— Ну что, разминка закончилась, пора перейти к настоящим тайнам, — сказал он и улыбнулся. — Вы знаете, что это уже не первый раз? — Что — это? — выразила общее недоумение Надя. — Цикл развития керелей. Они уже не в первый раз вымирают и не впервые оставляют после себя наследников. Которые развиваются, достигают расцвета, а потом в свою очередь вымирают, оставляя наследников после себя. Что больше пяти раз такое случалось, я знаю, а вот точнее — нет, у меня как раз в тот момент время на вопросы закончилось. — Не может быть, — в шоке прошептала Юля. — Ты мне не говорил… — Речь как-то не заходила. — Но почему они вымирали? — с нажимом на второе слово спросила я. — Ладно первые, но потом-то наверняка можно было найти причину гибели и не допустить новой. Умалчивать такие сведения со стороны керелей как минимум глупо! — Не знаю. Попробуй сама докопаться до истины, при условии ограниченного времени и их манеры давать ответы! — развел руками химик. Я кивнула. Действительно, сложно. Я ведь тоже не смогла узнать все, что хотела. — Ладно. У меня тоже есть кое-какие сведения, — встряска помогла принять решение. — Мне удалось узнать, что «керелями» станет только один вид из трех. Какой конкретно, не знаю, но не мой. Остальные погибнут, — мой голос предательски дрогнул, навалился могильный холод, как будто я уже вот прямо сейчас собралась вымирать. — Станет? — задумчиво уточнил Игорь. — В будущем времени? — Да, а что? — Знаете, прежде чем начать задавать вопросы по существу, я сначала расспрашивал керелей о том, какие типы ответов в каком случае можно ожидать. Так вот, когда задаются вопросы о будущем, керели рассматривают варианты и если какой-то хоть на долю процента превышает другие, то именно на него говорят «да». Они ведь не пророки, сами признались, я их и об этом спрашивал, — со смешком добавил он. — Это как прогноз погоды — не обязательно она будет такая, как предсказывали. Если, например, шансы стать керелями у двух видов по тридцать три процента, а у одного — тридцать четыре, именно на него будут указывать керели. Так что их слова еще ничего не значат. — Но также возможно, что у других совсем мало шансов! — не удержалась от возражения я, хотя слова математика дарили надежду на другое будущее. — Тоже верно, — с сожалением кивнул он. — После слов Ильи у меня есть теория, что керели просто подсчитали, сколько раз какой вид доживал до конца. И указали на тот, у которого это получалось хоть немного чаще. — Меня волнует другое, — сказала Надя. — Не думаю, что керели дураки. А значит у них был повод не сообщать нам причину своего вымирания. Может быть, если бы мы ее знали, у нас было бы больше шансов повторить ошибку? — Ну, думаю, незнание тоже не поможет от нее застраховаться, — покачала головой я. — Илья же сказал, что эта ошибка происходит уже не впервые. — А если не эта? Если каждый раз керели совершали другую ошибку, пытались найти другой путь, но он тоже приводил к гибели? — высказал предположение математик. — Такое ведь возможно. Например, в один раз цивилизацию погубила ядерная война, в другой — генная инженерия, в третий — нападение инопланетян… — Ну ты и фантазер, — засмеялась я. — Такой ли? — скептически поднял бровь Игорь. — Зачем-то ведь они говорили, что оставили нам защиту «от искателей богатства и приключений». — Кстати, правда, с чего бы им об этом заботиться, если бы не было серьезных причин? — поддержала математика Надя. Мы выдвинули еще много предположений, но ни одно из них не являлось достаточно аргументированным, чтобы его удалось принять за рабочую гипотезу. Ясно только то, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. Надя высказала дельную мысль: нельзя недооценивать керелей. Все-таки они построили цивилизацию, по развитию сильно обогнавшую человеческую, значит, не стоит отказывать им в уме. Каждое их действие имеет свою причину. Например, нельзя не признавать, что они позаботились о нашем выживании: одни кольца-анализаторы чего стоят. А что мы не видим всех причин — так то проблема в нас или просто в недостатке информации. Что же до вымирания… Кто сказал, что человечество на Земле не погибнет раньше, чем достигнет хоть в половину такого развития? Но, хотя разумом я и признавала, что не стоит огульно обвинять керелей во всех грехах, чувства так легко изменить не получилось. Слишком уж привычно считать их злодеями, слишком долго я изливала в их сторону негативные эмоции. А на самом деле высока вероятность того, что я в первые дни выдумала себе врага и до сих пор воюю с фантомом собственного воображения, а не с реальным противником. Просто этот фантом воплотился в виде керелей. Чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей, попыталась переключиться на что-нибудь другое, ну хотя бы на разглядывание соседей с помощью ночного зрения. Меня до сих пор удивляло, насколько сильно меняется для меня окружающий мир ночью. Хотя в принципе Homo oculeus, в отличие от троллей, выглядели нормальными, живыми, их окраска сильно изменялась. Так, например, самыми светлыми казались Росс и другие зеленокожие, чуть потемнее — золотой мальчик. Негроподобная в дневном освещении Вероника в темноте также становилась светлее, достигая цвета «загара», как я обозвала этот оттенок. А вот светлая кожа Нади с Верой, наоборот, ночью темнела, так что они становились двумя симпатичными негритянками. Однако, если в целом закономерность изменения цвета кожи при просмотре с помощью дневного и ночного зрения выявить удалось, встречались и исключения. Например смуглый Сева, судя по другим людям с кожей похожего цвета, по идее, ночью должен был бы изменятся несильно, однако казался еще темнее Веры. Моя дочка по окраске походила на меня, то есть шерсть ее сильно светлела, а вот полукровки приобретали способности хамелеонов, меняя расцветку в зависимости от состояния и настроения, например, после еды — радостно светлели, а засыпая — немного темнели. Едва я отвлеклась от размышления, чем же может обосновываться разная расцветка Homo oculeus, как вернулось плохое настроение. Может, все-таки не стоило сообщать другим о том, что из трех видов в живых останется только один? Вон, все равно меня никто всерьез не воспринял. Только посмеялись! Заставив себя несколько раз глубоко вдохнуть, с трудом подавила неожиданную вспышку раздражения. Да что со мной происходит? Уже не первый раз за сегодня замечаю за собой резкие перепады настроения, причем все в негативную сторону. Прямо как в предменструальный синдром на Земле. Истерично рассмеявшись и прервав свой смех на середине, отправилась наверх. Надо выспаться как следует и поесть. Глядишь, раздражительность и отступит на задний план. Утро – день 183 суток. Река — пустыня На рассвете я обнаружила, что плотность драконов на берегу сильно снизилась. В промежутках между их огородами берег более ровный, зеленая полоса резко сужается, трава на ней растет отдельными кустиками, загрубевшими и гораздо сильнее напоминающими пустынную растительность. Древесные породы по берегам теперь не отличаются разнообразием, точнее говоря, остался всего один, фигофиниковый вид. И животные реже встречаются. Да что там по берегам, мне начинало казаться, будто даже рыбы в реке стало меньше, что вкупе с остальным не улучшало настроения. А еще Рысь ночью раскапризничалось так, что даже поспать не дала, и сейчас продолжает. Наверняка опять съела что-то несъедобное, а теперь живот болит. Вот и сейчас, вместо того, чтобы играть или спать, дерется, кусается и кричит. Поняв, что если так и дальше пойдет, у меня окончательно кончится терпение, я запихала дочь в корзину и завязала крышку. Сколько, в конце концов, драться можно? У меня уже все тело в царапинах. Еще немного повозмущавшись, дочь успокоилась. Осторожно заглянув в корзину, я с облегчением выдохнула — наконец-то она задремала. Можно хоть немного отдохнуть и перекусить. И напиться. Подойдя к краю плота, зачерпнула ладонью воды. — Как всегда, — не замедлил отпустить язвительную шпильку зеленокожий. — Пьем оттуда, куда писаем, снова писаем и оттуда же пьем. Несмотря на справедливость (в некотором роде) его замечания (ну куда еще ходить в туалет с плота, как не в воду?), на сей раз оно вызвало у меня приступ гнева. — Сам точно так же делаешь! — раздраженно прошипела я. — Ага, — ехидно сказал Росс. — А ведь мы туда еще и какаем… — Ты вообще помолчать можешь?! — Если бы не мог, ты бы уже давно это поняла, — не менее злорадно посвятил меня он. — Да чтоб ты!.. — не договорив, я схватила корзину с запасом продуктов и залезла к себе. Вот гад! Только и умеет, что издеваться. Вы — это, мы — то!.. Думать должен, прежде, чем говорить. Зараза зеленая! Неожиданно закричала Рысь, и почти сразу же у меня в голове как будто что-то взорвалось, все органы чувств на мгновение отказали и навалился страх, тягучий, беспросветный. Мир потерял пестроту красок, превратившись в мутную, черно-белую картину. Пришло понимание, что мы плывем туда, куда нельзя. Ни в коем случае. Там, впереди — смерть. И она с каждой минутой приближается. Поняв, что надо срочно предупредить остальных, я спрыгнула вниз. — Народ… — не договорив, замерла, когда ко мне повернулся Илья, точнее бывший Илья, а теперь мертвец, вздувшийся отвратительными пузырями с белесым содержимым, с гнилыми зубами и ярким запахом гнили. — Пантера, что случилось? — неразборчиво прогудела другая зомби, протягивая ко мне сочащиеся гнилью руки. Я отшатнулась. Они все мертвы. И не мертвы. Все стали зомби. Хотя нет, вон Росс еще жив, хотя и истекает кровью прямо через поры на коже. Но все равно, предупреждать — поздно. Страх придал мне сил и, проскочив мимо ходячих мертвецов, я рванула к Диме. Опоздала. Он похудел и сморщился, превратившись из нормального ребенка в карикатурное подобие мумии. Стрелой забравшись наверх, схватила корзинку с еще живой Рысью и бросилась в воду. Страх гнал прочь от опасности, быстрее и дальше, я как будто кожей чувствовала откуда исходит та злая сила, которая убила посвященных. Сзади донесся многоголосый разочарованный вой неживых, лишившихся добычи. Быстро выбравшись на берег, побежала прочь. Все тело горело, как в огне, в ушах звенело, и страх кружил голову. Наконец, ощущение опасности схлынуло и удалившись еще немного от ее источника, я в болезненном забытьи рухнула на жаркий песок. Приходила в себя медленно. Ресницы слиплись от засохшей крови, спину жгло палящее пустынное солнце. Поплевав на ладонь, немного размочила засохшую кровь, ровно настолько, чтобы удалось открыть глаза. Их начало саднить, побежали слезы, но зато они помогли промыть роговицу и вернули возможность видеть, хотя и не так четко, как прежде. Первым делом я проверила Рысь. Живая, обкакавшаяся, заляпанная в засохшей крови, судя по всему натекшей из глаз, носа и ушей, из которых тонкими ручейками продолжала бежать влага, но теперь бесцветная. Даже не плачет, а только тихонько поскуливает. Я взяла ее на руки, и она вцепилась в меня всеми четырьмя, прижимаясь и мелко дрожа. А я дала волю своим чувствам и разрыдалась. За что? Все, кому я доверяла, все — кого любила. Игорь — воплощенная мечта любой женщины, замечательный друг и душа компании. Заботливый, неунывающий, спокойный и такой добрый. Друзья. Дима. Это не правильно! Так не должно было случиться! Выплакавшись, немного успокоилась и попробовала рассуждать здраво, насколько вообще возможно в данных обстоятельствах. Голова работала плохо. Сейчас главное — укрыться от обжигающих солнечных лучей. Выбросив из корзинки испорченную подстилку, я надела ее как безразмерную шляпу. Жутко неудобно, приходится все время придерживать руками, чтобы не закрывала обзор, зато дает хоть какую-то тень и голове, и устроившейся на своем любимом месте на моем загривке Рыси, и даже спине. Как ни крути, надо возвращаться к реке. Без воды в пустыне, голой, только с ножом и корзиной трудно выжить. Особенно если рядом маленький ребенок. Хорошо, что мои следы замело еще не полностью — ветер не сильный, да и бежала вроде бы все в время в одну сторону. Примерно прикинув направление движения, пошла в сторону реки. Ноги вязли в сухом песке, как в трясине, в особо трудных местах при подъеме я не гнушалась передвигаться на четвереньках. Вокруг то и дело попадались низкие кусты засохшей травы и множество кактусов: значит, есть надежда, что источник воды не так далеко. Но все равно, если быстро дойти до реки не получится, придется остановиться и соорудить хоть какое-то укрытие, не дожидаясь, пока полностью кончатся силы: с пустыней шутить не стоит. На мгновение возник соблазн активировать флиграв и взлететь повыше, в более прохладные слои воздуха, но я решила повременить с таким экстремальным решением, ведь, впав в панику, могу легко потерять контроль над прибором и рухнуть вниз. От жары с меня ручьями тек пот, перед глазами плыли красные точки и кружилась голова. Все время хотелось ускорить темп, но я сдерживала себя, следуя принципу: тише едешь — дальше будешь. Где-то через полчаса неспешной ходьбы, взобравшись на очередной песчаный бархан, невысокий, но мне показавшийся огромным, я увидела впереди, совсем не далеко, голубую гладь реки и, обрадовавшись, ускорила шаг. Но на расстоянии меньше чем в сотню метров от нее Рысь судорожно дернула меня за волосы и панически закричала. Я сразу же повернула обратно, хотя сама еще не почувствовала ничего, кроме смутной угрозы. Отойдя на такое расстояние, чтобы дочь успокоилась, повернула обратно. Вода нужна все равно, а вот Рысь подвергать опасности не стоит. Закрыв дочь в корзине и поставив последнюю под раскидистый кактус на расстоянии нескольких десятков метров от того места, где она начала паниковать, я двинулась вперед. На мгновение замерла, достигнув конца собственного следа, где Рысь подняла тревогу, но потом пошла дальше. Уже знакомое состояние обрушилось на меня только через шестьдесят шагов. На сей раз, благодаря моему знанию, чего ожидать, панике не удалось взять вверх, хотя все время приходилось бороться с желанием повернуться и убежать. Цветное зрение резко выключилось, глаза протестующе заныли, а мир окрасился во все оттенки серого. Растущие неподалеку кактусы выглядели высохшими, а одинокий дракон на побережье — мумифицированным. И, самое главное, за рекой, далеко в пустыне, поднимался в небо огромный черный смерч. Именно от него исходила угроза. Не выдержав, я поспешила отойти на безопасное расстояние. Кстати, при пути из «мертвой» зоны граница, за которой включалась цветное зрение, находилась на добрых полсотни метров дальше, чем при входе в нее. Вынув дочь, взяла ее на руки и снова накрылась корзиной. Конечно, можно перебороть себя и добраться до реки, но вот смогу ли заставить себя пить затхлую воду? Пока — нет: жажда, конечно, мучает, но не настолько. Кстати, смерч ведь располагается почти под прямым углом к реке, чуть-чуть выше по течению. Возможно, возвращаясь к реке, я немного отклонилась от того маршрута, которым убегала, а значит есть шанс, что пройдя вверх, или, скорее, судя по положению смерча, вниз по течению, скоро доберусь до места, где границы «мертвой» зоны отступят и можно будет спокойно утолить жажду. Приняв решение, отправилась в путь вниз по течению реки. При нормальном зрении полоса воды манила и звала, обещая прохладу и живительную влагу, но подходить ближе я пока не решалась: слишком сильным оказался испытанный страх. Одно хорошо — ветер со стороны воды хоть немного снижает температуру воздуха. Через час решила рискнуть и, к удивлению, мне удалось добраться до реки так, что даже Рысь не подняла тревогу. Избегая залазить на глубину, устроилась на самом мелководье, в том месте, где небольшие волны то смачивали берег, то отбегали обратно. Увлажнив шерсть Рыси и недолго поплескавшись, с трудом удержалась, чтобы не опиться, стараясь делать небольшие глотки и подолгу смакуя каждую порцию воды во рту. Немного остудившись, зашла по колено и приняла вместе с дочерью приятную ванну, а потом там же и засела, укрывшись от солнца корзиной. До тех пор, пока жара не спадет, лучше не рисковать. И так, по ощущениям, я уже достаточно сильно обгорела. Вечер – ночь 183 суток. Пустыня Хорошо, что у меня быстрая регенерация. К тому времени, как жара спала, ожоги успели практически пройти, а верхний слой кожи начал шелушиться и облазить, обнажая еще не загоревшую молодую ткань. После отдыха голова прояснилась, и я смогла, наконец, проанализировать произошедшее. Даже если, предположим, погибнуть люди способны почти мгновенно, то для достижения такого состояния, какое я видела, одного часа мало. Нет, в некоторых случаях тело может изуродоваться быстро, при попадании в огонь, например, но при этом его владелец не продолжает ходить и говорить, как ни в чем ни бывало. Это во-первых. Во-вторых, возьмем того же дракона: в «мертвой» зоне он кажется мумией, а после выхода в нормальную — живым и даже здоровым, по крайней мере, на первый взгляд. И, наконец, что-то мне последние события сильно напомнили рассказ Аллы. Может, ее бурная фантазия ни при чем и она действительно видела мертвецов? Вон, я еще недавно испытывала абсолютную уверенность, что все посвященные погибли. А что, если они живы? Задним числом я понимала, что они не нападали и не проявляли агрессии. Скорее вели себя, как нормальные люди, встретившиеся с неадекватным поведением уже привычной соседки… Если так, то дело не в них, а во мне. Но не похоже, что я видела простую галлюцинацию: слишком все систематически, слишком много прослеживается закономерностей. Возможно, где-то недалеко в воздух попадает некое отравляющее вещество. Откуда? Ну, например, из подземного источника, если судить по аналогии с событиями в горах у Аллы. От отравления прямо посреди дня у меня включилось искаженное «ночное» зрение, причем почему-то не в цветном, а в черно-белом варианте. Что это именно «ночное», сомнений не возникало, поскольку оно слишком сильно разнилось с «дневным», чтобы можно было спутать. Возможно, миражи возникли оттого, что оба типа зрения функционировали одновременно? Хотя нет, вряд ли, ведь при смене времени суток тип зрения менялся не резко, а постепенно, так что некоторое время работал и один, и другой. В любом случае, отравление спровоцировало изменения в восприятии формы и цвета окружающего мира, да еще и исказило обоняние, что, вкупе с приступом ужаса и заставило меня покинуть плот. А народ, наверное, до сих пор недоумевает, что же это на меня вдруг нашло. Возможно, стоит попытаться догнать караван, чтобы проверить предположение. Вот только страшно. Слишком уж яркие картины встают перед глазами. Впрочем, есть способ прояснить ситуацию! Включив компьютер, порадовалась, что по привычке, сохранившейся со времен одинокой жизни в кронах, все полученное от керелей наследство постоянно ношу с собой (впрочем, учитывая его небольшое количество, это не составляет никакого труда). Надежда оправдалась: Игорь сидел в аське. — «Вы в порядке?» — на всякий случай спросила я. — «В полном. А ты?» — «Теперь — да,» — я задумалась: сомнения, хотя и уменьшились, но все равно оставались. — «Тут Дет спрашивает, собираешься ли ты нас догонять и, если да, предлагает не затягивать.» — «Как там Дима?» — не спеша отвечать, написала я. — «Говорю же: нормально. Скучает,» — нет, дело все-таки во мне. Это не может не радовать. — «Прости, тут Росс грозится компьютер отобрать и сам написать, если я не передам его слова. Он спрашивает, жива ли Рысь и просит, если что, сохранить тело для вскрытия.» Я поспешила заверить Игоря, что дочь жива, и Россу ничего не достанется, после чего сообщила, что намерена догнать, если получится, и, попрощавшись, отсоединилась. Поев, на мгновение заколебалась, как лучше поступить: отправиться в путь сразу или все же проверить одно предположение. Пара часов в данном случае ничего не решает, а зная о еще одной своей особенности и встреченной аномалии больше, в следующий раз смогу повести себя адекватнее. Решено — возвращаюсь. По самому краю берега (так что ноги иногда смачивали набегающие на песок волны) я неспешно пошла вверх по течению, и меньше чем через четверть часа Рысь подняла тревогу. Резко повернув и удалившись на безопасное для дочери расстояние, я оставила ее в корзине, а сама отправилась к «мертвой зоне», прихватив по пути два камня средней величины. Как только пересекла границу — остановилась и, присев на корточки, быстро сгребла ближайший песок в кучку, водрузив на нее один из камней. Хотя перебороть накатывающий при вхождении в «мертвую зону» страх не получается, но и он не лишает меня контроля над телом. Конечно, остается вероятность того, что чем дольше я там пробуду, тем меньше разумного начала во мне останется, но пока ситуация гораздо лучше, чем, например, при том же «жоре». Кивнув своим мыслям, оглядела уже знакомый, но от этого не менее пугающий пейзаж и пошла обратно. Едва зрение вернулось в норму, я воздвигла вторую такую же кучку песка. Теперь осталось подождать некоторое время и проверить, сместятся ли границы аномалии. Если они сдвинутся всего на несколько сантиметров, я, конечно, вряд ли замечу — не так уж точно поставлены холмики, — но при большей разнице смещение станет очевидным. Кстати, похоже, кратковременное воздействие не так вредно. По крайней мере, хотя в «мертвой зоне» казалось, что кровь выходит прямо через кожу, выбравшись в «нормальную», я не обнаружила никаких следов кровотечения. Да и у Рыси, когда она поднимала тревогу, ничего такого не происходило. С другой стороны, рисковать и травиться длительное время все равно не стану, даже для проверки. Вернувшись к дочери, отдохнула, а заодно набрала небольшой запас фиго-фиников. Потом быстро побежала в сторону меток. «Мертвая зона» началась там же, где и в прошлый раз. Обогнув дальний камень, я, не сбавляя скорости и не останавливаясь, бросилась обратно, и у второго камня ее воздействие меня оставило. Еще подождав, вновь, на сей раз неспешно, отправилась к границе. Она так и не сдвинулась. Медленно досчитав до двухсот и едва сдерживаясь, чтобы не ускориться, я повернула назад. Все, с меня хватит. Успокоившись, пошла вниз по течению, предварительно вытащив из корзины и посадив себе на загривок Рысь. Спешить не стоит, ведь если течение не замедлится, догнать караван я все равно не смогу. Но хоть немного замедлю отставание, к тому же, не так замерзну ночью. Итак, что удалось выяснить? «Мертвая зона» за три часа эксперимента не сдвинулась (или сдвинулась незначительно). Независимо от времени пребывания граница места, где состояние возвращается в норму, не смещается, то есть эффект воздействия не накапливается. С наступлением ночи направление ветра изменилось, но граница осталась на прежнем месте. Ядовитый газ так себя вести не может, по крайней мере, под воздействием воздушных течений граница как факт должна была сместиться. Значит, предположение насчет газа неверно. Ко всему прочему, меня очень беспокоит далекий черный смерч. Я его видела каждый раз, и каждый раз казалось, что именно от него исходит опасность. Даже если на самом деле это не смерч, что-то же создало такую картину. Впрочем, не стоит сразу же подозревать галлюцинации: во-первых, не так уж много известно о «ночном» зрении, мало ли какие нюансы могут открыться, а, во-вторых, очень уж сильно некоторые мои видения пересекаются с таковыми у Аллы и ее знакомых. Через некоторое время, когда на землю опустился холод, я ускорила шаг, делая небольшие привалы лишь чтобы поесть. А уже ближе к полуночи увидела далеко впереди стоящий у берега плот. Ночь 184 суток.