Голые по пояс здоровяки принялись вновь натягивать тетиву станкового самострела, блестя от пота. – Отличный выстрел, – одобрительно сказал Субэдэй-багатур. Бойцы неторопливо вставали. Кивали уважительно, однако без страха – как равные равному, но более опытному и достойному. – Долго нам тут ещё бездельничать, дарга? – спросил десятник. – Ещё немного, и моя жена забудет, как я пахну, а её заветная норка зарастёт паутиной. Монголы заржали. Темник улыбнулся: – Разве может паутина остановить такого багатура? Это же не тангутские стены. – Да я уже и на эту чёртову крепость готов бросаться с тем самым копьём, которое не столь длинное, зато всегда при мне. Субэдэй не выдержал, расхохотался. Хлопнул десятника по плечу: – Ну, с такими бойцами и небо штурмовать не страшно. Не то что глиняные стены Чжунсина. С завтрашнего дня начнём настоящий обстрел, а там и на приступ. Воины загудели одобрительно: – Давно пора, а то надоело торчать тут подобно остроге из спины тайменя. – Я так разжирел от безделья, что, пожалуй, сломаю хребет своему мерину, когда вздумаю залезть в седло. – Интересно, чем питаются эти тангутские собаки? Полгода осады. – Да свои же трупы жрут, не иначе. Десятник спросил темника: – Здоров ли наш Тэмуджин, властитель всей земли от моря до моря? Давно не видел, как он покидает свой шатёр, не слышал мудрых речей. Субэдэй вдруг помрачнел. Ответил не сразу: – У Великого много дел, кроме возни с этой кучей тангутского дерьма. Гонцы спешат к нему с известиями со всех концов необъятной страны, приносящей немало забот. – Конечно, – легко согласился десятник, – как увидишь его, нойон, передай, что воины восхищаются им. Он преодолел столько невзгод, познал плен и предательство, но железной волей достиг высоты Неба, необъятности Океана и стал равным самому Тенгри. Я-то двадцать лет скачу рядом с его конём, ещё на кереитов ходил. Славная была драка. Субэдэй кивнул и пошёл, погружённый в невесёлые думы. Китаец пытался схватить темника за рукав халата и что-то сказать, но верный нукер грубо оттолкнул начальника осадных машин: – Разговор с тобой закончен, чужеземец. Иди, занимайся своими делами. Разве не видишь, что полководец озабочен иными мыслями? Темнику помогли подняться в седло: скрюченные от подагры ноги слушались плохо. Тридцать лет длится поход, и не видно ему конца. Как нет конца у Вселенной… Или – есть? * * * Походный шатёр Чингисхана белел на вершине большого холма, в десяти полётах стрелы от стен осаждённой вражеской столицы; вокруг – юрты жён, свиты и лейб-гвардии – хишигтэна. Всегда на посту отборные бойцы личной охраны: турхауды – днём, кебтеулы – ночью. В покрытых чёрным лаком стальных доспехах, на вороных скакунах – словно демоны тьмы, беспощадны они к замышляющим недоброе против Великого. И ответ держат только перед ханом: ни нойоны, ни темники, ни земные владыки, ни небесные боги им не указ. Но Субэдэя встретили уважительно: сам начальник стражи придержал повод коня. Наклонил голову, качнув перьями шлема китайской работы: – Хан ждёт тебя, нойон. Дважды спрашивал. Опираясь на плечо нукера, Субэдэй-багатур похромал к шатру. Турхауд не торопил, шёл чуть позади. Темник остановился передохнуть. Вновь увидел в небе тёмный силуэт. Пошутил: – Этот орёл не из твоих ли багатуров? В чёрном, как ты. И тоже смотрит беспрерывно, глаз не сомкнёт. Начальник стражи поглядел в небо. Непривычная улыбка исказила лицо: будто могильный камень треснул. Хотел что-то сказать, но помешал шум: к ним шли два воина-гвардейца, таща что-то похожее на кучу тряпья. Подошли, бросили под ноги. – Вот, поймали у коновязи.