— А потом? — Потом он встал на ноги, и теперь за помощью обращаюсь уже я. Не доверять словам Григория у меня нет оснований. Больше не у кого спросить совета, как быть. — И что бы вы сделали на моем месте? — Улетел бы в безопасное место, раз здесь ситуация вышла из-под контроля. Пусть Леон завершит свое дело, поставит в нем точку. Со своей стороны я посодействую, связи есть. Знаешь пословицу «Не рой другому яму, сам в нее попадешь»? Туда и отправится Гибсон, — доброжелательно улыбается Григорий. — Ася через два часа вернется, соберете вещи, и организуем вам перелет. Зен, вероятно, хотел решить общий вопрос мирным путем и уговорил на это Леона, однако закончилось все не очень благоприятно. Остается верить Дамианисам. На свой страх и риск. И надеяться, что Шахов прав: скоро неопределенность останется в прошлом и в моей жизни наконец-то будет спокойствие. Вот только улетать, не поговорив с Зеном, я все равно не хочу. О чем и сообщаю Григорию, а минутой позже — младшему Дамианису по телефону. 37 глава — Сейчас не самое лучшее время для встреч, — говорит Леон, но тем не менее везет меня в город. — Если что, ты сама на этом настояла. До сих пор не верится, что брат Зена пошел на уступки. Позвонил рано утром и сказал, что через час может за мной заехать. Я собралась за десять минут и оставшиеся пятьдесят караулила его у окна. — Однажды я это уже слышала, — парирую. — Только подача была другой, но суть та же. Твой брат в итоге не узнал о моей беременности. Так что поговорю с ним лично. Леон шумно вздыхает. — Скажи спасибо своей родственнице за помощь. Все эти внезапные изменения еще ни одну жизнь не сделали лучше и проще. Я начинаю раздражаться и бросаю беглый взгляд на младшего Дамианиса. Смазливый самоуверенный хлыщ. Повернет ситуацию в свою пользу в одно мгновение. Невыносимо вести с ним диалог. — Сам же знаешь, у брата проблемы. Серьезные. Всем досталось, ясно? — Проблемыу них из-за того, что кому-то не следовало совать свой нос туда, куда не просили. Лицо вспыхивает. Хочется спорить, хочется говорить Леону гадости, доказывать свою правоту, убеждать, что они с Зеном ужасно поступают, добивая меня молчанием и неизвестностью. С утра нервозное и воинственное настроение. И тише оно не становится. — Ладно, — дружелюбно продолжает Дамианис. — Со временем все образуется. Обиды улягутся, отношения возобновятся, жизнь наладится. Если сейчас поступить правильно. На этот счет есть большие сомнения. Я пыталась поговорить с Никой, но она не ответила на звонок. Альберт же сказал, что времена непростые и каждый сделал свой выбор. — Куда мы едем? — интересуюсь, глядя на проплывающие за окном пейзажи. — К Гибсону тебя везу. Хочу обменять на брата, — ерничает Леон. — Не смешно. Всем было бы проще, если бы вы изначально делились планами. — Зен был категорически против, хотя я говорил ему то же самое. Делиться планами следует в самом начале, или тогда уж молчать до конца. — Поэтому я останусь жить в неопределенности и страхе? Не очень обнадеживающие заявления... — Мои реалии вскоре будут такими же. Когда мы подъезжаем к больнице, я ощущаю нешуточное волнение. — Что это значит? — выдыхаю, с трудом владея голосом. Леон после паузы отвечает: — Ты хотела увидеть Зена? Ты его увидишь. — Я хотела с ним поговорить… — Насчет этого не уверен. — Что значит не уверен? — натыкаясь на взгляд Леона, лепечу я. — Я думала, Зен в тюрьме из-за смерти Егора… — Идем. Меня словно подвели к обрыву. Без предупреждения. Выхожу на улицу и следую за Леоном, запрещая себе думать о том, что с Зеном произошло что-то плохое. Но, когда в фойе больницы мы встречаемся с Гибсоном, мучительная тревога окутывает с головы до ног. — Очень рад видеть, — приветствует нас Стив. — Сочувствую, что так вышло с Зеном, — произносит глухо, разглядывая мое лицо. — Как? — дергаюсь я, не в состоянии сдержать реакции своего тела. Гибсон поворачивается к Леону: — Ты ей не сказал? — Нет, — отвечает тот. — Что с Зеном? — Голос начинает дрожать. Мне становится очень страшно. — У него случился сердечный приступ, — как ни в чем не бывало говорит Стив. Кажется, этому мерзавцу в удовольствие наблюдать за страданиями других людей. Удивительно, что Гибсон тогда захотел помочь и бросился за мной в бассейн. Не знаю, как удается устоять на ногах. Явно каким-то чудом. Жаль, такое же чудо не уберегло Зена от беды. — Как это произошло? Все серьезно? — Я часто-часто моргаю, тыльной стороной ладони смахивая слезы со щек. — Да. Я договариваюсь с нашими врачами, чтобы перевезти его в Грецию, — добивает Леон. Молчу, хотя сказать хочется очень много. А еще — реветь в голос. Лифт, коридор, дорога до реанимации — все как в тумане. Я едва шевелю ногами и, кажется, вот-вот свалюсь в обморок. На автомате вцепляюсь в руку Леона. Он обнимает за талию и помогает идти. Картинки в голове крутятся ужасные. Я потеряла родителей, а если лишусь и Зена, не знаю, как это переживу. А мой сын… Мы ведь только недавно выяснили, что у него есть отец… Разве это справедливо? Оставив нас с Гибсоном, Леон уходит за разрешением пройти в реанимацию. Стараюсь держаться, но новость о приступе Зена буквально сокрушила. Словно кто-то сверху ударил огромным молотом, и я рассыпалась осколками. Сажусь на стул возле двери и смотрю на нее, не в состоянии поверить в происходящее. Младший Дамианис возвращается через пять минут. — Врач разрешил зайти ненадолго. Но Зен без сознания. Шумно втягиваю носом воздух, мечтая отхлестать Леона по щекам. — Поговорить привез, да? — Время, Даша, — дает он понять, что оно ограничено. Пытаюсь подняться, но ничего не получается. Я под наблюдением двух пар глаз. Теперь понимаю, почему Гибсон здесь. Подонку оказалось мало проверки, спровоцировавшей мой отъезд? Может, этой сволочи в режиссеры податься? Гребаный вершитель судеб! Леон помогает встать, доводит до двери, накидывает на мои плечи свой халат и говорит, чтобы заходила. Ноги не слушаются, тем не менее шагаю. Мне не просто страшно, я испытываю ужас. Краем уха слышу, как дверь за спиной закрывается. Это будто плохой сон. Зен в проводах. Датчики пикают. Он не двигается, хотя еще недавно был полон сил и планов, не давал мне продыху в постели и трахал, трахал, трахал... Приближаюсь и трогаю его руку. Слезы текут по лицу ручьем. Перед глазами один за другим проносятся флешбэки, как Зен впервые берет сына на руки, как играет с ним в саду, как укладывает спать. Что если Дамианис не выживет и мой мальчик будет расти без отца? А как же я? Как мне потом жить с разбитым вдребезги сердцем? А малышке Лее? Не могу сдержать всхлипа. Шепчу, что хочу отмотать время назад и никуда не ехать, а еще лучше не встречать Дамианисов. Слезы капают на ладонь Зена, и он вдруг сжимает мою в ответ, открывает глаза и смотрит осознанным, ясным взглядом. Такого не бывает у людей, которые находятся в реанимации в тяжелом состоянии, на грани жизни и смерти. Я это точно знаю! — Тише, Даша. Душа в клочья от твоих слез. Живой я. Чего ты меня раньше времени хоронишь? Во мне растут непонимание и возмущение. Зен берет мою руку и прижимает к своей груди, где яростно стучит его сердце. — Здоров я. — А я после таких потрясений нет... — шепчу обескураженно. — Что все это значит?..