«Прости», всего одно слово… и, черт возьми, такое важное. Я полностью открыл Ноа свое сердце, и теперь, после того, как узнал, каково это, терять, зная, что теперь есть веская причина снова быть вместе, я был уверен как никогда. Я продолжал думать, что расставание было меньшим злом, по крайней мере, верил это. Я действительно верил, что Ноа ничего не могла сделать, чтобы изменить мое мнение, и теперь я понял, что есть что-то, что может полностью опровергнуть мою убежденность. Я всегда был за второй шанс. Мой отец всегда предпочитал свое дело мне, даже теперь, узнав всю историю, я понял, что он любит свою нынешнюю жену больше, чем когда-либо любил собственного сына. Для моей матери, которая бросила меня, чтобы быть с другим мужчиной, месть отцу была превыше, чем любовь, которую она якобы чувствовала ко мне… А Ноа… У Ноа были проблемы посерьезнее, чем мои, и, как бы она ни пыталась заставить меня поверить, что безумно любит меня, мне легче было ожидать худшего, не верить ее словам о любви и молиться, чтобы все обошлось хорошо. Я прекрасно осознавал, что наши проблемы и неуверенность в конечном итоге привели нас к тому состоянию, в котором мы сейчас находимся, и спустя почти двадцать пять лет я наконец обнаружил то, чего мне не хватало, чтобы поверить, что любовь возможна и что может быть кто-то, для кого я превыше всего. Ребенок был моей надеждой на любовь. А человек, который подарит его мне, любил меня всем сердцем. Как я могу не простить ее? Как могу не оставить прошлое позади, когда она дала мне то, в чем я всегда, даже не подозревая, нуждался с тех пор, как увидел ее? Наконец-то я почувствовал покой, покой в душе и покой в уме. Словно внезапно буря, охватившая мой мир, рассеялась, оставив вместо себя сияющее солнце, которое даже ослепило меня. Думаю, именно таково было настоящее прощение. Бесконечный покой… безусловная любовь. В ее квартире я держал чемодан с вещами и нервно наблюдал, как она ходит, доставая вещи из коробок и желая начать расставлять их по полкам. Когда я увидел, как она взбирается на стул, чтобы добраться до полки, у меня едва не случился сердечный приступ. Я подошел, взял ее на руки, чтобы поставить на пол до того, как она упадет. – Черт возьми, Ноа! – воскликнул я, ставя ее на пол и забирая из ее рук то, что она пыталась положить наверх. – Сегодня первый день после нескольких недель постельного режима, ты можешь хоть немного расслабиться? – Просто я нервничаю и не могу стоять на месте, прости, – извинилась она и отстранилась от меня, как будто моя близость обожгла ее. Я наблюдал за ней краем глаза, как она пересекла комнату, пока не оказалась как можно дальше от меня. – Ты уверена, что не хочешь, чтобы я провел здесь ночь? – спросил я, не желая покидать ее. Теперь мне будет очень трудно с ней расстаться, черт, я хотел забрать ее к себе, заботиться о ней и давать все, что ей нужно. Прежде чем она успела ответить на мой вопрос, дверь в квартиру открылась, и вошли Лайон и Дженна, оба с сияющими улыбками на лицах. Они держали в руках связку синих воздушных шаров. – Мальчик! Я удивленно посмотрел на Ноа, она пожала плечами, улыбаясь. Дженна бросилась к ней, чтобы обнять, отпустив воздушные шары, которые взлетели и ударились об потолок. Лайон подошел ко мне с маленьким бледно-голубым медвежонком и протянул его с ухмылкой. – Значит, ты теперь папа, да? – сказал он, и я почувствовал комок в горле, когда услышал это слово. Боже… Я стану отцом, мне пора привыкнуть к этой мысли. – Мы должны отпраздновать это! – предложила Дженна, хлопая в ладоши и через секунду притягивая меня к себе. – Если ты не сделаешь меня крестной, я расскажу твоему сыну про тебя все самое плохое. – Она наклонилась, чтобы прошептать мне это на ухо, и я воспользовался случаем, чтобы потянуть ее за волосы. – Куда вы хотите пойти? Мы можем поужинать, или пойти в паб, или даже уехать на выходные. Думаю, это подходящий повод для веселья! Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что Ноа всего этого совсем не хотела. Мы ведь не планировали ребенка, и, как бы ни были счастливы, я знал, что Ноа хотела бы, чтобы все шло как обычно. Наконец-то она могла вести нормальную жизнь, и первое, что хотела, это вернуться к учебе, работе и прогулкам. Ни слова о ребенке. Я не хотел слишком обременять ее этой темой, знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что рано или поздно она свыкнется с этой мыслью, но на нее нельзя было давить. Я только надеялся быть рядом с ней, когда это произойдет. – Можно пойти потанцевать, – предложил я, подавляя желание уложить Ноа в постель и оставить под одеялом. Ноа удивленно посмотрела на меня. – Как вам предложение? На ее губах появилась улыбка, и я почувствовал, как мое сердце на мгновение перестало биться. – Да, было бы здорово, – сказала она, счастливая впервые с тех пор, как мы вышли из кабинета врача. Дженна согласилась, и, когда мы с Лайоном вышли на улицу, чтобы дождаться, когда Ноа переоденется, я вытащил сигарету и закурил впервые с тех пор, как узнал, что у меня будет ребенок. – Как ты? – спросил Лайон, глядя на меня. Он тоже курил. – Пытаюсь привыкнуть к мысли, что примерно через четыре месяца моя жизнь изменится и уже никогда не будет прежней. – А что с Ноа? Вы снова вместе? – мягко спросил он. Я уставился на дверь квартиры. – На пути к этому, – ответил я, и как раз в этот момент появились девушки. Ноа сменила джинсы на платье-футболку, прозрачные чулки и высокие сапоги. Распустила волосы, накрасила губы и глаза. Клянусь богом, я никогда в жизни не видел ее красивее. Мое желание привести ее домой и уложить в постель возросло почти так же сильно, как и желание доставить ей удовольствие ночью. Она подошла ко мне с сомнением, отразившимся на лице. – Все хорошо? – спросил я, сдерживая сильное желание притянуть ее к себе и целовать до тех пор, пока у нее не перехватит дыхание. Она кивнула, не глядя на меня. Я понимал, что на то, чтобы снова быть вместе, у нас уйдет время, но сейчас больше, чем когда-либо, мне нужно было заявить, что она моя. Когда я завел машину, заметил, что Ноа беспокойно ерзает на сиденье. – Что случилось? – спросил я, наблюдая за ней краем глаза, не отвлекаясь от дороги. Ноа молча помотала головой, но я ясно видел, что ее что-то беспокоит. – Ноа, ты можешь сказать мне. – Просто… что мы скажем родителям? «Это ее так беспокоит?» – Ноа, не беспокойся о том, что скажут люди, хорошо? Родители знают нашу историю, мы скажем, что снова вместе, и, когда ты будешь готова, расскажем о ребенке. – У мамы случится сердечный приступ, – сказала она тихо, глядя в окно. – Мы даже еще не знаем, будем ли мы вместе… Может, лучше пока ничего не говорить, по крайней мере, пока беременность не заметна? Мы оба посмотрели на ее живот, и он был действительно почти незаметен, но это скоро изменится. Ведь ему уже пять месяцев. Родителям предстояло вскоре об этом узнать, как и прессе. Внезапно я почувствовал тревогу из-за желания защитить Ноа от любых сплетен, связанных с этой беременностью. Официально я все еще встречался с Софией Эйкен, поэтому, когда станет известно о Ноа, поднимется шум. Придется подготовить ее к этому. – Не думаю, что мы сможем тянуть, но расскажем это, когда ты будешь готова, хорошо? Ноа кивнула, и вскоре мы уже были в клубе. Было очень шумно, и я попросил открыть для нас кабинку. Дженна все говорила и говорила о ребенке, о том, как мы его назовем, где будем жить, в какой цвет покрасим его комнату… Вскоре это мне начало надоедать. Ноа пыталась подыгрывать подруге, но даже Лайон, казалось, понял, что она переступает черту. Лайон и Дженна ушли танцевать, а Ноа стояла, наблюдая за толпой издалека. В какой-то момент Дженна вытащила ее на танцпол, и они немного потанцевали. Я следил за каждым движением Ноа, затаив дыхание, но понял, что с ней что-то не так, когда через десять минут она вернулась и села рядом со мной. Ей было не очень весело. – Хочешь уйти? Ты устала? – спросил я, когда в моей голове зазвенели сигналы тревоги. Ноа выдавила из себя улыбку и помотала головой. Мы продержались еще час, и в конце концов я настоял на том, чтобы уйти. Я знал, что с Ноа что-то не так, и, как бы она ни пыталась скрыть это от наших друзей, я думал, что все еще знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать ее душевное состояние. Мы попрощались с Дженной и Лайоном и ушли. Обратная дорога прошла в тишине. Я больше не мог этого выносить. Притянул ее к себе и обнял. – Скажи мне, что тебя беспокоит. Она обвила руками мою спину и прижалась щекой к моей груди. – Наверное, было не очень хорошей идеей выходить сегодня, – прокомментировала она, не глядя на меня. – Все это уже не для меня, да? Вечеринки, ночные посиделки, университет… Я перестану быть собой, чтобы стать… Я поднял ее лицо, чтобы заглянуть в ее глаза. – Ты останешься собой, Ноа. То, что ты станешь матерью, не означает, что ты изменишься. Она покачала головой, нахмурившись. Казалось, в ней шла внутренняя борьба. – Нет, это не так. Ты слышал Дженну, она только и говорила, что о ребенке… Теперь люди будут видеть меня только мамой. Я больше не буду такой, какой была раньше, и это пугает меня, потому что я даже не успела понять, кто я такая. Я не хотел, чтобы она продолжала, не хотел, чтобы думала, что ей придется от чего-то отказаться. – Клянусь, ты останешься той девушкой, которую я встретил три года назад, Ноа… Той девушкой, которая сводила меня с ума, просто зайдя на кухню и бросив на меня ядовитый взгляд, той девушкой, из-за которой я потерял «Феррари». Той, что играла со мной в «Двадцать вопросов», той, что хотела стать писателем, путешествовать, открыть приют для животных, научиться серфингу, той, что клялась целовать меня каждый день жизни. Той, что однажды сказала мне, что не может иметь детей… Ты останешься той же, Ноа. Она покачала головой и высвободилась из моих объятий. – Я знаю, ужасно так думать. Я люблю этого ребенка, правда, люблю, – призналась она с глазами, полными слез. – Но я не хочу его сейчас, понимаешь? Я даже не знаю, что я буду делать завтра… Теперь я зависима от тебя, Ник, и, как бы ты ни настаивал на своем желании вернуться ко мне, я не могу притворяться, что последних нескольких месяцев не было… – Ноа… – начал было я, но она оборвала меня. – Я совсем не планировала это, не хотела… Знаю, это прозвучит банально, но я хотела выйти замуж, иметь дом, финансовую стабильность, работу, жизнь, прежде чем создать семью. Ничего этого у меня нет, все неопределенно, и я боюсь родить этого малыша и не суметь дать ему самое лучшее. – У него будет все лучшее, Ноа, и у тебя тоже. Я здесь, посмотри на меня, я никуда не уйду. Как мне заставить ее понять, что моя цель в жизни – сделать ее счастливой? – Но ты… ты ушел, – ответила она, отдаляясь от меня, когда я протянул руку, желая прикоснуться к ней. Я хотел, чтобы она успокоилась, хотел, чтобы увидела светлую сторону. – Я должен был, – серьезно ответил я. – Эти полтора года, что мы были в разлуке, изменили нас обоих, Ноа. Мы не можем продолжить с того, на чем закончили. Я не сделал тебя счастливой, но и ты причинила мне боль больше, чем кто-либо, кого я когда-либо знал. Ноа, казалось, перестала дышать. – Я не собираюсь выговаривать тебе все, что было, я просто хочу, чтобы ты посмотрела на вещи с другой точки зрения. Судьба решила, что мы снова должны быть вместе, этот ребенок вернул мне тебя, и я счастлив. И ты тоже будешь счастлива, Ноа, обещаю. – Что если на этот раз я не смогу сделать тебя счастливым? Я покачал головой и взял ее лицо в свои руки. – Это невозможно… Я поцеловал ее в губы. Я нуждался в ней больше, чем когда-либо. Я хотел заняться с ней любовью медленно, чтобы начать все с чистого листа, хотел снова почувствовать ее кожу, услышать ее стоны и то, как она произносит мое имя. Снова и снова… Но я обещал не торопиться. – Я должен идти, – сказал я, прерывая поцелуй. Щеки Ноа покраснели, и она выглядела так чертовски очаровательно, что мне пришлось собрать все свои силы, чтобы отстраниться от нее. – Я позвоню тебе завтра, хорошо?