На него с лукавством смотрели красивые темные глаза, похожие на черные, влажные от росы, ягоды черешни. – Какая ирония – слышать это из ваших уст, – отозвался виконт. – Наши отношения тоже общество считало бы неприемлемыми. Сиятельная дама и наивный молодой священник… Вы воспользовались моей юностью, скромностью и неопытностью. Герцогиня не смогла сдержать смех, видя, как плещутся веселые искорки в его синих очах. – Ладно, мне пора на свидание. Ты слишком стар для меня, – усмехнулась она. Наблюдая, как мадам де Кардона садится в карету, Армэль подумал, что такая женщина, как она, никогда не позволила бы себе отправиться на свидание в столь простом туалете… и с такой печалью на лице. – Будет мило, когда три поколения де Куси соберутся на свадьбе, – говорила графиня, наблюдая за играющим Луи. Анна вместе с дочерью нагрянула в Руаль совсем неожиданно, но герцогиня решила, что это к лучшему. Теперь она может посвятить мать Армэля в свои планы. – Два, – поправила Эжени. – Почему? – непонимающе посмотрела на нее графиня. – Армэль думает, что я спала с королем, – начала было герцогиня де Руаль. – Но ведь это правда, – бросила графиня, перебивая ее. Эжени вспыхнула. – Он говорил, что любит меня, но со сколькими женщинами проводил ночи все это время? Я не имела права требовать верности, но и он тоже! И знаете, – уже спокойно сказала она. – Я дождалась его. Но теперь буду жить так, как сама считаю нужным. На Луи никто кроме меня не имеет никаких прав, поэтому никто не сможет препятствовать тому, что я увезу его. – Куда? – спросила Анна сдержанно, хотя внутри все вскипало. Она понимала, что Эжени права, и что говорит она сейчас, как человек, твердо все решивший для себя. Но графиня не ожидала, что эта мягкая и бесхарактерная особа может вот так взбрыкнуть. – Я планирую уехать из Франции на некоторое время, а возможно и навсегда переселиться в Италию. У моего дяди там было имение, и он завещал его отцу. Батюшка хочет, чтобы там заправляла я. – А как же ваше поместье тут? И ваш титул… – Если будет необходимо, я откажусь от всего этого. Армэль не может дать сыну свое имя, и не доволен тем именем, которое ему дал король. В таком случае мой ребенок будет носить фамилию нашей семьи, и никогда никому я не позволю вмешиваться в его жизнь. Анна была поражена таким поворотом событий. – Когда именно вы уезжаете? – спросила, входя в комнату, Александрин. – Пока не знаю точно, но определенно до вашей свадьбы. Поэтому простите, но присутствовать на торжестве я не смогу. «Как бы я хотела, чтобы и меня там не было!» – подумала Александрин. Эжени сказала это только для формальности. Она была уверена, что баронессе все равно, будет ли она на свадьбе. – Армэль не разговаривает со мной, – вдруг сказала ей молодая женщина. – Почему? – Потому что я скрыла от него, что вы беременны. Тогда бы он не уехал. Он сказал, что вы – самое дорогое, что у него есть. И за то, что я причинила вам боль, он теперь не хочет меня знать. Если вы уедете, он с ума сойдет. – Не ожидала услышать таких слов от Александрин де Брионе, – с печальной полуулыбкой тихо произнесла герцогиня де Руаль. – Только запомните на будущее, сударыня, есть слова, которые надо говорить вовремя. Иначе становится поздно. *** – А я вообще не люблю англичан, – рассуждал граф де Лозен. – Знаете ирландскую поговорку? «Бойся рогов быка, копыт лошади и улыбки англичанина». – Мда… Настрадались ирландцы, – протянул маркиз де Лавальер. – Хотя все же несправедливо так всю нацию под одну гребенку… Есть и порядочные англичане. – Откуда? – искренне возмутился Лозен. – Вон один их Бекингем чего стоил. – Какой Бекингем? – Ну, здравствуйте, приехали. Как это какой? Такой, в кудряшках и бантиках, известный уранист*. – А, вы о Джордже Вильерсе. Я думал, о его сыне. Тут Лозен отвлекся от беседы об англичанах, ибо увидел приближающегося к ним виконта де Варда. – Вот вы и женились, мой друг, – засмеялся де Лозен. – И теперь мы с вами не сможем посещать легкомысленных дам. Граф осекся, заметив Александрин. Пегилен добавил, скорее обращаясь к ней: – Да мы и не посещали! Она повела плечом, показывая, что ей все равно. Звонкий женский голос заставил всех обернуться. Граф де Вард в сопровождении какой-то дамы в платье зелено-голубого цвета «афалина» остановился на ступеньках и, поискав глазами сына, сделал ему жест приблизиться. – Граф! Я была уверена, что это вы женитесь! Видимо что-то напутала или не так поняла, – говорила тем временем женщина. – Нет, моя дорогая Орабель, женился мой сын Франсуа. – Но он же совсем малыш! – Вы видели его лет десять назад. Виконт, по пути увлекая за собой молодую супругу, подошел к отцу. Он поздоровался с дамой, которая очевидно только приехала, так как в церкви Александрин ее не видела, и представил супруге свою тетушку. – О, мой дорогой, вы так изменились! – игнорируя Александрин, пропела женщина. Это была пышнотелая брюнетка лет тридцати или чуть больше. – Когда я вас видела, вы были совсем юнцом! – продолжала она. – Щуплый, ростом почти с меня и не следа щетины на лице. А теперь вон и выше на две головы, и в плечах как раздались. Каким мужчиной стали! Тетушка, сверкая зелеными глазами, рассматривала племянника и даже потрепала его по щеке, как ребенка. Виконтесса заметила, как смутился Франсуа. Когда графиня, наконец, оставила его в покое, на его лице появилось живописное выражение недовольства. – Не верится, что вас на горшок при мне сажали, – не замечая этого, продолжала говорить красотка. – Когда вы родились, мне было девять, и я рассматривала вас, маленького голенького бутуза, лежавшего на кружевных пеленках. Если бы знала, что вы вырастете таким красавцем, не стала бы уезжать так надолго, чтоб не пропустить момент вашего взросления. Дама многозначительно улыбнулась. – Фу, мерзость! – прошипела Александрин, когда граф де Вард, наконец, повел кузину с кем-то знакомиться. – Она намекает, что… – Не трудитесь, – оборвал ее смущенный и злой виконт. – Я понял. Жена, недовольно фыркнув, отвернулась и направилась прочь, а он улыбнулся этому ревнивому выпаду. Но вспомнив про Виолет, которую ее ревность погубила, помрачнел. Свадьбу играли в родовом замке жениха. И, несмотря на прежние конфликты, графу де Варду и его сыну пришлось смириться с присутствием на торжестве шевалье де Монфора. – А почему Дюамель-Дюбуа не почтил нас своим вниманием? – в шутку возмущался барон де Бодуан. – Дела церкви не отпускают. Ни минуты свободной у нашего друга нет, – вздохнул начальник охраны короля. Извинившись, он поднялся из-за стола и вышел на террасу. Александрин была там одна. Лишь рядом у ее ног лежал сеттер Арчибальчи. Как удалось сбежать от всех, сама удивлялась. Иногда наблюдая за Франсуа, она представляла, как встречает мужа после тяжелого дня и, как положено примерной супруге, снимает с него одежду, вытирает полотенцем пот с его мускулистого поджарого тела, омывает его водой с травами и благовониями, моет ему голову, запуская руки в густые темные волосы… Какой ужас! Нет уж, не дождется он, чтоб она стала такой покорной! Сейчас подумалось, что ведь немало таких браков, когда люди не любят друг друга. Но живут же как-то. Может и она смирится со временем? Когда рядом оказался шевалье де Монфор, молодая женщина искоса взглянула на него, стараясь не показывать, что ей неприятно это нарушение ее уединения. – Александрин. – Что? – Вы выглядите так, будто вас собираются казнить. Сегодня прекрасный день – день вашей свадьбы. Вы – самая красивая невеста, которую я когда-либо видел. Вы вышли замуж за мужчину, которого любите и который любит вас. – Да, это так, – вздохнула она. – Так что же вас печалит?