— Мало чем, — ответил ему старик. — Только кислота для травления готовится по иному рецепту. Плюс к тому, раствор для снятия окисла с меди надобен. По сути, весь секрет качества клише для печати денежек в этих растворах-то и заключается. Особенно в кислоте. И мне секрет этот известен, Валюх. Если получится у нас с тобой намешать такую кислоту, то ни о какой «изъеденности» элементов клише не будет и речи. Все будет ровненько, как на «Гознаке», точнехонько, как в аптеке. Вальку слова наставника несколько воодушевили. Единственное, что смутило, так это уточнение «если». — А что, может и не получиться? — задал логичный вопрос он. — О, нет, вьюноша. Рецепт у меня точный. Самостоятельно, правда, наводить кислоту по рецепту этому мне не приходилось, но как работает она — видел. Это не кислота, Валюх, а буквально живая вода… — старик усмехнулся: — Вернее, мертвая… Медь на засвеченных участках она буквально выжирает, будто голодная пиранья. И при этом, главное, точно по очерченным границам! Единственная сложность, я не знаю, в каких пропорциях мешать вещества для приготовления этого растворителя. — Как не знаете? — удивился Валька. — Вы только что сказали, дядь Борь, что… Борис Аркадьевич перебил его. — Я говорил, что знаю рецепт. То есть мне известны ингредиенты, так сказать, из каких надобно кислоту эту мешать. Но, увы, к большому моему сожалению, я не могу сказать точно — в каких пропорциях эти ингредиенты берутся. Но, думаю, методом проб и ошибок пропорцию эту сыщем мы с тобой, мой мальчик, быстро… Обязательно сыщем! И вот уже подходил к концу пятый день их экспериментов, а оптимального соотношения компонентов растворителя все еще не было найдено. Валька взял одну из последних изготовленных ими медных пластин с зеркальным изображением двадцатипятирублевой купюры и, повертев перед глазами, внимательно рассмотрел. На обороте обнаружилось несколько царапин в форме «галочки». Но этот дефект на качество печати никак повлиять не мог. Зато сам рисунок Вальке понравился, хотя и несколько озадачил тем, что рельефные элементы в нем отсутствовали. — Дядь Борь, да вроде все здоровско! Нате, поглядите, — протянул он ее Кранцу. — Только не понял я — а где рельеф? Почему четвертак на ней отображен плоско, как на фотобумаге? Борис Аркадьевич, приняв пластину из рук ученика, удостоил ее лишь беглого взгляда, после чего небрежно бросил в коробку из-под фиксажа, в которой скопилась уже добрая дюжина подобных бракованных клише. — Не то, Валюх, не то… В стеклянных ванночках «зрели» еще три пластины. Процесс воздействия на них кислоты по времени сильно отличался от, скажем, проявки обычной фотографии в проявителе. Хотя даже попытка сравнения этих процессов в данном случае неуместна: фотография проявлялась секунды, а «работа» кислоты над будущим клише длилась от нескольких часов до нескольких дней, в зависимости от решения «главного алхимика» — Бориса Аркадьевича Кранца. Сначала Валька пытался понять логику этих его решений: повторял про себя пропорции веществ, из которых старик наводил кислоту, засекал время — какая пластина сколько времени подвергается воздействию данного вида кислоты. Но потом махнул на это рукой, положившись во всем на старика. Главное, тот не скрывал от него общий состав кислоты, ну, а отыскать то, в каких пропорциях смешивать ее компоненты, действительно, — дело техники. Первую половину следующего дня Валька, как прилежный студент, провел в своем техникуме. Две пары пролетели незаметно. Когда звонок, раскатившийся дребезжаньем по технарским коридорам, возвестил об окончании третьей пары, Валька спохватился — он даже не понял, что за предмет только что был: «Основы марксистко-ленинской теории» или «Экономика». Все эти прошедшие шесть учебных часов он провел, что-то увлеченно черкая в общей тетради. Если бы кто-то заглянул в нее, то вряд ли что понял, увидев там цифры, математические знаки, иксы… Валентин Невежин увлекся химией — наукой, весьма далекой от основ социалистической экономики и теории коммунизма. Да ну их к лешему! Есть вещи и поважнее. Валька пытался самостоятельно отыскать пропорции кислоты, над приготовлением которой они с Кранцем бились почти неделю. Казалось, все варианты уже перепробованы. Ан нет — шесть часов поисков увенчались определенным успехом — Валька нашел пару новых, пока еще не опробованных вариантов смешивания компонентов кислоты. Конечно, не факт, что эти варианты правильные. Но проверить их Вальке не терпелось. После занятий он, не забегая домой, сразу же направился на Ревпроспект, в «Фотографический салон Кранца», торопясь поделиться своими открытиями с наставником. Однако тот встретил его улыбкой авгура. — Валюх, — тихим, загадочным голосом начал он, — кажется, философский камень у нас в кармане! — Неужели отыскали-таки нужные пропорции? — уточнил Валька. — Боюсь сглазить, вьюноша, но мне кажется, что нашел. — И какие же, дядь Борь? Тот, продолжая улыбаться, махнул рукой, бросив невнятное: — А! — Какие же? — повторил вопрос Валька. Борис Аркадьевич как-то виновато пожал плечами. — Знаешь, Валюх, не записал. Помню лишь на глаз, сколько чего мешать. — Так мы можем взять мерную колбу и посчитать, сколько чего вы использовали, — предложил Валька. — Обязательно, вьюноша, обязательно… — пробормотал старик, — но только чуть позже. У нас с тобой совершенно не остается времени. Утром уже приходил заказчик, спрашивал, как идет работа. Самое большее, через неделю мы должны будем предъявить ему товар. — Неделю? — удивился Валька, сразу забыв о формуле кислоты. — А почему так долго? Кранц усмехнулся: — Ты думаешь, нам нужно сделать всего одно клише? — А сколько же? — Минимум шесть штук: клише плоской, глубокой и высокой печати. — В каком смысле? — не понял Валентин. — Э-э, милый, — продолжал улыбаться Кранц, — тебя еще учить и учить ремеслу… Глубокая печать — это… Впрочем, — махнул он рукой, — тебе это знать пока не обязательно. — Как это не обязательно? — возмутился Валька. — Как же я буду помогать вам дело делать, не зная его тонкостей? — Хм, мне нравится твоя настойчивость, вьюноша! — произнес старик, опускаясь в кресло, после чего объяснил своему ученику: чем глубокая печать отличается от плоской и высокой, что такое орловская печать, защитная сетка, а также кое-что поведал о водяных знаках и защитных волокнах. — При производстве денег используют несколько видов печати, — напомнил он, — значит, и нам нужно сделать разные клише. Их потом будут прокатывать по бумаге по очереди. И не забывай, Валюх, купюры обычно печатаются с двух сторон, — уже с незлой насмешкой просветил Кранц Валентина, — стало быть, количество клише надобно удвоить. — Уф, — вздохнул Валька, выслушав все это, — прямо целая лекция! Вам бы к нам в технарь, дядь Борь, преподом. — Кем? — не понял Борис Аркадьевич. — Преподом. Преподавателем, — пояснил Валька. — И сколько же, интересно, ваши преподаватели получают? — насмешливо прищурив глаз, поинтересовался старик. — Может, оно и правда — лучше учительством деньгу зарабатывать, нежели так вот, как мы… Валька рассмеялся: — Да гроши они получают, дядь Борь! Сами говорят иногда: «Работаем чисто за интерес!» И все плачутся, плачутся… Нет бы кооператив какой-нибудь самим открыть! Да, дядь Борь? А то все ждут, когда им дядя из Министерства образования зарплату поднимет… Кранц покачал головой: — Не надо так говорить об учителях. Они — святые люди! — Но нищие! — Ну и что? Я вот тоже нищий. Хотя и кооператив открыл. Ты ж сам видел, какая у нас выручка. — Да, но мы ж с вами на клиентах-то и не собираемся зарабатывать! — заметил Валька. — Как это — не собираемся? — нахмурил брови Кранц. — А для чего тогда я открывал салон? Валька смотрел непонимающими глазами на старика, и тот продолжил: — Мне нравится снимать людей, Валюха, я обожаю фотографии им делать… Поймать выражение лица, оно же — как время остановить! Это же искусство, Валентин! — старик вздохнул. — Но за клише-то вы взялись, чтобы заработать? — спросил его Валька. Хотя для него теперь было вполне очевидно, что стариком движет в этом лишь желание получить сумму, достаточную для того, чтобы всецело посвятить себя любимому, но далеко не доходному делу. Однако ответ Бориса Аркадьевича обескуражил Валентина. — Нет, Валюх, — сказал он, — не заработать… — Как это… не заработать… Так зачем же тогда вы жилы рвете? — с недоумением спросил Валька. — Вряд ли ты поймешь, вьюноша… — Борис Аркадьевич снова вздохнул. — Сделать безупречное банкнотное клише — это тоже искусство. Да какое! Ты только вообрази себе: дело рук твоих разойдется по стране миллионным тиражом! Вот ты знаешь, конечно, кто у нас изображен на бумажных деньгах? — задал он вопрос, несколько неожиданный для Валентина. — Разумеется. Ленин, — ответил тот. — А кто такой Ленин? — Как кто? — улыбнулся Валька. — Вождь революции! — Какой он, на хрен, вождь?! — Кранц возмущенно ударил ладонью по подлокотнику кресла. — Таких вождей после семнадцатого вагонами считали. Просто сделали из него вождя. Потому как Бога отменили, а народу икона новая требовалась. Вот и нарисовали ему ее, да на деньги портрет этот шлепнули… — старик хмыкнул. — Слышал, как один поэт возник по этому поводу? — он прочитал с выражением: Я не знаю, как это сделать, Но, товарищи из ЦК, Уберите Ленина с денег, Так цена его высока! Понимаю, что деньги — мерка Человеческого труда. Но, товарищи, сколько мерзкого Прилипает к ним иногда…[8]