– Это все твои идеи и все ради него, а я не всегда понимала, что надо именно так. Казалось – слишком много, слишком открыто. Но ты была права. Вплоть до фотографии крупным планом, где он швыряет тесто на плиту. – Разве он бывал когда-нибудь счастливее, чем на кухне, когда тесто швырял? – У него было много счастливых мест. Это было одно из главных. Она прервалась – подошел Райлан с детьми. Каждый ребенок держал бутон белой розы. – Нам очень жалко Поупи. Он был твой дед и всегда был очень хороший. – Брэдли протянул Эдриен цветок. – Он мне сказал, что наймет меня делать пиццу, когда я подрасту. – Спасибо тебе большое. – Она наклонилась его обнять. – А когда подрастешь, считай, что ты нанят. – Папа говорил, что он сейчас на небе с Нонной и с нашей мамой. – Мария подняла глаза на Лину, протягивая ей цветок. – Возьмите вот это, потому что он был ваш папа. Лина не сразу смогла заговорить, беря цветок. – Спасибо, это очень трогательно с твоей стороны. Прошу прощения, я пойду найду вазу. – Как ты? – спросил Райлан у Эдриен. – Лучше. Сегодня вот… – она огляделась. Столько людей, столько голосов, столько общения. – Да, лучше. Мне бы хотелось с тобой поговорить – как-нибудь в другой раз, где-нибудь, где потише. – Не вопрос. А если пока что тебе что-то нужно… – Знаю, я могу на тебя рассчитывать. Ты это уже доказал. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Хотела было еще что-то сказать, но ее позвали. Публика потихоньку редела, и снова стала восстанавливаться тишина. Монро стал собирать Финеаса и младенца домой, и подруга Гектора Сильвия пошла ему помочь. Уставшая Майя, которая была уже на позднем сроке беременности, еще раз крепко обняла Эдриен и уехала со своей семьей. Эдриен ненадолго осталась в большой комнате с Тишей, Гектором и Лореном. – Не знаю никого, кому бы организовали лучшие проводы. – Гектор сжал руку Эдриен. – Он бы тобой гордился. – Не знаю никого, – добавил Лорен, – среди обычных людей, к кому бы столько народу пришло прощаться. Но… ты уверена, что тебе будет нормально в этом большом доме? – Да. Это не просто большой дом, это родной дом. – Понимаю, но… я думал, что Гарри и Маршалл останутся тут еще на пару дней. – Им детей в школу вести, – напомнила ему Эдриен. – Но моя мать сейчас здесь. – И она останется? Эдриен посмотрела на Тишу и пожала плечами: – Честно говоря, не знаю. Она не говорила. – А ты еще намерена запустить фильм в производство к началу мая? – поинтересовался Гектор. – Хотелось бы. И надо бы… мне надо будет с ней поговорить, определиться окончательно. Я это и еще много чего запустила в последние две недели. – Отдохнула бы. – Я отдыхаю, Тиша. Вот честно. Но я – Риццо, и мое естественное состояние – «вернуться к работе». И это мне поможет. Как вот помогло, что вы все тут. – Мы его тоже любили. И тебя любим. – Лорен придвинулся ее поцеловать. – Ты ж понимаешь, Эдс, эти двое со мной согласны. Есть мысль: если не найдем никого, нас достойного, договоримся пережениться друг на друге. Примерно так лет в сорок. – Мысль интересная. – Из чего я делаю вывод: Рицц, бедняжка, выдохлась, и мозги у нее уже спят. – Тиша встала. – Я этих забираю с собой, а ты отдохни малость. Эдриен погладила Сэди по голове: – Так и сделаю. Может, немного выйду пройтись сперва вот с этой подругой. Отчасти ей хотелось, чтобы они остались, чтобы остались все, как бывало когда-то, с ночевкой в этом большом доме. Хотелось оттянуть момент, когда она останется одна, и станет тихо, и придет осознание, что утром она проснется, и не надо будет строить никаких планов, перебирать детали, и кончится та лихорадочная занятость, что длилась с самой смерти деда. Но у людей своя жизнь, и им надо к ней вернуться, и у нее – как ни трудно сейчас это себе представить – тоже так. Она прошла через кухню, поблагодарила Джен и поименно всю команду, взяла куртку из прихожей. Обойдя дом вместе с Сэди, она увидела на заднем дворе мать. Та сидела с бокалом вина, играющим отсветами свечей. И тут же почувствовала себя виноватой, что совсем забыла про Лину. – Тут слишком холодно, чтобы так сидеть. – Я хотела воздуха и тишины, но ты права. Я слышала машины – твои друзья уехали? – Да. – Надеюсь, они не решили, что им нельзя оставаться из-за меня? – Нет, конечно. Просто, учитывая все обстоятельства, им больше смысла оставаться у Тиши и Монро. – Гарри остался бы дольше, если бы мог. И Мими. – Я знаю. Но нельзя же было откладывать это вечно. Надо возвращаться к… ко всему, – договорила Эдриен. – Да, нельзя. Я знаю, что ты наверняка устала, но мне хотелось бы поговорить с тобой. В доме, а то ты права насчет холода. – Ладно. Мы с Сэди только сделаем еще круг. – Я буду на кухне. – Интересно, о чем это, как ты думаешь? – Эдриен задула свечи и двинулась дальше. – Надеюсь, она не расстроилась, что он оставил мне дом и ресторан. Мне очень не хотелось бы сегодня разбираться в обидах. Но она обошла круг и вернулась через прихожую. Мать сидела в уголке для завтрака. Два бокала вина, тарелка с сыром и фруктами. Усталый у нее вид, подумала Эдриен. В ярком свете кухни это было видно ясно. – У тебя тоже был трудный день. Можем поговорить утром. – Я давно уже это откладывала. Не хотела поднимать этот вопрос, пока мы занимались похоронами. Пока вот это не закончилось. Эдриен села, мысленно вздохнув: – Это про дом, про «Риццоз» и… – Что? О господи, нет! – Лина едва не засмеялась. – Он знал, что мне ни того, ни другого не надо. Просто Трэвелерз-Крик – не мой дом родной, Эдриен. Я тут только родилась, это другое дело. Он мне оставил картину с полем подсолнечников, которую писала его бабушка, – потому что знал, что она мне всегда нравилась. Не шедевр, но у меня она отзывается в душе. Он мне оставил карманные часы своего отца, потому что нонно мне давал с ними играть в детстве. Вот такие вещи он мне оставил, зная, что они для меня что-то значат. Я его любила, Эдриен. – Это да. – Нет-нет. – Лина покачала головой, взяла свой бокал. – Я любила их обоих, но жили мы в разных мирах. Я выбрала другой. И они никогда не пытались меня удержать. Она перевела дыхание. – Когда умерла мать, это было так резко, так неожиданно. Я сильно разозлилась. Так не должно было быть – какая-то скользкая дорога темной ночью. А вот сейчас было как-то иначе. Я видела, когда приезжала в отпуск. Он выглядел старше, двигался медленнее. Я видела в тот раз, что он будто не здесь, и меня это пугало. Он всегда был несокрушим. И казалось, что навсегда. И всегда будет время исправить, что я недостаточно часто здесь бываю. Голос у нее осекся. Она глотнула вина. – Я ехала на его день рождения, и у меня были планы пробыть неделю. А потом приезжать каждую пару месяцев на день-другой. Просто чтобы возместить, что мало тут бываю. А потом… ты позвонила, и я узнала, что времени больше не будет. – Он гордился тобой. Они оба гордились всем, чего ты достигла. – Это я тоже знаю. Я всегда чувствовала себя здесь как в ловушке, взаперти. – Она огляделась. – Этот большой старый дом на холме, городок внизу. Это все не мое. Мне нужны были толпы, движение, а тут все не для того. – Лина помолчала, закрыв пальцами глаза. – Всем оправданиям грош цена. – Она уронила руки на стол. – Как и прокрастинации, которой я сейчас предаюсь. Я была хреновой матерью. – То есть – ты серьезно? – Ты не понимаешь, насколько неадекватной я была в этом деле? Я хотела, чего хотела, я добивалась этого любой ценой, что бы за спиной ни оставалось. А оставалось там многое. Голые факты таковы: я не умею заниматься детьми. – Ну, окей! – Эдриен в растерянности подняла руки. – Я все-таки никогда ни в чем не нуждалась. Лина коротко рассмеялась: – Не слишком удачная мерка. Так было, потому что недостающее тебе давали Мими и Гарри. И в большей степени – потому, что у дедушки с бабушкой был вот этот домашний очаг. Я потеряла родителей, – медленно сказала Лина. – Обоих. И это заставило меня взглянуть на тот факт, какой же я была плохой дочерью, матерью, кем угодно.