Вакарис без труда догадался, что имеет в виду его собеседник, и осторожно уточнил: — Злой медведь, следует понимать, это вы — Валентин Петрович? — Может, и я, — вновь нацепив на лицо маску простодушия, пожал плечами тот. — Такой, знаете ли, медведь-шатун. — Это которого разбудили во время зимней спячки? — уточнил Вакарис. — Не только злой, но и голодный? — Ну, — пожал плечами Валентин Петрович, — если и голодный, то не настолько, чтобы кормиться у кого-нибудь с руки. Я персона иного полета, чтобы вы знали, — высокопарно заявил он. — А что шатун — так в этот термин я вкладываю иной смысл: много езжу, шатаюсь, так сказать, по стране и миру, утоляя личное любопытство и расширяя кругозор… По этой причине знаю достаточно разных интересных людишек. И им полезно иметь в знакомцах у себя подобного «шатуна». Зайдет вот меж ними спор какой порой, конфликтик вспыхнет… И кому тогда в посредниках выступать, дабы уладить дело? Меня кличут! Вот по этой-то причине, уважаемый Роберт Янович, меня к вам, в этот ваш скучный кабинетик, между прочим, и занесло. — Угу, вице-премьер, это звучит! — признал Вакарис. — Да только мне… Валентин Петрович перебил его, уточнив: — Я уже давно не вице-премьер. Так, в обыкновенных советниках теперь числюсь. Вице-премьером же меня просто по старой памяти зовут, а я и не возражаю. — Я хотел сказать, — продолжил Вакарис, интонацией голоса давая понять собеседнику, что уже пора переходить к основной теме его визита, — что, может, не в тот кабинетах вы попали? Зайдя в наш банк, вы, возможно, ошиблись адресом, уважаемый Валентин Петрович? Только на этой скромной московской улице их целых шесть штук! Видите ли, за последнее время у меня нигде и ни с кем не было никаких споров. Все конфликты я предпочитаю гасить в зародыше, по причине чего в услугах «шатуна» не нуждаюсь. Вице-премьер, который на деле оказался вовсе и не вице-премьером, приняв словесную игру, насмешливо хмыкнул. — Это похвально, Роберт Янович. Только не ошибся я адресом, уж будьте спокойны. В силу своего положения, я иногда владею такой информацией, какой позавидовала бы любая официальная силовая структура. А уж владельцу скромного банка о ней можно лишь мечтать. Она, информация эта, не просто конфиденциальная, а, как в свое время говорил незабвенный Аркадий Райкин, «спетф-цефит-ческая»[9]! — Что вы имеете в виду? — проявил нетерпение Вакарис. «Вице-премьер» усмехнулся, неторопливо поднес к губам чашку и отхлебнул из нее кофе с выражением лица, будто пьет крутой кипяток, хотя на самом деле к этому времени кофе уже успел остыть. Почмокав после этого губами, Валентин Петрович наконец-то решил заговорить о деле. — Хорошо, Роберт Янович. Я уже упоминал здесь о людях, питающих определенный интерес к вашему банку. Еще раз подчеркну — это весьма серьезные и могущественные господа! Все последние проверки вашего банка, ставлю вас в известность, инициированы именно ими. Эти господа мечтают любым способом выдавить вас со столичного рынка банковских услуг. — Это секрет Полишинеля, — сдержанно заметил Вакарис. — Давление, о котором вы говорите, я ощущал с того самого дня, как окунулся в банковский бизнес. Многие покушались на нас, да только зубки-то пообломали! — О, да, Роберт Янович! Банк ваш весьма устойчив, а лично против вас оказалось не так-то просто найти компромат. Однако смею заверить вас — это лишь дело времени. Найдут, Роберт Янович, обязательно найдут. Его, при желании, можно найти на каждого. На губах Вакариса заиграла осторожная улыбка. — И вы предлагаете мне отдать им банк, пока эти ваши серьезные люди, господин «премьер-шатун», не нарыли что-то против моей скромной персоны? — Да полноте вам! — Валентин Петрович махнул рукой. — Подобного у меня и в мыслях не было. Подобное, по крайней мере, глупо. Вопрос в другом. Краем уха я прослышал об одной вашей проблеме иного рода, к банковской деятельности отношения никакого вроде бы не имеющей… Роберт Янович слегка подался вперед. — О какой проблеме вы говорите? — тихим голосом осведомился он. — Ну, проблема… Это для вас проблема, а для меня просто обычная информация. Разрешить такую проблему для меня — раз плюнуть. Только с какого это я буду помогать вам? Денег мне от вас не нужно, в услугах ваших я не нуждаюсь. Но вот… Но вот есть такие люди, уважаемый Роберт Янович, которых мне хотелось бы видеть в своих должниках. Это очень серьезные люди! И по необыкновенному стечению обстоятельств это именно те господа, которые точат зуб на ваш банк. А теперь посмотрите сами, какую удивительную возможность в этой связи имею я: решая вашу проблему, прошу в награду же себе от вас не денег иль «любови дружеской», а всего лишь пойти навстречу этим самым господам — уступить им свой банк. Да не пугайтесь! — тут же поспешил успокоить собеседника «вице-премьер». — Речь идет не об отъеме банка, а о продаже — совершенно честной, по вполне справедливой цене, за хорошие деньги. Их бы вполне хватило вам на покупку любого другого банка, только в каком-нибудь ином месте, подальше от столицы. С вашей таинственной схемой работы с валютой, думаю, вы без труда раскрутитесь опять, только на этот раз уже никому не мешая. Ну, а в довесок ко всему, я позволю вам считать меня своим другом, и, если что… — О какой. Проблеме. Вы. Говорите? — отчетливо выговаривая слова, произнес Вакарис, пристально глядя на визитера. Поймав этот взгляд, Валентин Петрович отвел глаза и, сочувственно вздохнув, произнес всего одно слово: — Кристина. Глава 2 Близнецы. Магия денег Крытый теннисный корт частного подмосковного спорткомплекса в последнее время не часто оглашался звуками игры. Как-то незаметно схватки на корте среди привычных посетителей комплекса в последнее время утратили былую популярность. Возможно, причиной тому послужили веяния политической моды на иной вид спорта, а может, просто сами эти «посетители» постарели, и бегать, как прежде, с ракеткой за мячом у них просто не хватало сил. Однако в этот пасмурный ноябрьский день корт не пустовал. Часов с одиннадцати утра на нем шла игра — если, конечно, можно назвать игрой телодвижения двух респектабельных господ, облаченных в белые теннисные костюмы с символикой сочинской олимпиады. Форма эта, пожалуй, являлась единственным — если не считать ракеток в руках — знаком хоть какой-то принадлежности горе-игроков к теннису. Один из них — небольшого росточка, пузатый, с тройным подбородком и коротко стриженными седыми волосами на шишкообразном черепе, — громко ахнув, сделал подачу. Мяч попал в сетку, за которой послышался довольный смешок. Издал его, можно было подумать, близнец подававшего — настолько эти два игрока были похожи! Только у второго волос было поменьше — лишь на висках и затылке, да на носу красовались очки в золотой оправе. Чем-то он напоминал единственного советского президента — Михаила Горбачева. — Мазила! — беззлобно прокомментировал он удар соперника. — Да что-то сил уже не осталось… — с улыбкой выдохнул тот. — Может, прервемся? Да и вообще, скоро ли там наш гонец объявиться должен? Второй игрок взглянул на “Breguet”[10] на своей руке. — Пора бы, Сергей Ашотович. — Ну, так и давай, Стас Прокофьевич, прервемся. Эй! — крикнул кому-то Сергей Ашотович. — Давайте полотенца, наигрались. В тот же миг к «спортсменам» на полусогнутых бросились молодые люди в спортивных костюмах. Забрав у «теннисистов» ракетки, они вручили им по полотенцу и тут же испарились, словно призраки. В уютном уголке зала, за пределами корта, находился симпатичный журнальный столик с резными ножками и несколько приземистых кожаных кресел на колесиках. К ним и направился Сергей Ашотович с товарищем, похожим на Горбачева. На столике стояли бутылки с минеральной водой и пивом, стаканы. Друзья «упали» в кресла с выражением глубочайшего удовлетворения и истинного блаженства на лицах. В этот момент они казалась похожими друг на друга как никогда. Недаром в определенных кругах за этим необычным тандемом закрепилось прозвище Близнецы! Иногда слово это упоминалось, что говорится, всуе, но бывало, что звучало оно и чуть ли не зловеще. Причем они — эти добродушные с виду толстяки — не являлись какими-нибудь криминальными авторитетами. Нет, вроде бы всего лишь финансисты. Но столь влиятельные, что могли взять за горло любого, кто хотя бы мизинцем, хотя бы всего один раз притронется к банковской кредитно-денежной системе. «Коготок увяз — всей птичке пропасть!» Сейчас, отыграв сет, с минуту, наверное, они сидели молча, лишь изредка промокая лица полотенцами, пока Сергей Ашотович не обратился к своему недавнему сопернику: — А не выпить ли нам по пивасу, Прокофьич? — Увы, Сергей Ашотович, — вздохнул тот, — пока воздержусь. Печень, знаешь ведь. Я уж лучше, с твоего позволения, минералочки откушаю, — он потянулся за бутылкой. Как раз в этот момент дверь зала приоткрылась и неведомо чей голос за нею громко доложил: — Гость прибыл! — Приглашай, Русланчик! — крикнул в ответ Сергей Ашотович, а Станислав Прокофьевич, оставив минералку на месте, снова взглянул на свои часы: — Пунктуален, как немец! — Работа у него такая, — пожал плечами Сергей Ашотович. В зал буквально влетел некий лысый господин. Оглядевшись, он решительно, быстрыми шагами направился в уголок, облюбованный «Близнецами». — Господа, я приветствую вас! — зычным голосом крикнул он, протягивая обе руки вперед, словно желая одновременно совершить два рукопожатия. — И тебе — здравствуй, — довольно спокойно ответил ему Сергей Ашотович, а его компаньон ударил рукой по подлокотнику стоявшего рядом пустого кресла и сказал: — Садись, рассказывай! Вновь прибывший не заставил себя просить дважды. Сев в кресло, он вальяжно откинулся на его спинку и положил ногу на ногу. Однако, увидев на столике пиво, оживился: — С вашего позволения, господа… — сказал он и, не дождавшись разрешения, взял бутылку и наполнил чистый, как слеза, стакан янтарным напитком, вспенившимся густой белой шапочкой. — Ваше здоровье, господа! — поднял он стакан, после чего одним глотком осушил его чуть ли не наполовину. — Что, сушнячок? — усмехнулся Прокофьич. — Да какой там! — гость залпом допил пиво и, поставив стакан, промокнул губы тыльной стороной ладони. — Не поверите, господа, чем меня угощал только что наш с вами общий знакомый. Сергей Ашотович язвительно заметил: — Глядя на тебя, можно подумать, что тебе в глотку насильно влили изрядную порцию рыбьего жира. — Хуже, господа! — Что же может быть хуже? — осведомился Прокофьич, поправляя на носу очки. — Кофе, господа! — ответил гость, тут же поспешив уточнить: — Кофе из самого обыкновенного автомата. Можете себе вообразить? Наш банкир показался мне неслыханным скупердяем. Кабинет маленький, как монашеская келья. А ежели по интерьеру судить, то келья куда веселее смотрелась бы. Ни картиночки у него на стене, ни цветочка… — Ладно, Валентин, — назвав по имени, остановил его Сергей Ашотович, — хватит лирики. Рассказывай давай о результате. — Да что, собственно, рассказывать? — развел руками Валентин. — Все приготовленные карты я перед ним выложил, договорились, что до завтра он подумает над моим предложением. Ну, вот завтра, в полдень, все окончательно и решится. — И как, по твоему мнению, решится? — Думаю, положительно для нас. Куда он денется, Сергей Ашотович? Ваша идея с девчонкой — просто гениальная! Голос подал Станислав Прокофьевич: — А как он сам тебе показался? — Ну… — Валентин собрался было что-то ответить, да вдруг запнулся, словно спохватившись: «А что, собственно, говорить?» — Вообще, темная лошадка, скажу я вам, — ответил за Валентина Сергей Ашотович. — Что мы о нем знаем? Вакарис… Он что, грек?