— Ну, да. По нему можно запросто схлопотать пятнашечку. А то и вышку! — согласился Борис Аркадьевич. — Статья 87 Уголовного кодекса РСФСР. Да только известно ли тебе, вьюноша, что подразумевается под фальшивомонетничеством в нашем родном советском законе? — Что? — Изготовление с целью сбыта, а также сбыт поддельных государственных казначейских билетов, — процитировав по памяти закон, пояснил Кранц. — Ну? И вы предлагаете мне заняться вместе с вами изготовлением подделок? — Да боже упаси! — усмехнулся старик. — Я тебе разве это говорил? — А разве нет? Как же тогда еще понимать ваши слова, дядь Борь? — Дословно, Валюх, — хлопнул в ладоши Кранц. — Вспомни футболки, которые делал «Сампошив». Кто печатал на них изображения всяких Фреддиков? Кто пускал их в торговлю? Ты? — показал он пальцем на Вальку. — Я? — ткнул он им себя в грудь. — Да нет, — пожал плечами Валентин, — Васькины рабочие и печатали. Наше с вами дело маленькое, дядь Борь. Только клише… — Ну, а я о чем тебе толкую? — с нотками радости в голосе, спросил Кранц. — Посуди сам. Закон наказывает за изготовление и сбыт поддельных денег. Так? Но мы-то с тобой, разлюбезный ты мой, и не будем их изготавливать, и уж тем более сбывать. Это же ежу понятно: если ничего не изготовил, то и сбывать тебе нечего будет. Я прав? Но вот если ты сделал лишь клише с изображением купюры… — здесь Борис Аркадьевич сделал таинственную паузу, после чего вкрадчиво спросил: — Надеюсь, Валюх, ты понимаешь, что я хочу сказать? Валька наморщил лоб. Действительно, получалось все предельно просто. Тюрьма грозит человеку, который сбывает поддельные деньги. Светит она, однозначно, и тому, кто отпечатает эти подделки. Но вот тот, кто изготовит клише для печати… Что? Получается, этот-то человек здесь ни при чем? Выпадает этот мастер из юридической цепочки. Закон же о нем молчит! Подобный вывод, сделанный вроде бы самостоятельно, стал для Валентина Невежина настоящим открытием. — Вы хотите сказать… — неуверенно проговорил он, обращаясь к Кранцу, — что кто-то, как и Васька из «Сампошива», купит у нас клише четвертной купюры и уже сам будет использовать его, как пожелает? Мы с вами, значит, ни к какому фальшивопечатанию отношения иметь не будем? — Милый мой, сообразительный мой вьюноша! — радостно заулыбался старик. — Наконец-то… Наконец-то до тебя дошло то, о чем я толкую! Конечно же, никакого отношения к дальнейшей судьбе клише мы иметь не будем. Более того, все следы нашей работы уничтожим. Никто и не подумает, что в этом салоне старик и юноша смогли сделать печатную форму для денег. Подкопаться к нам с тобой будет не так-то просто. Однако Вальку, несмотря на его неопытность во всяких юридических вопросах, все же что-то настораживало в предложении Кранца. Зачем тот обмолвился, будто подкопаться под них будет не так-то просто? Значит, в случае чего, копать все же будут? Стало быть, не такое уж невинное дело предлагается сейчас ему! Видя сомнения своего помощника, старик поспешил увести того от ненужных мыслей и монотонно, будто стараясь звуком своего голоса загипнотизировать его, забормотал: — Тут и сомневаться не в чем, Валентин. За работу тебе заплатят не поддельными, а самыми настоящими деньгами. Причем это будет сумма, несопоставимая с тем, что ты зарабатывал на «Сампошиве». И ты не только станешь обеспеченным человеком, ты станешь носителем тайного знания… Мало, ох мало в мире настоящих денежников! Если что приключится с тобой в будущем, когда тебе потребуется много денег, ты просто обратишься к своей памяти, и в башке твоей сразу включится печатный станок… Ты, Валюх, станешь человеком, который умеет делать деньги! В прямом, так сказать, смысле. Ты уподобишься тому самому дворянину, о котором я тебе говорил… Будешь жить с ощущением собственной значимости, породы, так сказать… Только подумай, как ты возвысишься над своими сверстниками. Над серой массой, над быдлом, как ты говоришь. Ты больше не будешь молекулой, Валя! Конечно, некоторый риск есть… Но риск имеется во всем! Однако, мой золотой, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Вспомни Горького Алексея Максимовича… Интересно, в школе еще проходят Горького? Гениальный писатель, между прочим! Вспомни, Валя: Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо… Ты не увидишь Его так близко!.. Эх ты, бедняга! — И именно сейчас стоит пред тобою выбор, мой мальчик: быть ли соколом тебе гордым, или этим, змеем ползучим, ужом! «Рожденный ползать — летать не может!» Задумайся, Валюх, не о тебе ли эти слова? — закончил свою речь Кранц, пристально взглянув на Вальку. Тот невольно поежился под этим взглядом и отвел глаза. Сокол ли он? Или уж? Неожиданный вопрос. Еще несколько минут назад Валька сам пытался доказать старику, что все-таки сокол, а не «частичка серой массы», не «молекула»! Да только что-то все равно боязно… «Подделка государственных казначейских билетов преследуется по закону»! — звучал в голове у него, повторяясь, бездушный, как система советского правосудия, металлический голос. И эхом отзывались слова Бориса Аркадьевича Кранца: «…По нему можно запросто схлопотать пятнашечку. А то и вышку!» Сам же старик продолжал вопросительно смотреть на своего ученика, махая перед его носом двадцатипятирублевой бумажкой. — Ну, так что, Валюх? Что ты мне скажешь: как дальше жить собираешься? И тут Валька вдруг увидел себя на месте отцовского друга, бывшего инженера, ныне торгующего на рынке сигаретами. Это было довольно странное, мимолетное видение, подобное взгляду на себя со стороны в будущем. Погода перед глазами менялась, словно в мультфильме: снег, дождь, солнце, снова снег… Щеки и подбородок его покрылись щетиной, под носом по-взрослому распушились смоляные усы, неприятно залезая в рот… Снег оседал на них, таял, вновь цеплялся к ним. Но вдруг, в очередной раз сорвавшись вниз талой каплей, не явил глазам прежней черноты усов… Да и голова начала седеть, на лбу прорезались морщины. Видать, минуло много лет! И что же? Он все стоит так, с лотком в руках, продавая сигареты, и кричит осипшим голосом: «Космос»! Семьдесят копеек. «Столичные» — шестьдесят. «Родопи», «Стюардесса» — по полтиннику. «Прима», «Астра», «Дымок»… Валька почувствовал себя загнанным волком. Мудрый охотник весьма грамотно развесил флажки: шальные деньги — поддельный комсомольский билет — отсрочка от армии… Ежели повесить сюда еще фальшивую купюру достоинством в двадцать пять рублей, то получится замкнутая площадка, напоминающая боксерский ринг: вечное движение, азарт, блеск фотовспышек, музыка, шампанское, победы, полуголые красавицы, дефилирующие с номерами раундов в руках… Если же поднырнешь под веревку с флажками, окажешься один на один с серой, бесконечной тундрой, где до самых твоих последних дней она будет крутить метелью твой монотонный голос: «Космос», «Родопи», «Дымок»… Тряхнув головой, Валька прогнал видение и сказал одно-единственное слово: — Уговорили… Глава 10 Будни фальшивомонетчиков. Процесс пошел «Фотографический салон Кранца» продолжал работать, на первый взгляд, в прежнем режиме. Люди шли сюда, чтобы запечатлеть себя на всевозможные документы. При этом нарисованная трешка, заключенная в рамочку, что одиноко висела на стене фотозала, мало кого подвигала быть щедрым в оплате работы мастера. Дневная выручка, как и раньше, складывалась из мелких купюр и монет. А цены на фотоматериалы росли! Как-то, посчитав то, что удалось заработать за день, Борис Аркадьевич горько усмехнулся: — Похоже, Валюх, сегодня мы с тобой поработали себе в убыток. Валька хмыкнул, намекая на то, что обслуживание обычных клиентов и за работу уже не считает: — Но разве мы сегодня РАБОТАЛИ, дядь Борь? — Да, ты прав… — вздохнул тот. — Иди, вешай табличку на дверь да запирайся. Потом здесь, в зале, приберись. Пол протри. А я пока в «темной» поколдую над раствором… Уже пятый вечер, как только на дверь фотосалона вешалась табличка «ЗАКРЫТО», внутри него начинался совсем другой рабочий процесс — весьма далекий от дневного. Старик и юноша, уподобившись древним алхимикам, звенели стеклянными колбами, смешивая в них какие-то загадочные реактивы, жгли спиртовку, порою заполняя помещение мастерской ядовитым зеленым дымом. — Не то, Валюх… Не то… — бормотал старик, рассматривая под стеклом гигантской лупы прямоугольные медные пластины с «изъеденной» поверхностью. На каждой из них была опробована кислота того или иного варианта приготовления. Однажды его юный помощник предположил: — Может, дядь Борь, мы все-таки не те вещества смешиваем? — Нет, Валюх, — уверенно ответил ему старик, — состав кислоты, что нам с тобой требуется получить, я знаю как Отче наш. Но вот пропорции… Не думал я, что придется когда-нибудь применять мне сие знание на практике. Не надеялся, так сказать… Да и ладно! Ничего страшного. С каждым днем вариантов все меньше, а значит, и близок успех. Веришь мне, вьюноша? Валька Невежин верил. Хотя еще пять дней назад и сомневался в затее своего наставника. Не думал он, что у старика получится изготовить клише, с которого можно будет получить качественную копию двадцатипятирублевой купюры. Перед глазами стояли автобусные абонементы, где, если приглядеться, можно было заметить сильную «изъеденность» краев элементов изображения. Именно такие характерные следы оставляло на бумаге клише, изготовленное способом фотоцинкографии. По этим признакам легко определить поддельность денег. Более того, в первый же день, когда Борис Аркадьевич рассказал ему о своих планах изготовления клише для банкнот, Валька невольно подумал, как легко будет вычислить их «фабрику» ментам. Мыслями этими он не замедлил поделиться с наставником: — Дядь Борь… Но вот представьте себе, если следователи попытаются вычислить нас… — Не получится, — усмехнулся Кранц. — Как только мы слепим клише, все оборудование тут же уничтожим. — Да, но останутся еще отпечатанные нами автобусные талончики, да еще те клише, которые мы делали для «Сампошива»… — Ну и что? — Как что? Менты ж не дураки! Проведут экспертизу денег, которые с нашего клише отпечатаются. И поймут, дядь Борь, что отпечатаны они с формочек, которые были сделаны на цинке. Начнут узнавать, кто в городе такими делами промышляет. Заинтересуются, к примеру, как Васька на своем «Сампошиве» картинки на футболки шлепал. Ну, а Ваське что? Какой резон ему скрывать, что клише эти мы ему поставляли? Выдаст. Как пить дать, выдаст. Вот и придет к нам эта… Ну, как ее? Которая еще на «СС» заканчивается? — не мог вспомнить Валентин названия грозной милицейской службы. — ОБХСС, — напомнил ему опытный наставник, пояснив: — Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. — Во-во! Обахаэс. Так что, дядь Борь, даже если все следы и оборудование мы уничтожим, от того, что мы с вами промышляли-таки подделками на цинке, не отвертеться нам. Кранц внимательно посмотрел на своего ученика. — М-да, Валюх, — задумчиво заметил он, — тебе б после технаря своего на юридический податься бы… Грамотный «лепила» вышел бы из тебя! — Это следователь, что ли? — уточнил Валька, вспомнив, что некогда старик что-то объяснял ему по поводу этого жаргонного словечка. — Следователь, следователь, — с улыбкой подтвердил Кранц. — То бишь хмырь, который дела уголовные лепит будто, этот, как его, скульптор. Валька тоже улыбнулся. — Не, это дело не по мне. Людей в тюрьму сажать… Не смогу я, дядь Борь. Жалко. — Жалко у пчелки, — почему-то проворчал старик. — Ну да ладно. Раз уж разговор у нас с тобой зашел на эту тему, так давай сразу все и оговорим. Коль и в самом деле заявится к тебе из ментовки кто да пытать начнет — что ты, паря, мол, у старика в салоне делал, то округливай глазки филином, плечиками пожимай и говори, как ягненок пред закланьем: «Фото-о-гра-афии печатал, гражда-ании-и-ин начальник…» Вернее, не надо «гражданин начальник». Просто, «товарищ милиционер». Товарищ! И все. Понял? — Понял, — пожал плечами Валька. — Ну и молодец. А что касаемо цинковых пластин… Об этом и не думай. Для такого дела цинк — металл не шибко подходящий. — А какой подходящий? — Медь, вьюноша. Пластины из самой обыкновенной меди. — Вот как? — удивился Валька. — И что же? В остальном-то как? Все делается так же, как с цинком? Покрываем специальным составом, — начал перечислять он, загибая пальцы, — фотографируем то, что хотим изобразить, проецируем негатив на пластину, кладем ее потом травиться в раствор, потом закрепляем… Или процесс отличается?