— Ты чего мелешь? Отвечай мне по-русски! — Я ад ноупле торфэ, хрипонь торморош… — Лахава! Красная точка прицела лазерного моментально на лбу Оле засветилась. — Он брато мой!! — Аля возопила, бросилась к Оле, обняла, от пистолета закрывая. — Он русски, мы с Алтая, он инвалидо война! Не стреляйё! — Сестра? — Узкие глаза Хвана на Алю уставились. — Одна морда, правда. Близнецы? — Близнецьй! Близнецьй! Мы с Оби! Наша мамо был атаманш Матрёна. — Атаманша Матрёна? — Ад ноупле бронишава атаманша хрипонь Матрёна! — закивал Оле головой. — Очень интересно! — Хван усмехнулся. — И что вы, алтайцы, дети Матрёны, у уёбанцев делаете? — Мы еда готовил, пироги пекла, мясо жарило. — Мясо ноупле торфэ, морограши для победителей пристошон. — Для победителей? — Дыля победитель, — Аля головой кивает, брата обнимая, заслоняя. — Для победителей? То есть — для нас! — Хван переглянулся со своими. — Они пир готовили для победителей! Хао! А мы их, подлых лисиц, победили! Так сейчас и попируем! Эскадрон! По лавкам! Заёбанцы стали по лавкам рассаживаться. Их было больше побеждённых уёбанцев, поэтому садиться тесно пришлось. — Эй, вы! — на лавку усевшись, обратился Хван к стоящей уёбанцев обслуге. — Мечите на столы, что приготовили! На длинные столы стали подавать еду приготовленную. И начался пир победителей. Обслуга принесла всё, что для своих наготовила. И часа не прошло, как всё было съедено под победный смех и вскрики одобрительные. Наевшись, рыгнув, Хван обвел захваченных в пещере взглядом глаз прищуренных: — А теперь — лекью[23][Потеха (кит.).]! Освободите стол этот! На середину его! Освободили один из длинных столов, передвинули на середину. Хван глянул на стоявшую обслугу. Его палец остановился на Гере: — Ты! И на Жеке: — И ты! Полезайте на стол и бейтесь! Который свалится — пристрелим. А кто на столе останется — того отпустим. На волю. Ясно? Гера не двигался. Жека оглянулся затравленно. — На стол! — Хван скомандовал. Жека сразу на стол полез. Гера стоял на месте. — На стол! Лахава! Ординарец на Герин лоб красную точку навёл. Гера помедлил чуть. И на стол полез. — Командир, а чем они биться будут? — спросил есаул Дадуй. — Предлагайте! — Хван усмехнулся. Предложения ждать себя не заставили: — Камнями! — Ножами! — Дубинами! — Костями вот пусть дерутся! — Лучше — мясом! Вон, ещё осталось! — Котлами, котлами! — Ложками! — Мисками! Эта идея всем заёбанцам очень понравилась: — Мисками! Мисками пусть дерутся! Точно! Хао, хао! — А может, мисками с говном? — Ты что — в нас полетит! — Ха-ха-ха! — Дайте им миски! — Хван приказал. — Я офицер. И унижаться не буду, — твёрдо Гера проговорил. — Кулаками готов биться, мисками — нет. Хотите — стреляйте меня сейчас. Хван свой непроницаемый взгляд на Геру направил, губами тонкими, жестокими пожевал: — Пусть бьются кулаками. Только кулаками, ясно? В укрывище подземном тишина наступила. Гера и Жека к битве за жизнь приготовились, каждый по-своему. Гера в боксёрскую стойку встал, Жека — кулаки сжал, в стороны развёл и чуть присел угрожающе. У Геры лицо — спокойное, офицерское, как и всегда. Жека рот свой мокрый открыл, ощерился зубами жёлтыми. И прохрипел угрожающе: — Мы не бьём, а убиваем, маленьких не трогаем! И пошёл на Геру. Тот стоял не шелохнувшись. Жека стал бить размашисто, нанося удары снизу вверх, на ногах полуприсев, каждый удар выкриком злым сопровождая: — Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля! Гера молча отражал, на месте стоя. И тоже ударил: мимо, мимо, вскользь лысой башки Жекиной. Наблюдающим быстро понятно стало — если Гера и брал уроки бокса, то немного и недолго. Кулак Жеки попал Гере в ухо, он пошатнулся, но устоял на столе. Из уха пошла кровь. — Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля! Жека бил, размахиваясь широко, брызгая слюной, глаза пуча, по столу топоча. Гера стал пятиться, отбиваясь, но не попадая. Лицо его с маленькими усиками выражения своего не потеряло, только щёки закраснелись. «Я офицер!» — словно это лицо говорило. — Ха, бля! Ха, бля! Зэчок вам, бля, не червячок — пальцем не раздавишь! Отбивался Гера, пятясь. Жека наступал. Заёбанцы на поединок смотрели, Лахава с пистолетом наготове стоял, чтобы упавшего со стола пристрелить. Жека Гере по скуле заехал хлёстко. Пошатнулся Гера, но устоял. — Вот так, нах! — задышал Жека хрипло и харкнул на стол смачно. — Зэчок, бля, — не червячок! И снова вперёд попёр: — Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля! Его удары размашистые на Геру посыпались. Отбиваясь, Гера кулаком в рот Жеке попал. Отшатнулся Жека, попятился: — А, сука ёбаная, штабист хуев! Сплюнул Жека кровь и зуб. — Ты думаешь, мы, зэки, не люди, бля? Мы мусор? Пыль подножная? Плесень, бля, подзалупная? Нет, нах! Я ещё на твоей могиле просрусь, нах! Сюда иди, нах! Иди, штабист! Гера пошёл вперёд. И стал бить — неточно, прямолинейно. Жека отмахивался. И бил снизу вверх, когда получалось. Герин кулак Жеке в глаз ткнулся. — А, блядь-сука! — тот выругался и на Геру с рёвом бросился: — На, бля! На, бля! На, бля!