Он был прелестным. Им занималась Ольга, только сама, никого не подпуская к своему детищу. Несмотря на месячную сушь, сад пленял роскошью. Его обильно орошали. Пионы, ирисы, лилейник, гладиолусы буйствовали. Розы уже начинали раскрываться. Их было много, много разных роз с сочными разноцветными бутонами. «Наша Оленька любит флору.» Зажав тяжёлую книгу под мышкой, Вера двинулась по дорожке сада, усыпанной морской галькой. Здесь всё было чисто, почти стерильно; ни одного сорняка не виднелось между кустами растений. Клумба играла цветовыми пятнами. Каменный пан восседал в её центре, играя на каменной свирели. Его лукавый каменный глаз уставился на Веру. «Оля несчастлива в любви, но так совершенна в цветоводстве… это всё… как любовь… уверена, этот роман её тоже кончится ничем… или уже кончился… они видятся всё реже.» — Ничем. Любовь и розы… Вера наклонилась и понюхала раскрывшуюся тёмно-пурпуровую розу. Она совсем не пахла. Сделав пару шагов по хрусткой гальке, Вера склонилась над лопнувшим нежно-розовым бутоном. Он пах как духи. И бледно-жёлтый тоже пах. — Incroyable… «Оленька, спасибо тебе… у нас бы это всё заросло лопухами.» — Наше вам почтеньице, Вера Павловна! — раздалось сзади из дальнего сада. Вера оглянулась. Между рядами вишнёвых деревьев виднелись две знакомые фигуры — садовники Семён и Маша. Он — высокий, узкоплечий, русобородый, со всегда приветливым загорелым лицом — снял соломенную шляпу и помахал ею. Тоже высокая, крупнотелая, краснолицая Маша склонила повязанную белым платком голову. Вера ответно махнула рукой. — Гроза, похоже! — крикнул Семён. Улыбаясь белыми зубами, он стоял со шляпой в руке. «Провансалец вылитый… нет, ирландец…» — Гроза! — громко произнесла Вера. — Давно ждём! — крикнула Маша, закрываясь ладонью от солнца, которое ещё не поглотила туча с севера. Вера кивнула и с улыбкой пошла дальше по саду. «Живут счастливо… любят свою работу. Петя хорошо им платит… сто шестьдесят рублей.» Среди цветочных кустов из земли торчали розетки леек. «Вода… всем нужна.» Рядом затрещала сойка. «Птицам тоже…» — Птички воду пьют, — пробормотала Вера и вспомнила стрижей, с лёту пьющих воду из фонтана. В конце сада стояла ещё одна каменная фигура: богиня Флора с венком из железных роз и лилий в руках. У ног её кишели анютины глазки. Солнце скрылось. И сразу всё стихло и потемнело кругом. «А вдруг мимо пронесёт? Засуха месяц стоит… сухое лето… грибов в лесу совсем нет, бабы говорят…» Вера посмотрела на тучу и поняла: не пронесёт. Но в дом по-прежнему не торопилась. Под серой низкой тучей было как-то необычно, напряжённо, значительно, и в этом был особый покой. — Хорошо! — громко сказала Вера нависающему серому небу. И сразу подметила, что её голос из-за серой громады звучит глуше. Прижала книгу к своей небольшой груди и вышла из сада. Справа уже начинался большой сад с рядами яблонь, вишен и слив. Слева тропинка вела к фонтану. Вера пошла по ней. Дорогу ей стремительно и бесшумно перебежала одна из трёх Олиных кошек — чёрно-белая Виперия. Из собак в доме никого не осталось — неистовый Пират попал под выстрел на полевой охоте, Лётка умерла от чумки. Фонтан был старым, замшелым, и струя уже давно не била изо рта радостного каменного дельфина. Тёмная, зацветшая вода стояла в огромной бетонной раковине, на дне росли водоросли. — Здравствуй, весёлый дельфин! — произнесла Вера и тут же вспомнила цветок дельфиниум из Ольгиного сада. «Оля равнодушна к фонтанам и вообще к воде… плавает всегда неохотно… поэтому и заросло всё так… жаль… а всё-таки, почему люди так часто убивают? Der Wille zur Macht?» Она смотрела на зелёную воду. Из неё на замшелый край раковины выпрыгнула лягушка. И застыла, словно каменная. «Чует грозу.» Вера пошла вокруг фонтана. «Мы называем убийство преступлением… пре-ступление… преступить черту… но кто проложил её? Бог? Люди начали убивать сразу, как только появились… библейская жизнь — сплошь убийства. Каин сразу забил Авеля ослиной челюстью… но даже если, как Петя, верить в эволюцию, то человекообразные тоже убивали… убивали себе подобных… как та самая кость Кубрика… раз — и полетела… и уже это космический корабль… а началось с убийства.» — Но почему же их так много?! — Вера стукнула книгой по замшелому бетону раковины. «Есть вещи, которые ускользают от моего понимания.» — Ich verstehe gar nichts. Лягушка сидела на камне. В тёмной воде показалась маленькая рыбка. «Глебушка говорил вчера, что с утра пойдёт на рыбалку… на ближний пруд… а может, на запруду? Это три версты… под грозу попадёт.» — Ах ты! — Она быстро пошла к дому. «Промокнет… да и молнии тоже…» И, словно следуя её мысли, сверкнуло вверху. И через несколько секунд ударило, раскатилось грозно, глухо. — Глебушка! Вера побежала к дому. «Кто знает, куда он пошёл? Семён! Они же с ним часто стреляют…» Она свернула в большой сад, но знакомых фигур садовников там не оказалось. — Где же они? Она побежала между молодыми яблонями, потом между старыми. — Семё-ё-ён! — звонко крикнула она. А наверху так вспыхнуло и тут же ударило, что она остановилась, прижимая книгу к груди. «Они у себя в домике… но туда ещё бежать и бежать… в конец сада… нет… не успею…» — На конюшню! Она бросилась на конюшню. Снова налетел ветер — сухой, яростный, с пылью и песком. Прикрыв лицо книгой, как козырьком, она бежала, глядя под ноги. Конюшня с домом конюха были за скотным двором. Здесь всё было в пыли и в сухих коровьих лепёшках. Вера побежала вдоль скотного. «Какой же длинный… длинный…» Запыхавшись, взбежала по узкому крыльцу конюха, рванула ручку обитой дерматином двери, вошла в тёмное, пахнущее деревенской избой пространство. «А если уехал? Не должен вроде… некуда…» Бородатый щуплый конюх сидел в темноте избы за столом возле печки и пил чай. Его маленькие глазки с испугом уставились на вошедшую Веру, руки замерли с блюдцем на весу. — Тимофей… — выдохнула она, переводя дыхание. Конюх стал подниматься из-за стола, держа блюдце с чаем. — Тимофей… запрягайте коляску, поезжайте к запруде за Глебом. Конюх открыл маленький рот. И не двигался. Снаружи снова ударил гром. — Поезжайте! — выкрикнула Вера. Он быстро поставил блюдце, рванулся из-за стола, опрокидывая стул, и пробежал мимо Веры так, словно её и не было в этой тёмной, пахнущей печкой и квашнёй избе. Пробегая, он задел плечом книгу, и та выскользнула из Вериных рук и упала на пол. Не поднимая её, она вышла из избы. Снаружи совсем стемнело и с неба потянуло холодом. Конюх исчез в воротах конюшни. Вера поспешила туда, сдерживая себя. «Всё хорошо… всё хорошо…» Когда вошла, он уже подводил каурого жеребца к коляске, держа в левой руке хомут. В конюшне всегда пахло одинаково — сеном и лошадьми. — Гроза идёт сильная, — заговорила Вера, беря себя за локти. — А Глебушка на рыбалку ушел. — Ясное дело… — пробормотал Тимофей, ловко начиная запрягать. — На запруду.