* * * Глава 1 Моя мать снова размечталась. — Клянусь, Ханна, этот отдых как раз то, что нужно нам обеим, — донёсся её пронзительный голос из динамика чёрного блестящего телефона, вставленного в держатель на моей приборной панели. — Лето вдали от всего. Два месяца расслабления и свободы. Из динамика послышался гудок автомобиля. Зная свою мать, могу сказать, что она, скорее, обратит внимание на радио или свой макияж, нежели на шоссе, по которому едет. Я стиснула зубы, посмотрев сперва в боковое зеркало, затем через плечо в поисках свободного места в потоке. По-прежнему все битком. — Дождаться не могу, когда просто лягу и ничего не буду делать, — продолжила мама. Я прикусила язык, дабы не спросить, как это будет отличаться от нашей обычной жизни в Уиллоубруке. Мама направлялась в аэропорт, из которого вылетала в Нью-Йорк, а оттуда вторым рейсом через Атлантику в Париж, в котором проведёт лето вдали от дома, от меня и… от всего. По первоначальному плану во Францию с матерью должна была ехать я. Она всё решила сама, даже не спросив моего мнения. Но мы с мамой не можем находиться на одном континенте всё лето так, чтобы одна из нас впоследствии не сошла с ума. И скорее всего, это была бы я. Так что в итоге мама поехала со своей нынешней лучшей подругой, с которой познакомилась на уроках тенниса в загородном клубе. Её звали то ли Тэнди, то ли Мисси, то ли как-то так. Я не особенно интересовалась. Я же застряла в пробке на межштатной трассе 40 Уэст в Новой Каролине за огромным дребезжащим грузовиком. В котором оказалась куча свиней. Вонючих свиней. От заполнившего машину запаха слезились глаза. Подняв стёкла, я выключила кондиционер, чтобы тот не всасывал извне ещё больше вони, но поскольку сейчас конец июня, солнце светило в лобовое стекло так, что машина напоминала раскалённую сковородку. А если опустить стёкла, запах свиней станет ещё хуже. По обе стороны дороги и вокруг меня сгрудились поросшие сочной зеленью горы, но идиллический сельский пейзаж нисколько не расслаблял меня, особенно в купе со свиной вонью и визжащим голосом моей матери в телефоне. Я искала съезд 53В, стараясь не дышать слишком глубоко и потея в своей собственной сауне на колёсах, а моя мать всё что-то трещала. — Мы с Тесс планируем объедаться блинами и пирожными. Правда, Тесс? Точно, Тесс — так звали её подругу. Что ж, я почти не ошиблась. — Уи! — услышала я высокий голос на заднем плане. В машине раздался преувеличенно громкий смех моей матери. Из маленького отверстия в прицепе грузовика показался свиной пятачок. — Ты уверена, что это съезд именно 53В? — спросила я, перекрикивая мамин смех. — Конечно, дорогая, — вздохнула мама. Вероятно, ей было в тягость удостовериться, что её единственная дочь добралась до дома её сестры, а не постучалась в дверь к первому попавшемуся незнакомцу. Моя подруга, Натали Спинелли, сказала мне перед отъездом, что жители гор обожают мет и вечно пьют самогон. Я посмотрела в водительское окно как раз вовремя, чтобы заметить пронёсшийся мимо фургон с мужчиной, напомнившем мне актёра массовки Duck Dynasty. — Я записала все координаты, которые дала мне Лидия, — сказала мама. — Я точно помню. Съезд 53В на И-240 Уэст… Я попыталась сосредоточиться на маминых объяснениях, но не могла отделаться от мысли, что не видела свою тётю Лидию четыре года с тех пор, как она перебралась из Уиллоубрука на окраину Эшвилла в Северной Каролине. Тётя Лидия постоянно присылала нам приглашения, но моя мать всегда находила причину, чтобы не ехать. Но поскольку этим летом мама укатила в Париж, мне выпала прекрасная возможность провести время с тётей. Кроме того, мне нужно было уехать из Уиллоубрука на какое-то время. Длительное время. — Сегодня были какие-нибудь новости от папочки? — спросила я чуть дрогнувшим голосом. В телефоне повисло молчание, затем я услышала мамин кашель. Я застала её врасплох, а это было единственным, чего Мэрилин Коэн терпеть не могла. Правило №12: никогда не позволяй застать себя врасплох. Всегда будь наготове. — Я говорила с ним как раз перед тобой, — ответила мама слишком напряжённым и звенящим голосом. — Он рассказал мне о людях, с которыми познакомился на курорте. Он хорошо проводит время. Курорт. Мама всегда называла это место «курортом». Будто реабилитационный центр Келлера-Бёрнса был просто спа-отелем. Правило №8: если реальность не соответствует твоим желаниям, создай новую реальность. — Мы уже в аэропорту, — сказала мама. — Я должна идти. Моя челюсть заболела, так сильно я стиснула зубы. — Хорошо. Позвони, как приземлишься. — Позвоню, — ответила мама. — Веди себя хорошо, Ханна. Целую! — Я люблю… Звонок оборвался. Я хмуро посмотрела на свиней перед собой. — Радуйтесь, что вам не приходится общаться со своими матерями, — сказала им я. Наконец показался съезд 53В, и я свернула с межштатного шоссе на другое, спускающееся в зелёную долину, окруженную закрученными, поросшими деревьями горами. Вдали туманные голубые пики сливались с ярко-голубым небом. Я опустила стёкла и вдохнула свежий воздух. Если мама сможет жить в своём фантастическом мире всё лето, может, я тоже смогу? *** — Я хочу, чтобы этим летом ты не была Ханной Коэн. Я улыбнулась своему коучу Марку Кавалло. Это была наша последняя встреча перед летом, и я уже рассказала ему о своём решении не ехать с мамой в Париж, а провести это время в Эшвилле у тёти Лидии. — Конечно, — сухо сказала я. — И кем мне тогда быть? Марк ещё сильнее засучил рукава на своей белой, застёгнутой на все пуговицы рубашке. — Будь собой, но той собой, которой ты можешь быть, а не той, кем хотят тебя видеть другие. — Он наклонился вперёд в своём голубом кресле и упёрся локтями в колени. Один из шнурков на его коричневых лоферах вот-вот рисковал развязаться, но его это, похоже, не беспокоило. — Ты слишком полагаешься на свои правила, Ханна. Ты позволяешь им управлять своими действиями. Я заёрзала на мягком зелёном диване, избегая взгляда Марка. — Сложно сопротивляться тому, что мои родители вдалбливали мне в голову в течение семнадцати лет. — Твои родители — это твои родители, но не ты. — Марк проехал на кресле по коричневому ковру, пока не оказался в зоне моей видимости. Он никогда не позволял мне отстраниться, предварительно не установив зрительный контакт. — Ты должна выйти из тени своих родителей и действовать самостоятельно. Пусть это лето будет тест драйвом. Забудь о правилах и делай то, что ты хочешь. По спине пробежал холодок, проникнув под красно-белую полосатую футболку, в которую я была одета. Перспектива несоблюдения правил вгоняла меня в панику. Как я узнаю, что делать? Как смогу избежать собственного или родительского унижения? — Это твоя жизнь, Ханна, — мягко произнёс Марк. Его карие глаза смотрели искренне и уверенно, когда он продолжил: — Тебе решать, что делать. Ты можешь вечно сдерживать себя и закончить здесь, в моём кабинете, не справившись с напряжением. А можешь быть той, кем хочешь быть, наслаждаясь жизнью. — А что, если я не знаю, какой хочу быть? — спросила я. Больше всего я любила в Марке то, что он никогда не смеялся над моими идиотскими вопросами, теми, которые я никогда не решилась бы задать при Натали или других своих школьных подругах. В их глазах я была Ханной Коэн — девушкой, у которой есть все, и которая может все. — Ты сама это поймёшь, — ответил Марк. — Вытолкни себя из зоны комфорта и попробуй всё. Спустя мгновение он добавил: — Но в разумных пределах. Не хочу, чтобы твои родители возненавидели меня, когда будут вызволять тебя из тюрьмы. Я вяло улыбнулась в ответ, словно идея заново узнать себя и выйти из зоны комфорта не была полным безумием. Если Марк и вправду думает, что я стану жить без правил, может, ему самому необходима консультация. *** Я заблудилась. Я пыталась следовать маминым указаниям, но не помнила, куда нужно было повернуть после Мангров-Парк-стрит — направо или налево. Я повернула направо, потом налево, затем ещё раз направо. И оказалась в месте, где ничто не выглядело как дом, в котором могла бы жить моя тётя. В Уиллоубруке тётя Лидия жила в красивом викторианском особняке, словно сошедшем со страниц учебника по истории. Когда-то мы представляли, что мы викторианские девушки и одевались в старинные платья, которые она доставала с чердака, когда я оставалась у неё на ночь. Я всегда воображала, что тётя Лидия просто взяла свой старый дом в Уиллоубруке и поставила его среди гор. Но крошечные кирпичные домики, мимо которых я проезжала не имели ничего общего с викторианским особняком, который я помнила. Всё здесь было таким зелёным и сочным, а льнущие друг к дружке деревья плотно окружали постройки. У обочин дороги покачивались на ветру полевые цветы. На склонах возвышались дома, и вдалеке дорога ухала вниз, а затем снова поднималась в гору. Бум. Бум. Бум. Бум.