— Я молчу, потому что нет слов. Слов нет. — У меня тоже! — пробормотал Телепнёв. — И спешу предупредить, что после ухи перед чтением ничего съестного не будет, — сообщила Вера. — Коне-е-е-чно! — пропела Лидия. — Не ухой единой жив человек! Moloko! Все стали есть уху. — Веруша, спасибо за яркий спич, — пробормотала Лидия. — Подписываюсь под каждым словом. — И я. — И я. — И я подписываюсь. Вера, улыбаясь, ела уху: — Спасибо… я несла что-то… слишком эмоционально… — Так и надо! — Вера, это даже не «новая послевоенная искренность», а — просто искренность. Мы все по ней скучаем за своими столами. — Я бы всё-таки что-то добавила, — заговорила Лидия. — Верочка, ты сказала так прекрасно. «Я хочу есть!» Лучше не скажешь. Но, дорогие мои… дорогие мои молочные братья и сестры, наша цивилизация подарила нам milklit. Это… это настолько сильно и ярко, настолько сногсшибательно, что я не знаю, с чем это сравнить! Трудно. Когда появились смартфоны, это было, конечно, потрясением, рождественским подарком человечеству, но… нет! Нет!! Не-е-ет!! Она с силой хлопнула ладонью по столу. Все перестали есть. — Нет! Нет! Нет! Лидия с досадой покачала головой, покусывая губы. Её широкое лицо снова побледнело, черты заострились. — Я несу чушь, банальщину, простите. — пробормотала она. — Лида, дорогая… — начал было Телепнёв. — Нет! — повторила она с нервным выдохом. — Какие слова могут выразить то, что дало нам молоко? Нет таких слов. И не будет. А посему… Она приподнялась со стула, расстегнула свою блузку тёмно-брусничного цвета, расстегнула чёрный бюстгальтер, резким движением сняла его и бросила на пол. Распахнула блузку. Её полная грудь с небольшими розовыми сосками обнажилась. На груди и животе у Лидии белела, переливаясь, живая татуировка: водопад молока, зародившись в грудине, ниспадает ниже и обрушивается на обнажённую девушку, подставившую своё тело под белый поток. Девушка купалась в молочном потоке. Её стройная смуглая фигурка и изливающийся сверху, строго вертикальный, геометрически ровный водопад контрастировали с полноватым телом Лидии. — Я это сделала на прошлой неделе, — произнесла она. Все, кроме Лурье, сидели оторопев. Он же протянул к жене свои ладони и стал медленно ими хлопать. Эти равномерные хлопки гулко зазвучали в тишине столовой. Телепнёв восторженно тряхнул головой, вскочил и зааплодировал. — Браво, Лидия! — воскликнула Таис и захлопала в ладоши. Все, за исключением Глеба, зааплодировали. Замерев с ложкой, полной ухи, он смотрел на тело Лидии. — Лида, ты… ты валькирия milklit! — пророкотал Телепнёв и издал победоносный клич. Протопопов, Таис, Киршгартен, Вера и Лурье приветственно закричали на разные голоса. — Это… великолепно! — качал головой Протопопов, яростно аплодируя. — Ве-ли-ко-лепно!! Шум и аплодисменты заполнили столовую. Глеб вылил уху из ложки в тарелку, откинулся на спинку стула, вложил два пальца в рот, попытался свистнуть, но у него не получилось. — Вот так! — произнесла Лидия, наклоняясь за бюстгальтером. Но муж опередил, поднял. Она оделась под неугасающие аплодисменты. — Лидочка, ты всё сказала! — радостно смеялась Вера. — Всё! Ольга тоже хлопала, но молча и без улыбки. — Надеюсь! — нервно усмехнулась Лидия, застёгиваясь. — Ты всем перебила аппетит! — улыбался довольный Лурье, целуя руку жены. — Наоборот! — воскликнул Телепнёв. — Наоборот! — кивала Вера. — Наоборот! — серьёзно поглядывал на всех Киршгартен. — Bon appétit! — произнесла Лидия, беря ложку. — Я должна была вам показать. — Непременно! — Обязательно! — Это… сильно, Лида! Все набросились на уху. Телепнёв первым расправился с ней и показательно облизал ложку: — Trés bon! — Добавки не будет, — сурово предупредила Вера. — Знаю. Даша! Зови Фоку! Даша ушла на кухню. В столовую вошёл Фока в не очень новом поварском халате и колпаке. Телепнёв встал и молча поклонился повару. Все зааплодировали. Фока приложил пухлые, голые по локоть руки к пухлой груди и ответно поклонился. Было ясно, что у Телепнёвых это уже сложившийся ритуал. — Дашенька, уносите уху от греха! — распорядилась Вера. Даша исполнила. Когда гости доели уху, Телепнёв улыбнулся и обвёл всех торжественным взглядом: — Готовы? — Всегда готовы! — ответила за всех Таис. — Тогда — прошу! Он встал и пошёл из столовой. Все двинулись за ним. — Пойду постреляю, — пробурчал Глеб с недовольным выражением лица. — Иди, иди, сынок. Дело хорошее. — Отец любовно взъерошил ему волосы. Глеб отправился на стрельбище через веранду. Остальные последовали за Петром Олеговичем. Громко ступая тяжёлыми ногами, он поднялся по лестнице на второй этаж, приложил ладонь к матовому квадрату на двери своего кабинета. Пропищал сигнал открывания замка. Телепнёв распахнул дверь, посторонился, косолапя и сделав пригласительный жест рукой: — Прошу! Вера, Ольга, супруги Лурье, Протопопов, Таис и Киршгартен вошли в кабинет. Он был вполне себе большим. Посередине кабинета, устланного китайским ковром с изображением горного пейзажа с водоёмом, стоял прямоугольный, тумбообразный стол из светлого ясеня. Стол был совсем простым, без украшений — только ровные деревянные плоскости, грани и углы. К столу был придвинут простой дубовый стул с высокой спинкой и на колёсиках. На другой стене висели фотографии родных и предков. Третью стену, где была входная дверь, занимали полки с книгами. Четвёртая стена кабинета вся была занята огромным холодильником под цвет рабочего стола. На холодильнике виднелись три двери с такими же матовыми квадратами, как и на входной. В углу стояла стопка складных стульев, прислонённых к стене. Вера взяла свой стул, остальные стали разбирать и раскладывать стулья. Телепнёв подошёл к крайней двери холодильника и приложил ладонь к квадрату. Дверь пискнула и отошла в сторону, открывая подсвеченное пространство четырёх полок. На каждой из них стояло по большому блюду с умным молоком и кусками творога разных размеров. Пётр Олегович взял одно блюдо с небольшим куском творога. Дверь закрылась. Он перенёс блюдо на стол, поставил, сел на свой стул на колёсиках и придвинулся к столу. Тем временем все рассаживались вокруг стола. — Веруша, очки. — Выдвинув ящик стола, Телепнёв достал коробку тёмно-синего пластика, открыл и стал передавать жене для всех такие же тёмно-синие очки, похожие на плавательные. Свои тёмно-синие очки он достал из центрального ящика стола и тут же надел. Все очки были с круглыми линзами. В очках массивное, щекастое лицо Телёпнева приобрело грозное выражение. Надев очки, все подвинули стулья к столу и замерли, сев поудобней. — Ну вот, — произнёс Телепнёв, закатывая рукава своей холщовой толстовки. — Продолжим то, что я уже ранее показывал. «Белые близнецы». За месячишко кое-что слепилось.