Хафса Азейна ответила ей улыбкой и потянулась. – Зачем ты пожаловала ко мне сегодня? Уж, наверное, не для того, чтобы попить чаю и посплетничать. Неужели ты решила помочь мне заменить струны на лире? Ани бросила взгляд на Курраана, глаза которого уставились на нее с неожиданной остротой. Не помогла и мысль о том, что вашаи нюхом чуют страх. Ну да ладно, – сказала она себе, – сегодня не самый худший день, чтобы умереть. – Вчера ночью умм Нурати созвала матерей на тайную встречу, и они только что доложили джа’сайани и джа’акари. Знай я об этом раньше, я, конечно, предупредила бы тебя. – О чем именно? Ани ничего не оставалось, как выложить все начистоту. – Помнишь, в прошлом году атуалонцы приходили к реке и расспрашивали о беловолосой женщине с рыжей девчонкой, а потом… исчезли? Взгляд повелительницы снов стал пустым и враждебным. – Помню. Она сжала горсть кишок. – Нурати тайно отправила посланника к королю драконов. Хафса Азейна, теперь ему известен твой секрет. Он знает о Сулейме. Ани была еще вспыльчивой молодой воительницей, когда старуха Теотара вернулась с Пустынного Пути с переброшенным через плечо телом женщины и ребенком на руках. Каким-то образом молодая чужестранка-мать, ничего не зная об управлении снами, умудрилась с помощью магии прикончить целый выводок работорговцев, да еще переместиться с дочерью и повозками в сердце пустыни. Только Ани, делившая с ней комнату в Бейт Ускуте, знала, как Хафса Азейна рыдала по ночам от любви к мужчине, гнев которого обратил ее в бегство. Первый выводок охотников за головами прибыл в том же году. То были люди из Эйд Калиша, в ярких шелковых накидках, с привязанными к бедрам ножами. Они налево и направо раздавали местным детишкам монеты и сладости. Расскажите-ка нам, что знаете, – уговаривали они малышей, но их усилия не увенчались успехом. – Женщина с волосами лунного цвета и огненно-рыжая девчонка. Король-дракон бывает очень щедр к своим друзьям. Люди из Эйд Калиша тоже бесследно исчезли. И Ани не думала о том, что с ними сталось. Сказать по правде, она сама помогала подруге скармливать их тела речным хищникам. Ох уж эта молодость! – Она отправила посланника. К Ка Ату. – Как давно это случилось? – Полагаю, с тех пор прошло много полнолуний. Уж конечно, теперь уже слишком поздно. Ничего не исправишь. – Поживем – увидим. А теперь что касается… предательства. Хафса Азейна оттолкнула миску с кишками и поднялась на ноги. – Матери еще в Мадраже? – Послушай, повелительница снов, уже слишком поздно. Думаю, Нурати сказала обо всем матерям, только убедившись, что посланника приняли, и теперь мы знаем, что ответ пришел. Повелительница снов оскалилась: – Я ее остановлю! – Хотелось бы мне в это верить. Но говорю тебе: мы опоздали. Из Нисфи уже прибыл гонец. На Дибрисе видели корабли. Хафса Азейна застыла, точно мертвая вода. – Корабли? Что еще за корабли? – С драконами на корме и с полосатыми парусами. Разведчики докладывают, что их десять. Взгляд повелительницы снов сверкнул холодной жестокостью, точно у гадюки, готовящейся к очередному прыжку. Когда она двинулась с места, это произошло так быстро и неожиданно, что Ани невольно отступила на полшага назад, но Хафса Азейна всего лишь нагнулась, чтобы подобрать короб с кишками. Когда она вновь выпрямилась, ее лицо походило на застывшую маску. – Вот как. Значит, Ка Ату готов покинуть престол. И попытаться вернуть то, что считает своей собственностью. Ани проскочила мимо подруги и остановилась лишь у входа в сумеречный шатер – ее силуэт выделялся посреди яркого солнечного пятна. – Как скоро они будут здесь? – Гонец оказался очень проворным: у нас остается всего несколько дней. – Я побеседую с умм Нурати, а потом и с матерями. Людям следует подготовиться ко встрече с королем-драконом. Только снова выйдя на свет, Ани смогла наконец выдохнуть застывший в легких воздух. Конечно, это был не самый худший день для того, чтобы умереть. Но вполне хороший, чтобы жить. Курраан проскользнул мимо нее, точно шепот далекого камнепада – всем своим вылитым из костей и марева телом, почти доходившим ей до плеча. Он был тих, как смерть, которая приходит в ночи. Где-то вдали завыл вашай. Узел нервов в животе верховной наставницы ослаб. Постепенно. Ани обвела взглядом палатку, примечая потрепанные подушки и разбросанную одежду – привычные атрибуты женского обихода. Обычные вещи… если не считать лиру из кошачьей головы, которая стояла в углу и ожидала новых струн. И потемневшего мертвого посоха с наконечником в виде кошачьего черепа. Да всех этих глядящих с полотнища палатки вышитых чудовищ, от которых у нее мурашки пробегали по коже. Ани без оглядки помчалась по дороге. Ее поразило то, что солнце все еще ярко сияло на небе, воздух был наполнен звуками и ароматами веселья, а люди продолжали праздновать Хайра-Кхай. Ани подняла лицо к небу и смотрела на Дракона Солнца Акари до тех пор, пока слезы не брызнули у нее из глаз. – Уж не знаю, что хуже, – сказала она, обращаясь к Дракону, – атуалонское вторжение или гнев повелительницы снов. 3 Я запомню. Мать вручила ему подарок, завернутый в желтую рисовую бумагу и перевязанный красным шелковым шнурком. – Открывай. Это тебе. – Ее глаза горели. – Я сделала его специально для тебя. Джиан дернул за кисточку шнура, и массивный узел с легкостью развязался. Чувствуя стыд оттого, что прикасается к тонкому материалу своей грубой кожей, юноша с большой осторожностью развернул упаковочную бумагу и вдохнул аромат красочных одежд из желтого, жгучего, как песок, шелка, расшитого плотными кроваво-красными узорами. – Я не могу это надеть! – Теперь можешь, сын. – Мать моргнула, плотно сжала губы и сделала глубокий вдох. – Это – твое право, равно как и обязанность. С нынешнего дня ты представляешь весь Бижан. Сегодня ты стал дейченом, и теперь тебе крайне важно соответствовать образу принца, а не ходить, точно какая-то… деревенщина. – Руки женщины, словно крошечные птички, пробежали по шелковой материи, а потом она приложила кафтан к его плечу и улыбнулась с быстротой и тайной, отличающими улыбку матери. – К тому же ты будешь в них очень красив. Мой сын, принц дейченов. Сегодня отмечали праздник Цветущих Лун и шестнадцатый день рождения Джиана. Уже завтра он пройдет через широкие ворота и станет дейченом Джианом, принцем Запретного Города. Принцем, – повторил про себя юноша. Не будет больше простого сына ныряльщицы за жемчугом, мальчишки, который чувствовал себя в воде куда свободнее, чем на суше, и с флейтой управлялся лучше, чем со словами. Принц. Несмотря на то что он готовился к этому дню всю свою жизнь, это слово казалось ему таким же внезапным, как удар под дых. Джиан принял тяжелый кафтан из рук матери и отодвинул его на расстояние вытянутых рук, как будто боялся, что вышитые змеи могут его укусить. Он знал, что эта желтая материя стоила не меньше, чем новая крыша, а разбросанных по узорам, вышитым кроваво-красной нитью, жемчужин хватило бы для того, чтобы прожить целый год. И когда только мать успела все это сделать? Она часто засиживалась допоздна, согнувшись над морскими картами или расчетными книгами в попытках отыскать новую устричную заводь или еще один торговый путь и стремясь обеспечить их жизнь хотя бы на день вперед. Каждый стежок, каждая нитка означали еще одно мгновение, которое он у нее отнял. – Мама, я не могу… Джиан хотел сказать ей: Я не могу это принять. Или, может, я не могу тебя оставить. Как бы там ни было, они оба знали, что другого выхода не было. До тех пор пока их землям грозит фальшивый король Атуалона, императорским армиям не обойтись без потомков деев. – Молчи, – пригрозила ему мать и подняла руку. Ее ладони были крошечными – хрупкие маленькие птичьи косточки и тонкая, как золотистый папирус, кожа. – Император имеет право призвать тебя на службу. Ты имеешь право носить эту одежду, а я – дать ее тебе. – Несмотря на стальную волю, она не смогла сдержаться, и по ее щеке скатилась слезинка. Прежде чем мать успела стереть ее, Джиан поймал каплю кончиком пальца и поднес ее к губам. Потом он обнял мать – с таким жаром, как будто все еще был ребенком и никак не мог с ней расстаться. Она долго стояла, прижавшись к сыну – ее тонкие руки продолжали удивлять его своей силой, – а потом коротко рассмеялась и оттолкнула его от себя. – Ай! Только взгляни на меня, во что я превратилась! Придется все начинать заново. – Мать пригладила ладонями седеющие пряди и вытерла лицо. При виде ее храброй улыбки сердце Джиана болезненно сжалось. – Я не брошу тебя одну. – А я бы ни за что тебя и не отпустила. Но мир сплетен из ветра и бурлящих волн, мой сын, и ни ты, ни я не в силах его изменить. Твое предназначение – это Запретный Город, точно так же, как мое – море, и я бы не поменяла в тебе ничего, даже этого качества. Я горжусь тем, что я – твоя мать. Джиан слышал, что в других землях потомки деев могли сами выбирать жизненный путь и пользовались теми же правами, что и полноценные люди. Поговаривали даже, что в Атуалоне люди могли сами распоряжаться собой, а не зависеть от императора. Иногда Джиан мечтал о том, чтобы король драконов сжег Синдан дотла и выпустил бы всех его обитателей на волю. Мечтал о том, чтобы когда-нибудь отправиться на юг и послушать длинные тягучие песни золотых песков или поехать на запад к Морю Всех Начал и увидеть, как солнце садится за крепость из драконьего стекла Атукос. По правде говоря, то, что король-дракон пощадит его шкуру, было так же невероятно, как и то, что император удостоит его своей милости. Дейчены рождались для того, чтобы убивать и умирать, вот и все. Если им давали шанс отправиться в далекие страны, то уж точно не затем, чтобы любоваться красивыми закатами. – Неужели ты гордишься тем, что я… проклят? – Проклят! – фыркнула в ответ мать. – Все это – деревенские пересуды. Самое время забыть о них. Как может быть проклят тот, на кого снизошло благословение? Неужели король тоже проклят? Уж точно не больше, чем ты. – А мой… отец? Хоть теперь-то ты мне о нем расскажешь? – Джиан отвел взгляд, не желая видеть, как ранили мать его слова. Она убрала непослушные пряди с его лица и, склонившись, прижалась губами к его лбу, как делала всегда, когда он мальчишкой попадал в неприятности.