Пещера Сознание возвращалось с трудом, через тошноту и головную боль. Застонав, я прижала к вискам руки и открыла глаза, перед которыми тут же заплясали красные и белые пятна. — Тихо, лежи, — раздался голос, знакомый, но не узнаваемый из-за замутненного восприятия, от которого звуки норовили растянуться и изменить тональность. Даже слова удавалось разобрать с трудом. — Тебе нужен отдых. С трудом пошевелив высунутым набок и оттого слегка пересохшим языком, я попыталась ответить, но из горла вырвалось что-то нечленораздельное. Кто-то осторожно приподнял мне голову и прислонил к губам пиалу с водой. Только когда первые капли попали в рот, я поняла, насколько сильна жажда, и чуть не захлебнулась, пытаясь быстрее ее утолить. Потом, отдышавшись, снова предприняла попытку контакта. — Как тети? — Сети кое-где порвались, но не сильно, — с готовностью поведал неведомый собеседник и только потом понял, что вопрос касался вовсе не вещей. — С детьми все в порядке. А теперь отдыхай. Облегченно вздохнув, я расслабилась и снова погрузилась в тяжелый кошмар, периодически перемежаемый условными «просветлениями», в каждый из которых я оказывалась под властью жора. Во время приступов я что-то ела, возможно, даже живое, но затуманенное сознание милостиво покрыло неприятные воспоминания серой пеленой. Наконец настал момент, когда пробуждение не принесло боли. Некоторое время неподвижно лежала, даже не открывая глаз, и мучительно боролась с собственной трусостью: не хотелось даже думать о том, что я могла натворить, когда накатывал жор. Решившись, открыла глаза и впала в ступор, разглядывая решетку, находящуюся буквально перед носом. Протянула руку и, ухватившись за бамбуковый прут, безуспешно попыталась потрясти. Потом села и осмотрелась. Я находилась в небольшой, но крепкой бамбуковой клетке, на нашем плоту, вид которого сильно изменился. Теперь крыши не существовало в принципе, как, впрочем, и второго этажа. От построек остались лишь торчащие в разные стороны остатки бамбуковых стен да, судя по всему, выловленные из воды и сложенные вдоль бортов горы обломков стеблей и небольшое количество листьев, когда-то защищавших от дождя. Почти никого из взрослых, кроме спящего Севы и увлеченного чем-то, находящимся за пределами моего поля зрения, Росса не видно. Мы не плыли, и это тем более странно, что плот все еще находился в пещере. Большего из клетки рассмотреть не удалось и, с подозрением принюхавшись (пахло сортиром), я вернулась к изучению решетки. На совесть сделано: бамбук не тонкий и перевит лозой качественно. Поддавшись внезапному порыву, проверила наличие вещей и с ужасом обнаружила отсутствие не только ножа, но и кулона с кольцом. Нет, в случае чего выбраться-то и без них можно, но вот сколько часов или даже суток это займет… И тут же эту мысль перебила другая, гораздо более неприятная: что я совершила перед тем, как оказалась взаперти? Жор. Воспоминания о времени, проведенном под его властью, никогда не отличались четкостью, оставалось только смутное впечатление. И на сей раз я вроде бы ела что-то живое. — Как самочувствие? — поинтересовался зеленокожий, подойдя, но оставаясь за пределами досягаемости моих рук, наверное, на случай, если у меня возникнет желание напасть через решетку. Такое его поведение подлило масла в огонь, и последние сомнения в людоедстве растаяли, оставив меня один на один с жестокой действительностью. — Лучше, — кивнула я, но собеседник явно ждал гораздо более развернутого ответа. — Голова уже почти не болит и не тошнит, хотя ногу еще дергает и глубоко дышать больно, — Росс удовлетворенно хмыкнул и, сделав паузу, чтобы взять себя в руки, я перешла к гораздо более насущному вопросу: — Кто? — Что «кто»? — непонимающе поднял бровь зеленокожий. — Кто пострадал? В смысле, кого я убила? — меня затрясло, ответа слышать вовсе не хотелось. Мужчина промолчал, что навело на еще худшие подозрения. — Их было несколько? Рысь? Дима? Дина? Игорь? Илья? Юля?.. Кто?! — голос сорвался, я обхватила руками плечи в укусила себя за костяшки пальцев, пытаясь прекратить истерику. Двое? Трое? Сколько людей пострадало от того, что я повела себя самоуверенно и позволила себе забыть о наклонностях своего вида? — Никто, — вздрогнув, неверящим взглядом уставилась на Росса. — Что ты сказал? — Никто не пострадал, — повторил зеленокожий. — Есть хочешь? — Д-да, — я рассмеялась, размазывая по лицу слезы облегчения. Жизнь продолжается. Выходит, нападения не было и непоправимых ошибок еще не сделано. И только после еды, с аппетитом перекусив принесенной сырой рыбой, поняла, что кое-что не сходится. Я помню, как загрызла что-то живое. А еще клетка и отсутствие ножа… — Росс, что я все-таки натворила? — спросила я, указывая на решетку. — Дура, — почти ласково ответил он, усаживаясь неподалеку. — Ничего ты натворить не успела, — заметив мое вопросительное выражение лица, со вздохом продолжил: — Только вот тебе не кажется, что такие хм… специфические сведения мы должны были получить от тебя, а не от третьих лиц? — В смысле? — не поняла я. — Тебе по порядку или с конца? — Лучше с начала. Росс насмешливо фыркнул и начал рассказ. Из моей жизни выпало больше двух суток. Когда рухнуло строение, под завалом оказалась не только я. Одна из жен Дета погибла, острым краем расколовшейся от давления бамбучины ей, как копьем, пробило грудь, Света вывихнула руку, а Илья до сих пор прихрамывал: Росс подозревал, что у него трещина в бедре. Остальные отделались легко, а дети и Сева и вовсе не пострадали, за счет того, что оказались в своеобразной нише под завалом, когда весь вес рухнувшей постройки пришелся на столик и крышки детских корзин. Плетеные люльки немного погнулись, но не настолько, чтобы прищемить живое существо внутри. С врезавшейся в нас общаги толчком сбило и быстрым течением затянуло под днище мужчину. По всеобщему мнению, он погиб, поскольку с тех пор его никто не видел. И еще, в неразберихе исчезла женщина с другой общаги. Больше среди людей жертв от экстремального сплавления по бурному потоку не оказалось. Река в пещере текла без резких изгибов или поворотов, судя по всему, промыв себе широкий проход за многие сотни, а то и тысячи лет. Постепенно поверхность воды успокоилась и за несколько часов, пока посвященные разбирали завал и освобождали его невольных пленников, поток, хотя и остался мощным и быстрым, но перестал нести смертельную опасность своей непредсказуемостью. Сомкнувшись, скалы не заставили воду ютиться в тесноте: ширина реки почти не уменьшилась, все еще превышая сотню метров. А через полтора дня (что определили только благодаря наличию часов) правая стена пещеры превратилась в берег, довольно крутой, но достаточно длинный, чтобы караван смог к нему пристать. Люди не упустили такую возможность и до сих пор несколько групп искали выход наверх, исследуя многочисленные ходы и отвилки, которыми оказались буквально испещрены местные горы. После остановки люди впервые увидели родичей того «морского змея», о котором говорилось в дневнике. По словам зеленокожего, камнегрызы (так прозвали ползающих сквозь камень существ) встречались разных размеров — от нескольких сантиметров до десятков метров длиной. Чем-то похожие на немного сплюснутых с боков дождевых червей, с безглазой змеиной головой и таким же членистым, как и остальное тело, но еще более уплощенным хвостом, напоминающим тритоний. Камнегрызы могли выползать из стен или пола, мелкие порой падали с потолка. В пещерах их жило немало: за полчаса путешествия по туннелям Росс насчитал почти полторы сотни экземпляров. В основном попадались мелкие и не опасные, но однажды другой группе разведчиков пришлось убегать от крупной особи, ползущей им навстречу и перегородившей весь проход. К счастью, судя по всему, людьми эти существа не интересовались, но и не боялись, попросту игнорируя их наличие. Потому и техника безопасности с первого взгляда может показаться элементарной: не стой на пути, избегай контакта и быстрее отходи, если заметил что-то подозрительное. А вот на деле все гораздо сложнее, поскольку иногда камнегрызы могут вылезти прямо под ногами. Гораздо реже, но уже не единожды, зеленокожему удалось увидеть, как они выпрыгивают из стены, пролетают некоторое расстояние по воздуху, а потом ныряют обратно в камень. — Не увидел — не поверил бы, — прокомментировал свой рассказ Росс. — Даже и сейчас сомневаюсь, а не мираж ли все это. Что самое удивительное: когда они прыгают, камень кажется жидкостью, а уже через пару секунд — такой же твердый, как и раньше. Нет, ты не думай, я только на мелких проверял, — поспешил успокоить меня собеседник. — Но на разведку с тех пор духа идти не хватает. Сделав длинную паузу, зеленокожий вздохнул и вернулся к повествованию. На стоянке Марк, узнав о моем ранении, отозвал Росса в сторону и рассказал о том, что иногда, если организм нашего вида начинает испытывать недостаток питания, мы можем начать есть все (и всех), подвернувшихся под руку, независимо от личных отношений. А в бессознательном состоянии я не могу питаться, следовательно… Зеленокожий не стал колебаться и тут же сообщил об этом остальным, после чего общим советом посвященные и решили запереть меня в клетке. Так, на всякий случай. И их опасения полностью оправдались: очнувшись во второй и последующие разы (первый был, когда меня вытащили из-под завала), я отказывалась от нормального общения, только шипела и пыталась выбраться через решетку. Меня кормили, после чего я успокаивалась и засыпала. В одно из таких пробуждений схватила крупную еще живую упрыгавшую по настилу рыбину и затащила ее внутрь, где перегрызла хребет и долго с удовлетворенным рычанием поедала. После этого посвященные стали опасаться подходить к решетке на расстояние вытянутой руки. — Единственным существом, к которому ты не проявляла агрессии, оказалась Рысь, — заметил Росс. — Родную кровь, что ли, чувствовала. Да ее и удержать трудно: следи — не следи, а все равно к клетке подберется. Естественно, что активно питаясь, я достаточно часто испражнялась. Зеленокожий насмешливо назвал меня «чистоплотным животным», поскольку все дела я делала в одном углу. А вот попытку поставить в него емкость встретила недоброжелательно, после чего народ отступил, ограничившись тем, что выгребал «твердые отходы». Теперь понятно, что так воняет. — Росс, принеси-ка ведро с водой, — попросила я. — И, судя по запаху, не одно. Понимающе кивнув, зеленокожий выполнил просьбу, и следующие полчаса я занималась мытьем заветного угла клетки. Заодно и сама ополоснулась. В результате запах почти исчез, да и самочувствие улучшилось. Выпустить меня из клетки пока даже просить не стала: сначала надо убедиться, что приступ жора не повторится. Поэтому, когда Росс попытался выяснить, как я отношусь к тому, чтобы еще некоторое время провести взаперти, не стала возражать. — И не злись на Марка, — добавил зеленокожий. — Он правильно поступил. — Я не злюсь, наоборот, очень ему благодарна. Ответ был искренним и от чистого сердца. Действительно, верхом идиотизма в такой ситуации было бы обвинять оборотня в злом умысле или желании навредить. Неужели несколько дней взаперти хуже, чем возможность стать убийцей кого-то из своих друзей? Даже не просто людей, а тех, кого любишь. Нет, цена невелика. Другое дело, что все равно оставалось опасение о моей дальнейшей судьбе. Вдруг, узнав про такую не слишком приятную особенность моего вида, посвященные не захотят больше иметь общих дел? Нет, жизни вряд ли что-то угрожает, а вот мне, как члену племени… Заложив руки за голову, я улеглась поудобнее, разглядывая потолок пещеры и с улыбкой вспоминая Марка. Да, как только окажусь на свободе, с ним надо переговорить, ведь если он хотя бы в половину такой же мнительный, как я, то наверняка уже попрощался с самой возможностью жизни с другими свободными. А я не хочу, чтобы он ушел. 318 – 326 сутки (32 августа – 5 сентября 1 года). Пещера — река в пещере Из клетки меня выпустили только через сутки, к обеду. К этому времени появилась какая-никакая, но надежда, что до следующего экстремального события приступы жора закончились, поскольку после того, как я пришла в себя, ни разу не повторялись. — Вот только одного я так и не поняла, — обратилась ко мне Надя. — Почему вы с Россом скрывали, что у вас такие хорошие отношения? Я недоуменно пожала плечами. Зачем хранить в тайне то, что очевидно? Да, после эпидемии мы стали друзьями. Или за попытку утаить посчитали то, что зеленокожий по-прежнему продолжает общаться в своей не слишком приятной хищно-ехидной манере? — Мы не скрывали. — Просто я не понимаю, почему ты рассказала о жоре ему, а не кому-то еще. Не думала, что ты настолько нам не доверяешь. — Если бы не доверяла, никому бы не рассказала, — не согласился с терапевтом Илья. — Хотя я, честно говоря, тоже не слишком понял твой выбор, — добавил химик. — Но лучше уж Россу, чем вообще никому. В ответ на мой вопросительный взгляд зеленокожий улыбнулся и, как ни в чем не бывало, облизал измазанные в рыбьем жире пальцы. Выходит, он солгал остальным, не сообщив, от кого узнал об неприятной особенности моего вида. Почему? Недолгие раздумья подсказали сразу две причины. Первое — не факт, что кто-то из посвященных не посчитал бы действия Марка предательством, а второе — мне действительно следовало все рассказать самой, а не надеяться на авось. Ошибка, которая чуть не стала роковой. Уже не однажды Росс помогает мне избежать неприятностей. Но винить себя сейчас, задним числом, — напрасная трата времени. Лучше просто учесть на будущее и попытаться больше не допускать таких просчетов. — Так уж получилось, — прервала я негромкий спор о причинах моего доверия к зеленокожему и настороженно обнюхала беловатый гриб. С ним вроде все в порядке, но откуда-то тянет легким ароматом тухлятины. — А что у нас испортилось? — Ничего, — сказал Маркус, задумчиво покосившись на просиявшего агронома. — Вот, я ведь говорила, что воняет! — воскликнула она. — А вы все утверждали, что мне это чудится. Надо обыскать плот! — Ну если вам надо, то сами и обыскивайте, — безо всякого желания принимать участие в затевающимся мероприятии, заявил рыжий физик. Разговор прервал низкий гул, идущий откуда-то снизу и вызвавший приступ страха и, одновременно, как будто по команде, заплакали дети. — Опять, — поежился Илья. Тихо звякнули сложенные в углу пробирки, в миске всколыхнулась вода, а с потолка в реку свалилась пара небольших камнегрызов. Землетрясение было не сильное, и, ко всеобщему облегчению, обошлось без разрушений, но впечатление оно на меня произвело. — В первые два дня такое часто было, а вот в последние сутки успокоилось, но, как выяснилось, ненадолго, — пояснила Юля. — Каждый раз так и кажется, что сейчас потолок рухнет. — Но пока сверху ничего страшнее камнегрызов не падало, — добавил Маркус. — Что уже странно. Похоже, материал из которого состоят эти горы, крепче и более упругий, чем кажется. Посвященные быстро перевели разговор на другую тему. Никому не хотелось констатировать очевидный факт, что мы ничего не можем противопоставить этой угрозе. — Мне еще кое с кем поговорить надо, — закончив обед, я поднялась и направилась на берег. — Когда вернусь — могу присоединиться к поискам тухлятины. В глубине души я надеялась, что к тому времени все разрешится без моего участия. Оборотня удалось найти быстро: он остановился на максимальном возможном в пещере расстоянии от нашего плота. — Марк, я тебя люблю! — воспользовавшись тем, что мужчина сидит, я обняла его за шею и чмокнула в щеку.