Но мама держалась за меня обеими руками, и я не знала, как вырваться. Как будто она думала, что так будет лучше для нее. У меня не было никаких навыков, которые я могла бы применить с пользой для себя и которые могли бы обеспечить тот образ жизни, к которому она привыкла. В детстве я немного интересовалась искусством, но мама всегда смотрела на это сквозь пальцы. И она была права. На этом моем маленьком увлечении нельзя было заработать много денег. И я не была настолько хороша, чтобы пытаться сделать из этого карьеру. У меня не было денег. Не было ни у мамы, ни у отчима. Я оглядела большой дом, который отец купил ей, когда они только поженились. Я прожила в нем первые восемнадцать лет своей жизни. Она вышла замуж за Кентона Майерса, когда мне было двенадцать, и пять лет мы жили втроем. Кентон был человеком, которого можно назвать оппортунистом, проще говоря он ловко подстраивался под любые обстоятельства и использовал их в своих целях. Он был мошенником. К несчастью для него, он выбрал мою маму, думая, что у нее есть деньги. И у нее они действительно были, пока был жив дядя Уильям. Но правительство конфисковало большую часть его имущества, так как на момент смерти он был в долгах. Так что денег не осталось. Моя мама держалась сколько могла, взяла вторую ипотеку на дом, надеясь сохранить всех своих богатых друзей и пышные развлечения. Однако недавно она получила уведомление о выселении. Именно поэтому она хотела обрадовать моего второго дядю. Дядя Фрэнк был младшим братом моего отца. Мы мало с ним общались, и у меня было ощущение, что два моих дяди не ладят друг с другом. Но теперь, когда дяди Уильяма не стало, деньги Галлахеров были только у него, и я не знала, что мама собирается делать, чтобы получить хоть какую-то их часть. Я боялась об этом спрашивать. Она подошла ко мне ближе и забрала апельсиновый сок, стоявший рядом с моей тарелкой. Я наблюдала, как она подошла к раковине и вылила жидкость. -Ты что, не знаешь, сколько в нем сахара? - спросила она, когда я посмотрела на нее. -Серьезно, Джемма. Когда ты в последний раз взвешивалась? - я моргнула. Я не взвешивалась несколько лет. Когда я пришла к врачу и меня взвесили для осмотра, я даже не хотела знать, какие у меня были цифры. Потребовались годы разлуки с ней и бесчисленные сеансы терапии, чтобы я перестала так зацикливаться на этом числе. Но стоило провести с ней одно утро, и я уже чувствовала, как в моем мозгу зарождается компульсия. Нога дергалась от необходимости сжечь все калории, которые я уже успела употребить. Вдохни, выдохни. Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы ничего не сказать. Я все равно не выиграю спор с ней. Она поставила передо мной чашку с водой, когда я посмотрела вниз на такой аппетитный завтрак. Я бы сказала, что отсутствие белка или питания связано с ее финансовыми трудностями, но это была моя еда в течение многих лет. Именно этого я ожидала от нее, когда она попросила меня прийти на завтрак, поэтому я и съела буррито, когда ехала сюда из своей квартиры. Я изо всех сил старалась не чувствовать себя виноватой из-за этого. У меня даже не было лишнего веса. Если что, я все еще восстанавливалась после всех тех лет, когда она ограничивала меня в питании. Мне действительно становилось лучше, но все еще были редкие дни, когда я слышала ее голос в своей голове, кричащий: -Как ты думаешь, Джемма, я могу любить толстого ребенка? Я сделала глоток воды, подняла глаза и встретилась взглядом с Кентоном, который жадно поглощал кусок бекона. Мама, может быть, и следила за своей и моей фигурами большую часть нашей жизни, но Кентона она избаловала. Не было ни одной вещи, которую этот человек хотел или нуждался, и которую она не сделала бы, чтобы дать ему. Возможно, именно ревность вызывала у меня такую неприязнь, но потом я вспомнила все те случаи, когда он крался по моей спальне в детстве, или как однажды в пятнадцать лет я вышла из душа, обмотавшись полотенцем, потому что думала, что никого нет дома, и обнаружила его стоящим в коридоре. Как будто он ждал меня. Может быть, я не очень хорошо разбираюсь в социальных ситуациях, поскольку Блу пару раз называл меня забывчивой, но я не упустила то, как он тогда на меня косился. Я никому не рассказывала о том, как Кентон доставляет мне неудобства, даже маме. Я уже была уверена, что в любой момент она предпочтет его мне. -Я купила тебе платье, чтобы ты надела его на ужин, - рассеянно сказала мама, читая информацию о питании на коробке с крекерами "Грэм". Я кивнула и доела свой рогалик. -Его доставят в мою квартиру? - спросила я. При упоминании о моей маленькой квартире у мамы сжались губы. Помещение было больше похоже на кроличью нору, чем на что-либо другое, и находилось в не самом лучшем районе, но это было все, что я могла себе позволить в данный момент. В том, что я была дочерью Фионы Галлахер, были свои преимущества. За годы наблюдения за ней я поняла, что лучше жить по средствам. -Да. Я спрыгнула с табуретки и схватила свою сумку. -Отлично! Я соберусь у себя и вернусь сегодня к ужину. -Я не знаю, почему бы тебе просто не вернуться домой, - сказала она. -Ты же знаешь, что тут более чем достаточно места, правда, Кентон? -Да, конечно. Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады, - пробормотал он, его глаза сверкнули. Я сдержала желание сделать шаг назад. -Мне удобнее там, где я нахожусь. Ты это знаешь, - сказала я, двигаясь к выходу. -Я встречу вас здесь сегодня вечером, и мы сможем поехать туда вместе, хорошо? - сказала я, когда показалось, что она собирается сказать что-то еще. Мама закрыла рот и кивнула, а я повернулась и выбежала, не желая больше ничего говорить. *** -Что за черт? - пробормотала я, разглядывая присланное мамой облегающее розовое платье. Когда я вернулась домой, оно уже ждало меня на пороге, но после большую часть дня я провела за просмотром телевизора, пытаясь расслабиться. До этого момента я не смотрела на платье и очень жалела об этом. Я должна была достать его раньше, но ведь мама не могла купить мне что-то такое... сексуальное. Не знаю, правильно ли это слово, но это было совсем не похоже на те наряды, которые она выбирала для меня в детстве. Большая часть ее была создана для того, чтобы скрыть мое тело, чтобы я выглядела как можно меньше. Это платье демонстрировало практически все - и ноги, и руки, и низкий вырез, который, несомненно, привлекал внимание к моей груди. Я помрачнела, подумав, что, возможно, это не она выбирала платье, а Кентон. Это было бы гораздо хуже. Я посмотрела на часы: у меня не было времени покупать другое платье. А я не любила носить их, и поэтому у меня не было ни одного достаточно модного платья для ужина в доме Фрэнка Галлахера. Я сделала глубокий вдох. Может быть, я смотрю на все это неправильно? Что, если платье выглядело откровенным только потому, что я такого никогда не носила? Я не знала, но надеялась, что так оно и есть. Быстро сняв футболку и треники, я надела вещь и подошла к зеркалу, висящему на двери. Я осмотрела себя с ног до головы, не в силах сдержать гримасу, появившуюся на лице. Я попыталась потянуть за подол платья, но ткань уже была растянута до предела. Теперь она заканчивалась на середине бедра, но когда я отпустила ткань, то платье снова поднялось вверх. Если бы я наклонилась хоть раз, то показала бы всем присутствующим свои трусики. Как и было предсказано, вырез в форме сердца демонстрировал верхний изгиб моей груди, причем настолько, что я боялась, что соски могут случайно выскользнуть, если я сделаю глубокий вдох. Лиф был встроен в платье, который приподнимал грудь и делал ее больше, чем она была на самом деле, поэтому о обычном бюстгальтере не могло быть и речи. А ниточки, удерживающие платье на плечах, были именно такими. Струнами. Черт, почему она выбрала это платье для меня? Я никогда не чувствовала себя более непривлекательной, чем сейчас. Не помогало и то, что сейчас я доживала последние дни менструации и чувствовала себя вздутой и больной. В подростковом возрасте у меня никогда не было регулярных месячных, не то что я не понимала, что это было из-за ограничений в питании, но после переезда все наладилось, и, к счастью, я поддерживала здоровый вес даже после переезда сюда.