтобы не огорчать тетушку. – Меррон, милая! Сколько радости… даже для тетушки перебор. Но главное, что здесь делает человек, с которым Меррон мысленно попрощалась? Он окинул Меррон внимательным взглядом – сразу стало стыдно и за бант, и за оборки, и ленту в волосах – и кивнул. – Я так за тебя рада! Совсем непонятно. Сомнительно, чтобы Бетти испытала радость, узнав о подробностях вчерашней ночи. – Что происходит? Меррон улыбалась, правда осознавая, что улыбка ее вовсе не столь дружелюбна, как у тетушки. Летти вовсе говорила, что Меррон на людей скалится, отчего люди испытывают глубокое душевное волнение. Но если Меррон возьмет на себя труд потренироваться перед зеркалом час-другой, лучше третий… или неделю, то она научится хотя бы выглядеть дружелюбно. – Я на тебе женюсь, – сказал Сержант, подставляя чашку. Сливок тетушка добавила от души. – Что? – Это же просто замечательно! – Тетушка Бетти смотрела на Сержанта влюбленными глазами. Конечно, нашелся тот самый, предсказанный ею, сумевший оценить скрытые прелести Меррон. Хотя, вспоминая о том, что было, следовало признать – прелести, если таковые в принципе имелись, были максимально открыты. – Нет! – Что «нет»? – И чай пьет с этаким издевательским спокойствием. – Я не выйду за него замуж! – Почему? – искренне удивилась тетушка, и в голубых очах ее мелькнула печаль. – Меррон… – Я имею право выбрать! Она – не корова, которую можно вот просто так купить… ах нет, взять с доплатой. Женщина тоже человек! – Ты вчера выбрала. – Сержант отставил чашку. – Сегодня мой черед. Да если бы Меррон знала! А взгляд какой равнодушный. Мертвый взгляд. И с ним вот жить? Меррон не про взгляд, про человека. Одно дело – ночь, ей местами даже понравилось, но совсем другое – замуж. Он же деспот! И в равенство не верит! И значит, что… что… Меррон не додумала, что именно это значит. – Да я скорее умру! На тетушку это всегда действовало. И сейчас она побледнела, представив, что Меррон возьмет и отравится уксусной эссенцией, как сделала одна родственница дальней родственницы тетушкиного мужа. – Возможно… – Бетти обратила растерянный взгляд, полный мольбы, – не находилось еще человека, способного устоять перед этим взглядом, – на Сержанта. – Стоит немного… подождать… дать вам время… – Прекрати. Это не тетушке – Меррон. И мертвые глаза ненадолго оживают, но выражение их не удается истолковать, но Меррон вдруг становится страшно. – Ваша племянница вас шантажирует. Вы ее избаловали. Позволяете все, что ей хочется, а она считает, что так и надо. – Да как ты… – Сядь. – От этого спокойного голоса колени подкосились. – Ты не привыкла думать ни о ком, кроме себя. Я даже не понимаю, на кой мне эта женитьба, но раз уж так вышло, то делать нечего. – К-как вышло? – Щеки тетушки пунцовели, а губы дрожали. Вообще, как смеет этот человек Бетти пугать?! По какому праву он вообще сюда явился?! Меррон ничего от него не надо! И вообще ни от кого не надо! Она сама по себе! – Вчера ваша племянница сделала мне интересное предложение… Сволочь! – …и я согласился, полагая, что она отдает себе отчет в своих действиях. – Меррон! Тварь. Вот же тварь! И главное с улыбочкой… ему нравится унижать других! – Тетя, я… – Переспала с первым встречным. – Сержант допил чай. – И теперь отчаянно ищешь виноватых. – Я тебя ненавижу! – Посмотрим. Не на что смотреть! Да Меррон скорее и вправду уксуса напьется, чем замуж за подобное существо – назвать его человеком язык не поворачивался – выйдет. – Со своей стороны, я привык отвечать за свои поступки. И поэтому настаиваю на свадьбе. Тетушка только и смогла, что кивнуть. Предательница! Ничего, вот уйдет Сержант – а когда-нибудь он уйдет, – и Меррон выскажет тетушке все, что о ней думает. Или нет… кричать бессмысленно. А вот слезы помогут. Раскаяние. Меррон пообещает, что больше никогда-никогда так делать не будет. Тетушка всегда верила ее обещаниям. – Вот договор. – Сержант достал примятые бумаги, положил на колено и попытался разгладить рукавом. Дикарь. И хам. Сволочь беспринципная. – Прочтите.