Девица пробежалась шариковой ручкой по лесу поднятых рук. — Так, кто против? Я один поднял руку. Она посмотрела на меня с укором, покачала головой, но ничего не сказала. — Воздержавшиеся? — в зале никто не шелохнулся, — единогласным решением ставим вопрос на голосование… — Подождите, может хоть объясните мне, за что меня собираются исключать? — я встал со своего места. Я почувствовал, что еще чуть-чуть и будет поздно. Мне даже слова не дадут сказать. Нельзя было дальше сидеть сложа руки. — Бодров, ты прекрасно знаешь, за что, — обратился ко мне тот, который «пригласил» вошел в зал до меня. — Стойте, не шумите. Сёмин помолчи. Это будет не по-комсомольски! — раздался голос из президиума. — Давайте, дадим Бодрову возможность объяснить свое поведение. Раз он говорит, что не знает, — продолжил спокойно парень с щербатым лицом. Кажется, секретарь комсомольской организации или комсорг, — пусть выскажется. — Нет не знаю, — я не то чтобы испытывал надежду, но мне было приятно, что хоть кто-то соблюдал видимость справедливого рассмотрения дела, — спасибо, что услышали меня. Я, действительно, хочу знать в чем меня обвиняют. — Ты вёл себя абсолютно неподобающим образом. Ты позоришь Комсомол, — продолжил Сёмин, — ты избил Сухишвили и Гончаренко. А потом притворился, что у тебя сотрясение мозга и спрятался в больнице. Ничего себе, подумал я про себя. А Макс Бодров оказался не таким уж и тюфяком — за два дня успел навалять четверым. Я поискал глазами Вику Рерих и Машу Баландину, с которой должен был танцевать. Их не было в зале — уже хорошо. Девчонки не увидят этого позора. — А почему вы решили, что я их избил? Что это не было вынужденной самообороной? Вы уже спрашивали Гончаренко и Сухиашвили о том, из-за чего произошёл конфликт? Не было ли у них при себе кастетов, ножей или других предметов, которые можно использовать в драке, как холодное оружие? — Это смешно Бодров! Ты сейчас пытаешься обвинить своих жертв, хотя сам прекрасно знаешь, что ты напал на них ни с того ни с сего. Они уже выступали. Собрание заслушало их показания. Все в протоколе! — он ткнул в сторону еще одной девушки в президиуме, которая записывала стенограмму — А давайте всё же ещё раз спросим у них, — я посмотрел на двух отморозков, которые прятали от меня глаза, — Гончаренко, скажи собранию, что именно ты хотел от меня и чем угрожал мне и девушке, которая была со мной? Напомни свои слова, когда встретил нас после сеанса кино? Теперь я отчётливо вспомнил, что происходило с Максом Бодровым до моего попадания в его тело в парке около кинотеатра. За неделю до пятничной драки Виктория Рерих отказала Гончаренко в свидании. А он почему-то нарек её своей девушкой, несмотря на то, что она так не считала. Своего согласия на это не давала и не принимала его ухаживания. Гончаренко преследовал её, подкарауливая то у подъезда дома, то около школы. Навязчиво сопровождая её везде, где только она ходила, он задирался со всеми, кто раньше оказывал ей знаки внимания. Устав от постоянного преследования Вика попросила меня поговорить с Гончаренко. Я не считал её своей девушкой, мы были просто друзьями. Но, конечно же, я не мог отказать. У меня было на руках два билета в кино, и я предложил ей сходить вместе на сеанс. А после кино обсудить ситуацию с Гончаренко. Зайдя за ней перед фильмом мы без приключений добрались до кинотеатра, не встретив и её злопыхателя, и его дружков. Однако, незадачливый ухажёр каким-то образом выведал у домочадцев Вали, что она ушла со мной в кино и решил перехватить нас после сеанса. Они подошли к нам втроём в парке. Гончаренко сходу начал мне угрожать. Он брызгал слюной, притворялся приблатненным и угрожал тем, что оторвёт мне голову за то, что я общаюсь с «его» девушкой. Меня это поначалу забавляло, но потом он стал хватать мою спутницу за запястья, пытаясь разделить нас и оттащить её в сторону. Он кричал, что убьёт её, если она не достанется ему. Или ему или она не достанется никому. Полный идиот. Это вряд ли была было реальной угрозой, но игнорировать, то что он схватил Вику Макс не мог. Я предупредил его дважды чтобы он отпустил руку девушки, но Гончаренко оказался непонятливым. Кроме того, один из его дружков накинулся на меня сзади и обхватив предплечьем мою шею, пытался меня душить. Тогда я со всего маха заехал ему затылком в надбровную дугу и теперь он сидел с огромным фингалом на пол-лица. Дальше я отправил хук Гончаренко в ухо — тот обмяк и разжал захват. Виктория освободилась. Третий дружок по фамилии Кацсон не вмешивался в драку. Он отступил на несколько шагов. В следующую секунду я увидел в руках Гончаренко кастет. Глава 7 В следующую секунду я увидел в руках Гончаренко кастет. И тут произошло нечто неожиданное. На Макса Бодрова тоже напали сзади. Это было общим в обоих нападениях в парках. В прежнем времени и сейчас. Только в восьмидесятых удар нанесли тяжёлым плоским предметом по затылку. Возможно это была деревянная доска, кирпич или плоский камень. Не знаю. Макс упал вперед на грудь. Совсем короткое время он видел кастет в кулаке Гончаренко. Стало понятно, что не это подлое оружие стало причиной потери сознания, а возможно, даже клинической смерти. Сзади ударил кто-то четвертый. Кто же это мог быть? Эти двое, сидевших на против ничего не скажут и так понятно. Ответ на этот вопрос могла дать Вика Рерих, но ее не было рядом. Попробую всё же добраться до совести этих уродов, хот шансов ноль. — Так, что молчишь, Гончаренко? Где твой кастет? — Какой кастет? — неуверенно пробурчал он. Гончаренко явно был не готов видеть меня здесь и отвечать за свои дела. — Кто бил меня сзади по затылку? Ты же видел. — Не знаю я. Кто тебя бил. — Ладно, а ты Сухишвили тоже не знаешь кто меня бил сзади? Тебя тоже там не было? Скажи мне, кто на кого первый напал? Сухишвили начал ерзать на стуле, опустив глаза. Потом он набрался наглости и выдохнул: — Ты первый напал. — Хорошо, и чем же я тебя ударил, раз у тебя такой бланш? Семин встрял в наш разговор. — Это не имеет значения. Ты мог его покалечить. Я не обращал внимания на их защитника. — Я тебя, Сухишвили, пальцем трогал, до того, как ты начал меня душить со спины. А потом я тебе врезал головой в глаз. По залу прокатился гул. Стало понятно, что я навалял им не без причины. Часть зала считала, что меня справедливо «успокоили», другая все же начала сомневаться в рассказах этих двух субъектов и поддержала меня. — Тишина в зале, — девушка снова стучала молотком. Я смотрел на этих двоих. Они зло зыркали в мою сторону, но молчали. — Тогда, расскажи нам свою версию, Бодров, — обратился ко мне комсорг. — Ну а что рассказывать, тут задета честь девушки, которую я защищал от этого, — я кивнул в сторону Гончаренко. — Гончаренко, девушка была? Или он врет? — складывалось впечатление, что комсорг хочет разобраться. Но я ошибался. Гончаренко молчал, опустив голову и теребя пуговицы на своей рубашке. — Бодров, о какой девушке ты говоришь, как ее зовут? Она ученица нашей школы? — весь президиум уставился на меня. Даже стенографистка оторвала ручку от стенограммы и вращала ее между средним и указательным пальцем. — Я не могу назвать ее имя, без ее согласия, — ответил я на вопрос, — но я невиновен и чист перед вами. Я защищал девушку от этих двоих. С ним был еще третий, но он не вмешивался. Потом кто-то ударил меня сзади по голове, и я потерял сознание. — Гончаренко был третий? Тот отрицательно покачал головой. — Сухишвили? Дружок Гончаренко мельком посмотрел на вожака их компании, который выглядел сейчас, как общипанный воробей, вся его спесь куда-то исчезла потом стрельнул злым взглядом в мою сторону и соврал без зазрения совести — Не было никакого третьего. — А девушка? Он смотрел прямо перед собой положив локти на колени и касаясь кончиками пальцев своих рук друг друга. У него были острые черты лица и тонкие усики. — Нет, не было.