— Давай выпьем, — разливает вино по бокалам и протягивает мне один. — Решили меня напоить и воспользоваться моим состоянием? — окончательно расправившись с ужином отодвигаю от себя тарелку. — Что-то мне это напоминает. Вроде бы именно с этого наше с вами знакомство и началось. — Тебе кажется, Дианчик. Наше знакомство началось с того, что я почувствовал, как на меня в упор таращится какой-то конопатый рыжий гном. — Таращится?! Я на вас?! Не льстите себе, Станислав Викторович. — Это не лесть. Всего лишь констатация факта. Ты так на меня пялилась, что у меня затылок начал подгорать. — Ну раз я по-вашему мнению конопатый рыжий гном, то зачем вы меня к себе домой повезли, да ещё и обесчестили? Или вас на извращения потянуло? — Ну, в жизни всё надо попробовать. — Знаете что, — откинув в сторону салфетку, вскакиваю из-за стола. — Знаю, можешь не договаривать и не тратить энергию. Давай просто сядем и выпьем немного перед сном. Обещаю, что ничего сюда не подмешивал. Тем более я нам вино разливал из одной бутылки. Если хочешь, могу даже первый отхлебнуть, — и на этих словах Воронцов действительно берёт бокал. Только не свой, а мой, и делает из него щедрый глоток. — Ну вот, видишь. Всё чисто. — Вообще-то это была шутка, — бурчу себе под нос. Забираю у него бокал и делаю глоток. — Вкусно? — Кислятина какая-то, — демонстративно морщусь. Хотя на самом деле вино действительно приятное. В меру терпкое и не крепкое. Правда мне особо не с чем сравнивать. Я не любитель алкогольных напитков, а вино вообще пробовала всего несколько раз на праздниках с бабушкой. И оно было не в бутылке, а в пачке, как из под сока. Вот там действительно была редкостная гадость. — Ты просто не распробовала, — улыбается Воронцов. — Всё-таки уговариваете меня налакаться? — Нет, предлагаю закусывать сыром. Идеальное сочетание. Встаёт из-за стола и достаёт из холодильника тарелку с маленькими квадратиками сыра на шпажках. — Попробуй съесть кусочек, а потом сделать глоток вина. Уверяю, что будет вкусно. — Эм… ну вид у него, честно говоря, не очень… — кошусь на ломтик, покрытый белой коркой, который протягивает мне Воронцов. — Нет, я, конечно слышала, что плесневелый сыр считается деликатесом, но, что-то как-то выглядит не аппетитно. Да и пахнет тоже. Вонючими носками какими-то… — докатилась, нюхаю сыр прямо с рук собственного босса. Мда… может всё-таки не стоило мне пить? — А ты его не нюхай, Диана Станиславовна, а ешь. Забрав у Воронцова сыр, делаю как он сказал — засовываю в рот ломтик и запиваю его глотком вина. — Ну как? — Вы были абсолютно правы, вино на фоне этой гадости действительно кажется вкуснее. — Хочешь сказать, сыр тебе не понравился? — Нет. Извините, но это какое-то дерьмо редкостное. Оно на вкус такое же, как и на запах. Я как будто съела чужой вонючий грязный носок, — вот тут уже нисколько не утрирую, потому что сыр действительно отвратный. — Зато, теперь у меня изо рта так воняет, что я точно могу быть спокойна, целоваться вы ко мне не полезете. — Ну, если ты так ставишь вопрос, то я бы на твоём месте не был уверен. Это же как с чесноком. Ты ела, я ел. Но не волнуйся, целоваться я правда не полезу. Я же обещал не делать этого, пока ты сама меня не попросишь. — Вы действительно думаете, что это когда-нибудь произойдёт? — Я так не думаю, я в этом уверен. — У вас корона на лбу на саморезах сидит, вы об этом знаете? — Знаю. И, кстати, нисколько не давит, если ты об этом. — Завидная самоуверенность. Вас, наверно, родители в детстве перехвалили. Дайте угадаю, вы единственный ребёнок в семье? Мама и папа души вас не чаяли, постоянно говорили, что вы самый лучший и прекрасный. Наверняка вы и жили всегда в достатке, получали всё, что хотели. В том числе и учёбу в престижном университете. Возможно даже на юридический факультет вы поступили, пойдя по стопам отца. Я права? — Почти, — улыбается. Ну кто бы сомневался… — Правда отца у меня не было. Ну, точнее был когда-то, но он ушёл из семьи, когда мне было три года, а моему старшему брату пять. Так что, как ты понимаешь, я — не единственный ребёнок. На юридический я пошёл учиться, тупо потому что думал, что это перспективная профессия, и там можно заработать много бабла. Наша семья на тот момент в них нуждалась. После ухода отца, матери пришлось туго. Можно было и на стоматолога, но там учиться дольше, да и химия не мой предмет... Но мама у меня и правда хорошая и души во мне не чает, также как и в Глебе. Тут ты прям в точку попала. Сказать, что мне стыдно — это ничего не сказать. Дура. Просто дура. Психолог недоделанный. — Извините… — выдавливаю из себя, пытаясь спрятать вспыхнувшее лицо в бокале вина. — Идиотская привычка в начале говорить, а потом думать… — Ты говоришь то, что думаешь, а это совсем другое. — Может быть. Но это всё равно не лучшая черта моего характера. — Смотря в какой ситуации. Конкретно сейчас ничего страшного не произошло, так что можешь не переживать, — берёт со стола бутылку и подливает вина вначале мне, а потом и себе, после чего подаёт знак, что хочет чокнуться. — Кстати, у меня тоже нет отца, — сама не понимаю, зачем вдруг решаю сказать об этом Воронцову. — Я знаю. Как и то, что тебя с детства воспитывала бабушка. — Откуда? — удивлённо вскидываю брови. — Вы что, справки обо мне наводите? Может ещё и досье на меня у Игоря Николаевича собрали? — Нет, Дианчик. Ты мне конечно нравишься, но не настолько, чтобы сходить с ума и заниматься всяким бредом. Просто я смотрел твой фотоальбом, когда был у тебя в общаге. Там нет ни одного фото родителей. Только ты и бабушка. К тому же ты неоднократно упоминала её в разговорах, хоть и вскользь, что говорит о том, что ты к ней привязана. Чего нельзя сказать о родителях. Так что я делаю вывод, что либо они погибли рано и ты просто не успела их узнать, этим же можно объяснить отсутствие их фотографий в альбоме, либо попросту тебя бросили. Либо и то, и другое. В смысле, мать может и умерла, но отец однозначно бросил. — И с чего это интересно такая уверенность? — Ну, например, с того, что тебе неприятно о нём говорить, — отвечает, делая очередной глоток из своего бокала. — С чего вы это взяли? — Не думаю, что нам стоит сейчас развивать эту тему. — Нет уж продолжайте, раз начали. — Ну хорошо, — вздыхает. Облокачивается на спинку стула и внимательно на меня смотрит. — Ты неосознанно морщишь нос каждый раз, когда я называю тебя по отчеству. Сейчас тоже. То есть даже такое мимолётное упоминание о твоём отце тебе неприятно. Думаю, что по этой же причине у тебя не получается выстраивать отношения с противоположным полом — слишком много неприязни, которую в тебе сформировал отец. Возможно, он изменял твоей матери, или просто был редкостным козлом. А, может, вообще бросил её ещё когда та была беременна. Поэтому у тебя в голове укоренилось мнение, что все мужики сволочи. Кстати, тот факт, что меня зовут также, как твоего папу тоже играет свою роль. Из-за этого ты подсознательно примеряешь на меня его образ и наделяешь его чертами характера. Это и мешает тебе признать тот факт, что на самом деле я тебе нравлюсь. — Охренеть! Как интересно вы всё вывернули. Знаете что, Станислав Викторович. Может, я, конечно, и ошиблась в деталях, но вот в главном попала в самую точку — вы самоуверенный нарцисс, убеждённый в собственной неотразимости. — Значит, всё-таки обиделась. Я же говорил, что не надо было нам развивать этот разговор. — Нет, я не обиделась! — сама того не ожидая, начинаю раздражаться. — Просто поражаюсь вашему упрямству и самолюбию. Оно вам настолько рассудок застилает, что вы вообще вокруг себя ничего не видите. Это же надо! Придумали целую теорию моего якобы психоанализа, чтобы оправдать тот факт, что я до сих пор у вас в ногах не валяюсь! — То есть хочешь сказать, я не прав? — Бинго, Станислав Викторович! Да, вы мне просто не нравитесь и всё! Без всяких там тайных смыслов и психологических барьеров. Представьте себе, бывает и такое. Не все женщины при виде вас теряют голову. — Согласен, не все. Ты например, исключительно трусы. — Очень смешно, — залпом опустошаю свой бокал, подхватываю его вместе с тарелкой и несу в раковину. — Вообще, у меня для этого посудомойка есть. — Ничего страшного, мне удобнее руками, — быстро помыв за собой посуду, убираю её в сушилку. — А сейчас, с вашего позволения, я бы хотела пойти в комнату, которую вы щедро обещали мне предоставить. Я очень устала и хочу спать. *** Жарко. Очень жарко. Не смотря на то, что на мне нет ничего, кроме тонкого платья на бретельках. Так ещё и Воронцов накидывает мне на плечи свой пиджак, когда мы с ним выходим из такси, от чего становится ещё горячее. Но в этот же момент руки мужчины сжимаются на моих плечах, и это ощущение полностью вытесняет собой все остальные неприятные. Боже, как же хорошо. Но пиджак всё же мешает. Хочется, чтобы он касался меня без одежды. И, к счастью, спустя мгновение моё желание исполняется. Как только мы оказываемся у Воронцова в доме, пиджак соскальзывает с моих плеч, и я чувствую, как немного грубые мужские пальцы касаются разгорячённой кожи. Плечи, потом спина. Костяшкой указательного пальца скользит вниз по позвонкам, и я машинально выгибаюсь, как кошка. Я и чувствую себя сейчас кошкой, готовой от удовольствия тереться о ноги хозяина. Глупо. Стыдно. Совершенно мне не свойственно. Но, как ни странно, мне сейчас так хорошо. Хочется отпустить все мысли. Вытряхнуть их из своей головы, как из забитого чулана, и просто отдаться чувствам. Иногда мне жаль, что я так не умею. Но вот сегодня каким-то чудом получается. Воронцов подхватывает меня на руки, куда-то несёт, и через мгновение моя спина касается прохладного шёлкового покрывала. Его губы скользят по моей шее и мне это нравится. Очень нравится. Каждая клеточка тела этого жаждет. До сегодняшнего дня я даже не подозревала, что вообще способна ощущать что-то подобное.