Комотр командовал. Комиссар, тучный, рослый, кадило запалённое из ящика вытянул, захрустел унтами к полотну железки. Солнечные рельсы стали снегом заваливать. Ровняли лопатами, оглаживали метлами, чтобы родней лежало. Как бы — ветром нанесло. Комиссар вдоль полотна пошёл, кадилом отмахивая: — Одоление супостатов, супротивных правде, силе и воле Божьей, победу над врагами пошли нам всем, Господи! За ним следы мётлами заметали, чтобы чисто было. А солнышко февральское поднималось, сопки плешивые золотя. С железкой покончив, развернули-поставили танковые сани, посрубали ёлочки, замаскировали. На мощных санях, шестёркой лошадей тащимых, — китайского танка белая башня. Ёлочки скрыли быстро, только дуло ротово высунулось. 150 мм. — Заряд!! Подвёз на маленьких саночках старик Басанец ящик с шестью снарядами — всё, что осталось. Танкисты — Моняй и Паниток — пушку синим бронебойным зарядили. Наводчики — Шуха и Прыгун — к приборам приникли. — Маскировка!!! Отряд в снег зарылся. Опыт есть. Лошадей с санями — в ельник. — Тишина!!! Всё смолкло в долине. Зимние птицы перекликнулись робко. Прошло время. Ещё прошло время. И ещё прошло время. И запыхтел чёрным дымом паровоз. Слева. С востока. По солнечным лучам: пых!пых!пых! И тормозить стал сразу: занос. — С нами Бог! — Комиссар перекрестился, под снегом ворочаясь. Поезд встал. — Пли!!! Выстрел. Точно! Опытные Шуха с Прыгуном — на высоте. Разнесло боевой второй этаж поезда. Башня с пушками прочь отлетела. И сразу — Второй выстрел: в казарму. Взрыв. Точно! Комотр подосиновиком из снега полез: — Вперёд, герои УЁ!!! Комиссар с телом грузным — боровиком: — С нами Бог, братья!! Отряд восстал из белого, воздух пылью снежной золотя. И с рёвом — к поезду. Долго добивать охрану покалеченную не пришлось. Этих и в плен не берут. И вскоре — комотр с комиссаром шли делово вдоль цепи партизанской, поезд на мушках держащей. Партизанский отряд «Уссурийские ёбари» лейтенант-морпех ДР Иван Налимов слепил ещё во время войны из дезертиров, на газе сидящих. Комиссар Богдан Оглоблин, расстриженный за «злостное и рецидивное мужеложество» настоятель церкви Николая Чудотворца в селе Чугуевке, прибился к отряду сразу после Иссык-Кульского мирного договора, положившего Трёхлетней войне конец. Налимов невысокий, худосочный, с редкой бородкой. Оглоблин — человек-гора, широкий, пузатый, борода густая на груди караваем лежит. Отряд по сопкам обретался, грабя и ебя всех встречных и поперечных. Некоторые из них прибивались к отряду. Проводились также налёты на деревни и поезда, вылазки ночные в города за газом. Пассажиров всех из вагонов повывели. Ставили — лицом к поезду, руки на вагон. Подлетели с визгом полозовым командирские розвальни. Комотр взошёл на них, руки вдоль лядащего тела вытянув: — Товарищи партизаны!! Замерли все сто двадцать девять с оружием в руках. — С победой вас!!! Ура!!! — Ура-а-а-а-а!!! Понеслось по долине, от сопок отражаясь. Комиссар богатырский, тучный рядом с санями, да и так выше комотра: — Братия во Христе, православные партизаны! Даровал Господь нам победу снова, ибо правильным путём следуем, на добро опираемся, мировому злу противостоим! С нами Бог!! — С нами Бог!!! Командир воздуха морозного в грудь тщедушную набрал: — Мас-ки!!! Зашевелилась цепь: оружие — за спину, маски — с пояса. Надели маски партизаны. — Засос!!! Сокровенное, предвкусительное: звук всосанного газа. Раз! Два! Три! Только три. За четвёртый всос — изгнание из отряда. Газ — главное УЁ-сокровище. Дорогое во всех смыслах. — Разде-вай!!! Сто двадцать девять пар рук в пассажиров вцепились: порты вниз, юбки кверху. Кто запротивился — тах! тах! тах! — в упор, на месте. Разговор крутой: три трупа — сразу в отвал. Остальные — стоят, об поезд оперевшись. Вскрики — возгласы: — Ребяты, я беременна! — Не помеха! — Я граф Сугробов! — Это хор-р-рошо! — Она девочка! — Детей не ебём! В обоз! — Не надо, парни!