Разница между ними в том, что отец, если не считать Рут, первой жены, убивал людей, с которыми у него не было никакой очевидной связи, а Стив убивает знакомых. Наверное, отец раньше осознал свою задачу – сумел выйти из узких рамок собственной жизни и понял, что должен улучшить мир в целом. Да, без Джины, без Маккола, без Уилла мир определенно стал лучше. А убийство Лаймена Фишера было необходимостью – как иначе сохранить доброе имя отца? Но, быть может, Стиву пора найти своим талантам лучшее применение? Избавлять мир от тех, кто действительно недостоин жить? От хулиганов. Наглых подростков. От тех, кто болтает по телефону за рулем. От женщин, которые бьют детей. Или мужчин, которые бьют жен. От воров. Лжецов. Религиозных фанатиков. Разумеется, нельзя просто убивать людей направо и налево – кидаться на всех, кто тебя разозлит. Надо хирургически точными ударами класть конец существованию тех, чья жизнь – чума для человечества, кто не приносит окружающим ничего, кроме проблем. Он уже доказал, что способен убивать и не попадаться; применить свой талант на благо общества – его цель, его священный долг. Он – избранный. Как и его отец. Интересно, простирается ли эта избранность дальше в глубь прошлого? Как насчет деда, отцова отца? У него тоже было высшее призвание? Наверняка. Это у них в крови. Другой вопрос, всегда ли он верно выбирает себе цели. Убивать он научился отлично; но одно дело – знать, как убить, и совсем другое – знать кого. Каждый раз, оглядываясь на все, что совершил… …чего достиг… …Стив не представлял себе, как можно было действовать иначе. Он убивал только тех, от кого требовалось избавиться. И все же… И все же на работе он теперь скучает. Пятничные посиделки с Деннисом и Джейсоном утратили свою привлекательность. Хотя Джина, Маккол и Уилл были отвратительными людьми, они вносили в его жизнь что-то важное, пусть и негативное, чего он теперь лишился. Может быть, решать, кто заслуживает жизни, а кто нет, должен кто-то другой? Стив потянулся за кофе. Его он купил в «Старбаксе» внизу, просто по привычке. На самом деле ему вовсе не хотелось пить. Бумажный стаканчик в руке был теплым – значит, кофе внутри горячий. Неожиданная мысль заставила Стива улыбнуться. Он сжал стакан в руке, оглянулся вокруг – не идет ли кто, и, убедившись, что его никто не видит, со всей силы швырнул его через комнату. Стакан перелетел через ближайшие рабочие отсеки и приземлился где-то посреди зала. Послышался громкий визг – как видно, кофе обжег какую-то женщину. Стив скорчился на стуле, зажмурился и прикрыл рот рукой, едва удерживаясь от смеха. * * * – Эй, старик, мы с Деннисом уже на месте. А ты где? Я-то думал, ты нас тут встретишь… Позвони, когда доедешь, ладно? Стив удалил сообщение от Джейсона. Потом он позвонил Шерри. К счастью, попал на автоответчик. – Я заболел, – соврал Стив. – Боюсь, желудочный грипп. Поеду домой и лягу спать. Позвоню тебе завтра. На самом деле он был уже дома: сидел на полу, прислонившись спиной к кушетке, с мобильным телефоном в руке. И сидел так, не включая свет, пока солнце не скрылось за холмами и комната не погрузилась в полумрак, затем в густой сумрак, и, наконец, в непроглядную тьму. Глава 30 В субботу Шерри пришлось выйти на работу, а Стив поехал в Анахайм навестить мать. Она готовилась к своему великому переезду: нетронутыми в доме остались только кровать и кухонный стол. На всех столах стояли ящики с посудой, на диванах и кушетках – горы тряпок, даже на старом телевизоре – шкатулки со швейными принадлежностями. Вначале мать хотела нанять грузчиков, но Стив пообещал, что они с Джейсоном и Деннисом все погрузят и перевезут сами, так что платить не придется. Тут ее природная жадность взяла свое, и она согласилась. Стив помогал матери собирать вещи, надеясь найти какие-нибудь забытые пожитки отца, способные пролить свет на его тайную жизнь, однако пока ничего не нашел. Весь дом был вычищен, кое-какая работа оставалась только в гараже; там-то Стив и проводил бо́льшую часть времени. Обрывок веревки, свисающий со стропил, все еще притягивал его; каждый раз он смотрел на эту веревку и гадал, для чего она могла предназначаться. Сегодня, войдя, обнаружил в гараже мать: сидя на полу, она разбирала какую-то заляпанную машинным маслом коробку, которую он прежде не видел. Мать подняла на него глаза. – Ты знал об этом? – спросила она. – О чем? – поинтересовался он, присаживаясь на корточки рядом. – Вот об этом! Стив невольно улыбнулся, увидев, что мать держит в руках. Иллюстрированный журнал, по нынешним понятиям очень скромный, даже целомудренный, с безыскусным названием «Обнаженные красотки». Стив взял у нее журнал, но страницы слиплись от машинного масла, открыть его не получалось. В коробке лежала еще стопка журналов – таких же, кроме одного, носившего название «Грудастые красотки». – Мама, ну такая ерунда! – Ты об этом знал? – Нет, – ответил он. – Конечно, нет. Неужели, ты думаешь, папа стал бы делиться со мной такими вещами? – Я понятия не имею, на что был способен этот человек, – ответил она. На дне коробки Стив обнаружил бумажную фигурку куклы-голышки, также запачканную черным и прилипшую ко дну. Лицом кукла до странности походила на Ширли Темпл[12][Ширли Темпл (1928–2014) – знаменитая американская актриса, наиболее известная по своим детским ролям в 1930-х гг.]. Бледное бесполое тельце: ни груди, ни половых органов. Рядом – разноцветные бумажные трусики и лифчики. Вот это, пожалуй, будет похуже. Стив поднялся, смущенный. Думать о том, что это значит, он не хотел – и тем более не хотел обсуждать это с матерью. – Пойду выпью воды. Пить хочется. По дороге в гараж он уже проходил через дом, но в тот раз не присматривался и заметил лишь общую картину сборов. Теперь же обратил внимание на то, что было разложено в гостиной на полу, между двумя кушетками. Этого он раньше не видел. Холодное оружие. Короткий меч, мачете, ножи. Стив остановился. Затем подошел поближе и стал рассматривать оружие. Откуда оно? Из Вьетнама? Да, скорее всего. Раньше Стив этих вещей не видел. И ничего удивительного: своими военными воспоминаниями – ни в каком виде – отец с ним не делился, и об этом периоде в жизни отца Стив ровно ничего не знал. Он наклонился, поднял мачете, повертел в руках. Представил себе, что, как в кино, прорубается сквозь джунгли. Пожалуй, рубить пришлось бы двумя руками. Лезвие выглядело блестящим и очень острым. Все лезвия блестели, словно ими никогда не пользовались. – Твой отец хранил, – послышался сзади голос матери. От неожиданности Стив едва не уронил мачете. Он не слышал, как она подошла. – Я нашла их, когда собирала вещи. Он держал их в нашей спальне. У нас в шкафу. Трудно было поверить, что на памяти Стива эти двое ни разу не повысили друг на друга голос. Нередко они сердились на него, но никогда – друг на друга. Кто бы мог подумать, что под внешним благоообразием скрывается такая неприязнь? Впрочем, в жизни отца было немало такого, о чем Стив прежде и подумать не мог. Он осторожно положил мачете. – Должно быть, привез их из Вьетнама. – Не знаю, откуда он их привез. Не знаю, откуда что он брал. Да и плевать мне. – Мама, он умер, – мягко сказал Стив. – И что? Это не извиняет того, кем он был. И чем занимался. Чем занимался?! Сердце Стива учащенно забилось. Он облизнул вдруг пересохшие губы. – Мама… – Не мамкай! – Но… – Почему ты все время его защищаешь? Твой отец был чудовищем! «Чудовищем»? Она знает. Стив застыл. Затем медленно повернулся к матери. Она не сводила глаз с коллекции оружия; на ее лице читались ненависть и омерзение. С такой неутолимой злобой жертва смотрит на труп своего мучителя: ее не жалели – и она не знает жалости. Это все меняет, лихорадочно думал Стив. Он не знал, что видела или пережила мать; но она знает об отце – а значит, нельзя полагаться на ее молчание. Она ненавидит отца и в гневе может проболтаться. Мать никогда не умела держать себя в узде; а кроме того, она религиозная фанатичка и верит, что всеми ее словами и действиями руководит Бог. Ей придется уйти. Он этого совсем не хочет; но, как и во всех предыдущих случаях, такова необходимость. Надо защищать не только доброе имя отца, но и собственную жизнь. Если власти узнают, что совершил его отец, им нетрудно будет перебросить мостик и к сыну. – Ты не знаешь, что за человек был твой отец, – сказала мать. Стив рассеянно кивнул. Думать приходилось быстро. Она – пожилой человек. В жизни ее в последнее время было много горя: смерть мужа, а перед этим – постигший его инсульт, безумие, агрессия. Вполне понятно будет, если эта ноша окажется для нее непосильной, если она решит разом со всем покончить. Но как? В доме много рецептурных таблеток – и ее, и оставшихся от отца. Оба они принимали множество лекарств от разных болезней, а когда отец сломал ей руку, матери выписали болеутоляющие и антидепрессанты. Именно так люди чаще всего кончают с собой, верно? Чисто, относительно безболезненно, куда проще, чем вешаться или резать вены. Стив схватил мать за руку: он хотел отвести ее на кухню, где хранились лекарства. Она, нахмурившись, отстранилась. – Что ты делаешь? – Хочу тебе кое-что показать. – Ну покажи. – Руку она не дала, но пошла за ним через столовую на кухню. На всякий случай он задернул занавески.