— Да, и предвосхищая твои мысли — это не значит, что жена Платонова не любит своих детей, или что она плохая. Люди вообще не плохие и не хорошие, Диана. Они просто люди. Со своими достоинствами, недостатками и багажом ошибок, за которые порой приходится серьёзно расплачиваться. И к сожалению не всегда тому, кто эту ошибку совершил. Как, например, в случае с этой семьёй. Ошибку совершила мать, а расплачиваться за неё в конечном итоге пришлось бы её детям. И ещё один момент, который ты должна понимать. То, что женщина выносила и родила детей, не даёт ей на них абсолютного права. У отца есть все те же самые права. Он также волен защищать и любить своих детей. Если ты собираешься разбрасываться делами по гендерному признаку, то ещё раз спрашиваю, ты уверена, что выбрала нужную сферу деятельности? Ну и последнее, Диана, — Воронцов глушит двигатель перед зданием общежития и поворачивается ко мне. — То, что касается нашего с тобой ребёнка. Я буду защищать его как отец. Я буду защищать его, даже если мне потребуется защищать его от тебя. Это не означает, что я собираюсь отбирать его у тебя или тебя у него. Просто ты свою ответственность должна осознавать всегда. Тот факт, что ты его родишь, не даст тебе права вести себя как вздумается. Потому что он имеет право находиться в безопасности и под защитой. Ещё один вопрос на обдумывание, рыжая — то, что я хочу защищать нашего ребёнка, делает меня плохим человеком? Безразличным, так ты выразилась? Я открываю рот, чтобы что-то ответить, и... тут же захлопываю, потому что просто не представляю, что сказать. Сердце в груди бухает как ненормальное. Я крепче сжимаю пальцами ремешки сумки и глубоко вдыхаю, чувствуя, как в лёгкие проникает запах Воронцова. "...я хочу защищать нашего ребёнка..." — Я... Мне надо... идти... Я плохо... себя чувствую... — на ощупь ищу ручку двери, дёргаю и пулей вылетаю из салона. В голове так много мыслей. Даже слишком много. И снова Воронцов перевернул внутри мою картину миру за одну какую-то поездку! Бегу к зданию общежития, не оглядываясь и стараясь не думать, уехал ли босс или всё ещё стоит на месте. "... я буду защищать его как отец..." "...это делает меня плохим человеком..." Чёрт! Чёрт! Дело в том, что, кажется, не делает... И ещё, кажется, что думать плохо об этом мужчине мне почему-то легче, чем думать о нём хорошо... Потому что, я не знаю, почему именно, но когда я думаю хорошо, что-то внутри болезненно сжимается... — Осторожнее, девушка! У крыльца чуть не врезаюсь в фельдшера скорой. Вовремя успеваю отскочить и недоумённо смотрю на машину скорой помощи. Что здесь случилось, интересно? Глава 30 Глава 30 Не успеваю я оформить в голове эту мысль, как вслед за фельдшером из здания выходит ещё один врач. В ступоре слежу за тем, как они садятся в машину. Один на место рядом с водителем, а второй отодвигает дверь салона и залезает внутрь. Мой взгляд успевает уловить каталку и лежащую на ней… кажется, это девушка. Чётко разглядеть я не успеваю, потому что спустя мгновение фельдшер с грохотом захлопывает тяжёлую дверь и машина трогается с места, светя мигалками и громыхая сиреной. Странно… Может кому-то плохо стало? Поправив на плече сумку, захожу в общежитие и по лестнице поднимаюсь на свой этаж. На самом деле я действительно чувствую себя дико уставшей после сегодняшнего дня. Слишком много всего за последнее время. Мой мозг просто отказывается справляться с такими объёмами. Беременность, к которой я была не готова, УЗИ, врачи, анализы… судебное заседание и те слова, которые сказал мне сегодня Воронцов и которые до сих пор на повторе звучат в моей голове. “я хочу защищать нашего ребёнка” От этой фразы по коже рассыпается табун мурашек и что-то горячее вибрирует в самом центре груди. А сердце моментально разгоняется и гулкими ударами стучит по рёбрам, от чего немного начинает кружиться голова и мысли в ней путаются окончательно. Да я и сама запуталась. После сегодняшнего разговора с Воронцовым особенно сильно... “я буду защишать его как отец” Звучит так непривычно. Даже дико для меня, как бы странно это ни звучало. Потому что никто и никогда не хотел защищать меня. Не испытывал в этом потребности, не заявлял об этом громогласно. Никто и никогда. Разве что кроме бабшуки. Но это совсем другое. И с определённого возраста мне самой пришлось о ней заботиться и защищать… — Ай! Аккуратно! — прихожу в себя, когда по моей ноге прокатывается колёсико чемодана. Задрав голову, смотрю на девчонку из соседней от нас с Милой комнаты, скатывающую по лестнице огромный чемодан. На мой возглас она никак не реагирует. Только плотнее прижимает к лицу медицинскую маску и, подхватив чемодан в руку, практически бегом спускается вниз по лестнице. Так… стоп. Маска, скорая… какого чёрта здесь творится вообще?! Остановившись на своём этаже обвожу взглядом коридор и натыкаюсь ещё на нескольких студентов, выходящих из своих комнат с чемоданами, сумками и котомками. На подкорке моментально скапливается необъяснимое волнение и сердце вновь ускоряет ритм. Тяжело выдохнув, дёргаю ручку двери, молясь, чтобы Мила была дома. К счастью, ручка легко поддаётся и, зайдя в комнату, я натыкаюсь на лежащую на своей кровати Самойлову. — Слава богу ты здесь! — облегчённо выдыхаю. Стаскиваю с себя куртку, кинув её на стул, прохожу к своей постели и устало на неё падаю. Боковым зрением вижу, как, закинув ногу на ногу, Мила перелистывает страничку какого-то журнала. — Где мне ещё быть? Ты же знаешь, что у меня сегодня выходной на работе. — Ну мало ли… Там в коридоре какая-то жесть творится, ты видела? Я сейчас на лестнице с Малышевой столкнулась, она с чемоданом из общаги убегала. А на входе скорая стоит… Стояла точнее. Они уже уехали. Ты не вкурсе, что случилось? — Да вся общага уже вкурсе, — хмыкает, снова переворачивая страничку журнала. — И? Мне ты об этом расскажешь или я клещами из тебя каждое слово буду тащить?! Раздражённо вздёрнув бровь, смотрю на Самойлову. Пролистав ещё пару страниц журнала, она, наконец, откладывает его в сторону и со вздохом оборачивается на меня. — Да девчонка какая-то краснухой заболела. К ней скорая и приезжала. Соседка её вызвала. Прикинь, она оказывается уже три дня болеет и никому не сказала. Говорит, думала само пройдёт. А сегодня у неё температура поднялась под сорок и припадок какой-то начался или типо того. Я сама не видела, так краем уха слышала, девчонки в коридоре шушукались, что у неё судороги начались или что-то вроде этого. Соседка вызвала ей скоряк. Так тут такой шум начался. Коменду подняли на уши, по всем комнатам ходили, выясняли у кого прививок нет и в срочном порядке выселяли. Типо заразно очень. Особенно для взрослых. Не, ну у меня-то слава богу всё нормально, я эту прививку чёртову до конца дней не забуду. Как вспомню, как меня мама с сестрой с двух сторон держали, пока медсестра в меня иголкой тыкала, так до сих пор лопатки сводит… Мила ещё что-то говорит, но я уже не слышу, потому что в этот же момент сердце, сделав тройной кульбит, на полной скорости влетает мне в рёбра. — К..когда, говоришь, она заболела?! — сглотнув, перебиваю Милу на полуслове. — Да вроде дня три назад, а что ты так разнервничалась? У тебя что, прививки нет? Их же вроде всем в детстве делают… — Мне нет. У меня мать от нас съехала, когда надо было прививки делать, а бабушке тогда было не до того, — подскочив с кровати, начинаю нервно расхаживать по комнате, потому что чувствую, что меня окатывает волной паники. Чёрт, и что теперь делать?! Мысли в голове мечутся, как ошалелые со скоростью несущегося сапсана, а сердце грохочет так, что я даже мыслей собственных не слышу. Кроме одной, которая орёт так оглушительно громко, что мне от этого воя закладывает уши — какие риски это всё несёт для моей беременности? Трясущимися руками на каком-то автопилоте вытаскиваю из кармана телефон, лезу в поисковик и хаотично шарю взглядом по ссылкам, вычитывая волнующую меня информацию, от которой у меня позвоночник леденеет. После бросившегося в глаза слова “выкидыш” откидываю мобильным на кровать и стискиваю пальцами виски. Лихорадочно пытаюсь собрать мысли в кучку, но они упорно рассеиваются, уступая место панике. Если эта девчонка проторчала в стенах общаги три дня со своей краснухой, то её бацилы здесь уже каждую стену могли пропитать! Господи, да у меня такое ощущение, что я даже сейчас с каждым вдохом их в себя впускаю! Чёрт! Подскочив к окну, раскрываю его настежь, чтобы проветрить помещение. Быстрым шагом иду к шкафу, достаю из него сумку и на каком-то автопилоте начинаю закидывать туда шмотки. — Решила свалить, да? — слышу у себя за спиной голос Милы. — Не, ну правильно в общем. Говорят взрослые краснуху тяжелее переносят... А куда поедешь? — Не знаю, — бросаю, не оборачиваясь. — По дороге решу. Мне главное отсюда побыстрее выйти, я в этих стенах не могу думать. — Да, это понятно… Можно к Дэну, кстати. Если хочешь, я ему позвоню.