* * * Нью-Йорк оказался еще мрачнее и грязнее, чем в полицейских сериалах по телевизору. Получив багаж, Зельда позвонила Лидии. Подруга сказала, что не сможет встретить ее в аэропорту – она не водит машину; но подробно объяснила Зельде, как добраться. Зельда записала все указания. А потом потеряла их. Теперь, во второй раз записав маршрут на конверте от билета, она пообещала, что уже совсем скоро будет на месте. «Не могу дождаться, – радостно ответила Лидия, – когда же мы с тобой наконец встретимся!» Зельда вспомнила об одежде отца и ноже в саквояже… …сошла с ума… Доехала она намного быстрее, чем думала, даже несмотря на нью-йоркские пробки. Всего через час с небольшим такси остановилось у симпатичного бело-зеленого домика в пригороде. Зельда расплатилась и выволокла из такси сумку и саквояж. Ладони у нее вспотели, во рту пересохло. Она поднялась на крыльцо и, поколебавшись, позвонила. За дверью послышался мягкий перезвон колокольчиков. Дверь открыла пожилая женщина в цветастой гавайской накидке, с тускло-седыми волосами, стянутыми в узел, и строго посмотрела на Зельду сквозь толстые стекла очков. – Да? – сказала она. Зельда улыбнулась. – Я к Лидии. – К Лидии? Это какая-то ошибка. – Да нет же. Я Зельда, ее подруга по переписке! – Если это шутка, то несмешная, – отрезала женщина. – Она же знает, что я приехала, – недоуменно проговорила Зельда. – Я ей звонила. Мы обо всем договорились. – Лидия умерла, – сообщила женщина. Зельда ощутила, как саквояж выскальзывает из руки. Что?! Как же так? Она только что разговаривала с Лидией! Еще и часа не прошло! Зельда сглотнула. Она вдруг узнала пожилую женщину. Мать Лидии. В прошлом году та присылала ей фотографию: они с матерью в Атлантик-Сити. – Но я же ей звонила… – услышала она свой собственный голос. – Лидия умерла при рождении, – ответила женщина. – Не знаю, откуда вы выкопали ее имя, но, если немедленно не уберетесь отсюда, я позвоню в полицию. Подавив крик, Зельда наклонилась, расстегнула саквояж и достала то, что лежало в самом низу, под мужским бельем. Она не издала ни звука. Кричать больше не хотелось. Наоборот, почему-то стало вдруг очень, очень спокойно. Глава 23 На следующее утро секретарши не было на месте, а сотрудники, собравшись кучками, приглушенно и взволнованно переговаривались. Едва выйдя из лифта, Стив понял, что это значит. Он подобрался, стер с лица следы всякого выражения и подошел к Рону Зинделу и Бобу Мэттаксу из пиар-отдела, стоявшим рядом с бухгалтером. – Я слышал в новостях, – сказал Стив. – Даже не знаю, надо ли было приходить сегодня. – Ужас какой! – нервно проговорил бухгалтер. – А вдруг убийца выслеживает людей из нашей компании? Вдруг кто-нибудь из нас… следующий? – Да брось, – скривился Рон. – Мы же не в фильме ужасов, чтобы за нами гонялся какой-нибудь спятивший выпускник. – А я вот думаю, – встрял Мэттакс, – это он убил сначала Джину, а потом себя. Наверняка! Ведь у них был роман. – Откуда ты знаешь? – спросил Стив. – Да все знают! – уверенно отозвался Мэттакс. – Хватит ерунду болтать, – ответил Рон. – Какие еще «все»? Ты сам это и выдумал. – Да нет же! Точно тебе говорю! За что купил, за то и продаю! – И все-таки вполне может быть, что кто-то нас выслеживает и убивает по очереди, – повторил бухгалтер, не желая расставаться со своей теорией. – Например, кто-нибудь, кто раньше здесь работал… – И отошел к соседней группке, чтобы попытать счастья со своей версией у них. «Вот и отлично, – подумал Стив. – В верном направлении мыслят». Служащие начали потихоньку расходиться по рабочим местам; он тоже сел за компьютер и погрузился в работу. К середине утра тема себя исчерпала, и уже почти получалось притворяться, что ничего не произошло. В середине дня позвонила мать. В последний раз она звонила ему на работу сообщить, что отец напал на нее и лежит в больнице с инсультом. На этот раз объявила, что продает дом. Вот так, без долгих предисловий, даже не поздоровавшись: «Я продаю дом». Стив не знал, как реагировать. Да и ждет ли от него мать какой-то реакции? По тону ее было ясно, что решение принято и Стива оно не касается. Первым делом он ощутил облегчение от того, что избавится от обязанностей по дому – непрошеного отцовского наследства. Затем подумал, что, пожалуй, не слишком разумно с финансовой точки зрения продавать дом, полная стоимость которого уже выплачена. Никаких сентиментальных чувств он не испытывал. Хоть Стив и провел в этом доме свои подростковые годы, но не привязался к нему. Это место так и не стало для него ДОМОМ. Просто жилье матери. – И куда переедешь? – спросил он. – Пока не знаю. Хочу что-нибудь поменьше. Квартиру, может быть. Соседи у нас, конечно, уже не те, что раньше, и все же, думаю, за дом удастся выручить больше, чем мы в него вложили. Наверное, перееду в какое-нибудь поселение для пожилых. – Но ты все хорошенько… – начал было он. – Не указывай мне, что делать! – рявкнула она. – Ты совсем как твой отец! И бросила трубку. Некоторое время Стив сидел, прислушиваясь к коротким гудкам, затем положил трубку. Хорошо бы она уехала куда-нибудь подальше. В Северную Калифорнию. Или вообще. Чтобы не видеть ее больше и не слышать. Когда отец попал в полицию, а потом в больницу, она позвонила сыну только на следующий день. А сколько выжидала сейчас? На какой стадии ее план продажи дома? Уже состоялся разговор с агентом по недвижимости? Нашлось новое место? Может, она уже собрала вещи и готова съехать? И дай-то бог, подумал Стив. Лучше всего, чтобы просто снялась с места и исчезла, не сказав куда. Только вряд ли стоит надеяться на такое счастье. Но что, если в доме что-то… осталось от отца? Что-то под полом или на низком чердаке? Какие-нибудь улики? Или и того хуже? Если дом будет продаваться, перед продажей его осмотрят и проверят. А еще раньше мать соберет вещи – и, без сомнения, найдет множество мелочей, которые пропустила, когда очищала дом от следов существования отца. Вполне может случиться, что что-то всплывет… что-то такое, что всплыть не должно. Этого допустить нельзя. После работы Стив поехал к матери. Не звонил ей, не предупреждал, что приедет, – просто появился на пороге. Она его не ждала и, кажется, разозлилась. Интересно, думал Стив, многие ли матери злятся, когда единственный сын неожиданно приезжает их навестить? Он не очень понимал, что говорить и что делать. В конце концов сказал: «Если ты в самом деле хочешь переехать, давай я помогу собрать вещи». Она не ответила ни да ни нет, а вместо этого сообщила: пожалуй, она переедет в Мир Досуга[11][Первый в США город, созданный исключительно для людей старшего возраста. Чтобы поселиться там, нужно быть не моложе 55 лет.]. – Мама, его переименовали. Теперь это то ли Лагуна-Хиллс, то ли Лагуна-Нигель… – Тебе главное спорить! – взвилась она. – Да я не спорю… – И не смей со мной пререкаться! Стив вздохнул и, выйдя из кухни, прошел в свою бывшую комнату. Огляделся вокруг, но никакой ностальгии не ощутил. Вообще ничего не почувствовал, только бесстрастно отметил: вот здесь стоял его стол, здесь кровать, здесь висели постеры с актерами и рок-звездами… Пожалуй, слишком много времени в юности он провел в этой комнате. Ребят его возраста по соседству не было; целыми днями он сидел здесь, читал и писал. Будь иначе – кто знает, что бы из него выросло? Определенно, он стал бы совсем другим человеком. А вот лучше или хуже? Вчера вечером Стив наконец закончил «Дон Кихота». По крайней мере, первый том. Второй, сколько он помнил, был написан позже и по меркантильным соображениям. Сервантес не хотел продолжать историю рыцаря, однако находился на мели и отчаянно нуждался в деньгах. Так что Стив дочитал первую часть и решил, что на этом можно остановиться. Вторая часть – что-то вроде «Крестного отца-3», с ней знакомиться не обязательно. Он уже понял, что не сентиментален – не испытывает привязанности к предметам или местам из прошлого. Должно быть, как и отец. Иначе тот не таскал бы жену и сына из Нью-Мексико в Юту, из Юты в Аризону, из Аризоны в Калифорнию. «Не пора ли и мне переехать?» – думал Стив. Мысль эта ему нравилась. Он представлял себе, как открывал новые земли отец: каждый новый город вставал перед ним словно чистое полотно, на котором рукам отца предстояло вышить неповторимый алый узор. Но это пустые мечты. В экономике сейчас кризис, и на новом месте сложно найти работу. Тем более, как не уставали напоминать ему родители, настоящей квалификации-то у него и нет, и он должен быть счастлив, что хоть такую работу себе нашел. Не говоря уж о том, что здесь Шерри… И у нее тоже очень неплохая работа. Бог знает, удастся ли в другом городе найти такую же. Стив вышел из дома и отправился в гараж. Солнце садилось, отбрасывая на задний двор длинные тени. В кустах у забора проскользнуло что-то длинное и темное. Хоть бы кот, а не опоссум, подумал Стив. Опоссумов он боялся. Он открыл большую гаражную дверь и дернул за шнур выключателя. Неуверенно замигав, вспыхнула флуоресцентная трубка, повешенная здесь отцом, и осветила правую половину гаража, оставив левую в полумраке. Здесь царил все тот же беспорядок: сваленные в кучу садовые инструменты, банки с краской, коробки, ящики, старая мебель. В грязное окно над верстаком, заставленным стеклянными банками и заваленным журналами, сочились оранжевые лучи заходящего солнца и освещали то, что обычно оставалось в тени. Стив шагнул вперед и сразу заметил то, чего раньше здесь, кажется, не было. Со стропил под потолком свисал обрывок истертой веревки. Стив нахмурился, приподнялся на цыпочки, пытаясь дотянуться до веревки, но не достал. Зачем она здесь? Воспоминания последних пятнадцати лет не давали ответа. Эта веревка, свисающая с балки, походила на… на петлю. Мысль эта Стиву не понравилась, но не было никакой возможности ее избежать. Задрав голову, он разглядывал измочаленный конец веревки и крепкий, туго затянутый узел, крепящий ее на балке. Такое впечатление, что веревка должна была выдержать немалый вес. Для кого же петля? Отец собирался повеситься? Повесить мать? Или, может быть, единственного сына?