— Работала в автосервисе пять лет. Гейл чуть не подавился водой, которую пил. Он поставил свой стакан рядом с винным бокалом и с изумлением уставился на девушку. — В автосервисе? — Глаза мужчины вновь забегали, изучая её лицо. — Угу, — Энди сделала еще глоток вина, — и на утилизаторе металлолома тоже. Гейл удивленно поднял брови, он не верил своим ушам. — Должно быть, у твоей семьи были очень трудные времена, раз ты работала на таких тяжелых работах. — В его голосе слышались уже знакомые Энди нотки сожаления. Девушка ухмыльнулась: «Какой же он наивный». — Автосервис и утилизатор принадлежат моему бывшему опекуну. Я работала на него. Она не планировала рассказывать это. Но почему-то, именно ему ей хотелось говорить правду, не утаивая ничего. Гейл заморгал, переваривая услышанное. Повисла пауза, кажется до него начал доходить смысл ее слов, потому что его глаза округлились, однако, чтобы быть уверенным, что он правильно её понял, он спросил: — Ты… хм… Работала там, помогала ему? Хм, в смысле, в свободное время? Помогала ему с работой? Наверное, профессор никогда не сталкивался в живую с вещами типа использование детского труда, да и еще без оплаты. Такие люди как он обычно читают о подобном в газетах или слышат в новостях, забывая об этом на следующий день, если не раньше. Энди думала соврать ему, чтобы сберечь его систему ценностей, но он определенно имел на девушку какое-то воздействие, побуждая её продолжать. — Мы работали… Я и другие дети. — Начала Энди, — Вы все правильно поняли, профессор, он использовал нас как средство к достижению своей цели — обогатиться. Первый абсолютный императив Канта. — Она горько улыбнулась про себя. Канта и его абсолютные императивы они проходили на втором уроке «Деловой Этики». То, что профессор пребывал в шоке это еще мягко сказано: его лицо вытянулось, а в глазах промелькнула гамма эмоций, удивление, злость и сострадание. Он несколько раз открыл и закрыл рот в попытке что-то сказать. Да, он определенно был не готов к такому раскладу. Повисла неловкая пауза, во время которой принесли антипасти, но никто из них не притронулся к морепродуктам. Овладев собой, Фрилинг произнес: — Извини, я не должен был этого спрашивать, тебе должно быть неприятно об этом говорить. Андреа отвела взгляд от его лица, анализируя свои чувства от ее «исповеди». На удивление, она не чувствовала стыда или какого-то другого эмоционального дискомфорта, на душе девушки было легко… Тяжкий груз обиды и злости на опекуна вдруг покинул её сердце, уступая место тому, что люди называют прощением. — Нет, — медленно проговорила девушка, — наоборот, мне сейчас очень даже хорошо. Это в прошлом. Это сделало меня такой, каковой я являюсь сейчас и в итоге привело меня сюда. Я ни о чем не жалею. — Она говорила искренне. Если бы не этот старый извращенец, Она бы не встретила Патрика, не поступила в MIT и не познакомилась бы со своими друзьями и, в конце концов, не встретила бы профессора Фрилинга. Тот пристально посмотрел на девушку, но ничего не сказал. 10 — Теперь мой черед спрашивать. — Проговорила Энди, поддевая вилкой жареную устрицу и кладя себе в тарелку. Она подмигнула ему, тем самым разряжая обстановку. Гейл откинулся на спинку стула, показывая тем самым, что он готов отвечать. — Как вы получили свой шрам? Я все хотела это узнать с самого первого дня… — Она хотела сказать: «как мы познакомились», но вместо этого произнесла: — как вы начали преподавать у нас. Тот улыбнулся и ответил: — О, это ни для кого не секрет, — начал он, — вы, наверное, не поверите, но в юности я играл в хоккей. Энди представила молодого Фрилинга в хоккейной форме на льду, яростно раскидывающем своих противников, вышибая им зубы. Да, при его габаритах ему вполне подходило быть хоккеистом. — В Вашингтон Кэпиталз, за юношескую сборную. Это был матч с Нью-Йоркцами, которых мы на дух не переносили. В итоге, игра переросла в групповую драку. У меня слетел защитный шлем. В общей давке я упал и меня порезало коньком одного из игроков. От его слов Энди поежилась на стуле, коньки были очень острыми, как она слышала. Тем временем Гейл продолжал: — Он не просто рассек мне лицо, но и шею. Драка сразу прекратилась, когда увидели, как кровь хлынула из меня. Я потерял сознание, когда командный врач склонился надо мной. Очнулся уже в больнице, весь перебинтованный. Доктор сказал это чудо, что лезвие не задело глаз. — Должно быть очень больно, — произнесла Энди. Она представила на секунду каково это получить такой порез, отчего ее щека похолодела. — Все произошло слишком быстро, сам порез я не почувствовал, только ужасное жжение после, будто тысячи раскалённых иголок колют тебе края твоей раны. Хирург, что накладывал мне швы, был очень талантливым, теперь лишь тонкая полоска шрама служит мне напоминанием об этом. — И после этого вы перестали играть? — Нет, не после этого, хотя моя мать настаивала. Я вернулся на лёд через две недели после случившегося. Еще через год я травмировал колено, для спорта травма была не очень серьезная, через полгода я бы вернулся, но я решил оставить хоккей как профессиональный спорт. Пока профессор рассказывал о своем хоккейном прошлом, принесли главные блюда. У Энди округлились глаза от увиденного: огромная порция пасты с креветками и кусочками красного перца. Она накрутила пасту на вилку и отправила содержимое в рот. От гаммы вкусов девушка застонала от удовольствия, что не укрылось от Фрилинга. На мгновение он бросил на неё хищный взгляд, но тут же погасил его. Андреа покраснела до ушей. Он кивнул ей, тем самым показывая, чтобы она продолжала наслаждаться едой, с интересом наблюдая за ее реакцией. — Рад, что тебе нравится. — Каким-то не своим голосом произнес профессор. Энди решила отвлечь мужчину от созерцания того, как она ест, спросив: — Как продвигается ваша статья? Это сработало. Пока они ели, он увлеченно рассказывал о чем пишет, с какими компаниями работал в Филадельфии, каких людей встречал. В один момент он прервал свою тираду, посмотрев на что-то, что находилось за спиной девушки, изменившись в лице. Он нахмурился, в его взгляде проскользнула злость, смешанная с отвращением. Девушка повернула голову, желая самой увидеть, на что так уставился профессор, и ее сердце замерло к ним шел никто иной как декан Фокс. Девушка развернулась обратно и с ужасом уставилась на профессора, тот уже успел к тому времени овладеть своим лицом, продолжая пристально смотреть на приближающегося декана ничего не выражающим взглядом. Тем временем тот подошел к их столику, а Энди перестала дышать. Профессор учтиво поднялся, протягивая тому руку: — Профессор Фокс. — Профессор Фрилинг. Мужчины пожали друг другу руки, после чего Гейл сел на свое место. Фокс повернулся в сторону девушки, посылая ей улыбку, от которой по спине Энди прошелся холодок. — Добрый вечер, мисс, — он пристально смотрел в глаза девушки. На что Андреа лишь коротко кивнула, она не могла вымолвить ни слова. Черт, черт, он меня узнал! — Пронеслось в мозгу Энди, — Вот дерьмо! — Извините, что прерываю, — мужчина вновь повернулся к Фрилингу обращаясь к нему, — просто я увидел вас здесь и решил поздороваться. Гейл пристально смотрел на декана, колени девушки задрожали, она глубоко дышала, пытаясь не выдать своего испуга, неотрывно следя за реакцией мужчины, пытаясь понять, узнал ли он в ней одну из студенток. Вдруг она почувствовала приятное тепло, профессор накрыл кисть Энди своей большой ладонью. О Боги. — Мы с Гейлом работаем вместе, — пояснил Фокс, вновь обращаясь к девушке, — может представишь нас, Гейл? Эта просьба больше прозвучала как приказ. — Знакомьтесь, — хриплым голосом начал профессор, — Мартин Фокс, декан MIT. Мисс Андреа Донован, — проговорил профессор, посылая ей ободряющий взгляд. Он что, только что погладил ее тыльную сторону ладони большим пальцем? Энди готова была разорваться на части от такого диссонанса. С одной стороны — ладонь профессора поверх ее, которая посылала девушке волны успокаивающего тепла. С другой — страх, который окутал ее при виде этого белого демона (декан был альбиносом), отчего сердце девушки лихорадочно билось. — Очень приятно, мисс Донован. Он протянул свою мертвецки бледную руку, в которую Энди вложила свободную ладонь. У него была очень холодная рука, под стать своему хозяину. Альбинос продержал руку девушки чуть дольше положенного, а потом отпустил, деликатно кланяясь: — Не смею вам более мешать. С этими словами тот удалился, Энди заметила, что Гейл проводил его стеклянным взглядом. Она шумно выдохнула и потянулась к бокалу вина, чтобы успокоиться, ладонь мужчины все также покоилась на ее. Гейл нарушил молчание первым: — Не волнуйся. — Произнес он, пристально глядя на девушку, — Он вряд ли узнал тебя. Все-таки, в MIT одиннадцать тысяч студентов, невозможно всех запомнить, даже Фоксу это не под силу. Но, всё равно, постарайся пару недель избегать деканата. Энди кивнула. Вино разливалось по ее телу приятным теплом, посылая короткие импульсы в разнообразные части тела. Мужчина медленно убрал свою руку, возвращаясь к прерванной трапезе. Остаток вечера прошел без инцидентов. Покончив с десертом, мужчина позвал официанта и попросил счет. Оплатив его, он посмотрел на Энди и спросил: — Пойдем? Она кивнула, сказочный вечер подходил к концу. Они встали с места, в одно мгновение Гейл оказался совсем близко от девушки, накидывая на нее плащ, его руки задержались на ее плечах, отчего ее сердце забилось еще быстрее.